И она с ужасом задумалась. Когда же это кончится? Ты совершаешь одну глупость, и потом пытаешься ее исправить, а когда исправляешь, что-то другое идет не так. И когда это кончится?

Миссис Прост зачаровано наблюдала за ней.

— Все, что сделала, просто станцевала, — сказала Тиффани.

Миссис Прост положила руку на ее плечо.

— Дорогуша, думаю, придется станцевать вновь. Могу я по этому поводу предложить тебе, Тиффани Болит, сделать кое-что разумное?

— Да.

— Прислушайся к моему совету, — сказала миссис Прост. — Обычно я не разбрасываюсь бесплатными советами, но иногда дешевле действовать превентивно, как в случае с тем хулиганом, собиравшемся бросить камнем в окно. Так что я в хорошем настроении для добрых дел. Есть одна дама, которая, я просто в этом уверена, будет рада с тобой побеседовать. Она живет в городе, но как бы ты ни пыталась ее отыскать, ты ее не найдешь. Она сама тебя моментально разыщет. Так вот совет, когда это случится, выслушай очень внимательно все, что она тебе скажет.

— Так как же мне ее отыскать? — переспросила Тиффани.

— Ты увлеклась самокопанием и совсем меня не слушала, — ответила миссис Прост. — Она сама тебя найдет. И ты поймешь, когда это произойдет. Ах, да, — она сунула руку в карман и достала оттуда небольшую круглую жестяную баночку, которую открыла, поддев черным ногтем. Воздух тут же стал колючим. — Нюхнем? — спросила она, протянув ее Тиффани. — Мерзкая, конечно, привычка, зато прочищает трубы и помогает думать.

Она взяла щепотку темного табака и высыпала на тыльную сторону ладони, откуда втянула носом, сопровождая звуком, похожим на хрюканье, только в обратную сторону. Старушка закашлялась, проморгалась раз, другой и сказала:

— Да, но конечно «бурый призрак» не всем нравится, но полагаю, они считают его частью ужасного ведьмовского образа. Кстати, думаю, нам скоро подадут ужин.

— Они еще и собираются нас кормить? — спросила Тиффани.

— О да, очень прилично, хотя вино в прошлый раз, на мой взгляд, было не очень.

— Но мы же в тюрьме.

— Нет, дорогуша, мы в камере в полицейском участке. И хотя никто в этом не признается, нас заперли для нашей же безопасности. Понимаешь, других запирают снаружи, и хотя порой полиция поступает глупо, но она не может всем добавить ума. Им известно, что ведьмы нужны. Что нужен кто-то не обличенный официальными должностями, кто отличал бы правильное и неправильное, и когда правильное оказывается неправильным, и наоборот. Миру нужны такие люди, которые могут действовать на грани. Ему нужны те, кто может справляться с шишками, с неудобствами и мелкими проблемами. В конце концов, практически все мы люди, практически все время. И практически каждое полнолуние капитан Ангва приходит ко мне за снадобьем от чумки.

Снова появилась табакерка.

Спустя какое-то время Тиффани произнесла:

— Но ведь чумка — собачья болезнь.

— Или вервольфов.

— Ох. А я-то думала, что в ней странного?

— Учти, что она сдерживает себя, — сказала миссис Прост. — Она делит спальню с капитаном Моркоу и никого не кусает, хотя, если подумать, возможно она кусает капитана Моркоу, но, уверена ты согласишься со мной, меньше знаешь, крепче спишь. Иногда то, что разрешено не является правильным, и порой только ведьма умеет распознать разницу. Иногда копы тоже могут, если это правильные копы. Умным людям это известно. Дуракам нет. Но проблема в том, что дураки могут быть оч-очень умными. И да, кстати, твои шумные маленькие приятели свалили.

— Да, — ответила Тиффани. — Я знаю.

— Разве не позор, учитывая что они клялись страже остаться? — Миссис Прост видимо нравилось сохранять гадкую репутацию.

Тиффани прочистила горло.

— Что ж, — сказала она. — Полагаю Роб Всякограб сказал бы что есть время когда нужно держать слово и когда стоит его нарушить, и только Фигл поймет когда наступит такой момент.

Миссис Прост широко улыбнулась.

— Можно сказать, мисс Тиффани Болит, ты родилась в городе.

Когда дело доходило до охраны вещей, которые не требуют охраны, возможно потому, что никто в здравом уме не вздумает их красть, капралу Шнобсу из городской Стражи не было равных среди людей — что лучше всего, за неимением иных представителей его биологического вида, его описывало. В данный момент он стоял в темноте и охранял руины «Головы Короля», попыхивая ужасной самокруткой, состоящей из окурков предыдущих ее реинкарнаций, новой папиросной бумаги и большого числа вдохов получившегося кошмара, пока оттуда не появится дымок.

Он даже не заметил, что чья-то рука приподняла его шлем и вряд ли заметил удар по голове, и уж точно не почувствовал, как чьи-то мозолистые руки уложили его бессознательное тело на землю и сверху прикрыли шлемом.

— Ну, лады, — сказал Роб Всякограб громким шепотом, осматривая почерневшие головешки. — У нас мал-мала времени, так что…

— Так, так, я знал, что вы, редиски, вертаетесь обратно, и дождался своего, — раздался голос из темноты. — Як псина возвертается к подписанному столбику, яки дурачина возвертается к евонной глупости, так и злодей возвертается на место ихнего злодеяния.

Стражник известный как Двинутый Крошка Артур чиркнул спичкой, что для Фигла было равнозначно отличному факелу. Раздался щелчок и перед ним на землю упало нечто размером со щит для Фигла, но на самом деле являвшееся человеческим полицейским значком.

— То для вас, вы мелкие дурни, значит, что я не на службе? Я не можу быть полицейским, кады без значка, уразумели? Просто хотел изведать, почему вы бродяги верно балакаете, как и я, потому что я-то не Фигл.

Фиглы разом посмотрели на Роба Всякограба, который пожал плечами и ответил:

— А кто ж, по — твоему, ты, блин, такой, а?

Двинутый Крошка Артур провел рукой по волосам, и оттуда ничего не выпало.

— Вейли, моя маманя и папаня растолковали мне, что я типа гнома, как и они…

Он замолчал, потому что все Фиглы повалились на землю с хохотом, дрыгая ногами, а это могло затянуться.

Двинутый Крошка Артур некоторое время наблюдал за этим, а потом гаркнул:

— Мне не до смеху!

— А разе ты сам себя не слышишь? — спросил Роб, вытирая глаза. — Ясен пень, что ты балакаешь на фигле! Разе твои папаня с маманей те не растолковали? Мы Фиглы урождаемся, умеючи балакать.

Кривенс! То как псине уметь гавкать. И не убеждай мя, что я гном. Не то потом заявишь, что я пиксти!

Двинутый Крошка Артур посмотрел вниз на свои ботинки.

— Те боты мне сварганил папаня, — сказал он. — А я дажно не сумел сказануть ему, что не люблю носить боты. Ведаешь, сотни лет семья мастрячила и починяла боты, а у меня ботничать не заладилось, и единожды старейшины собралися на сход и объявили, что я подкидыш. Кады они кочевали на другое место то нашли меня в махоньком кулечке у дороги рядом с ястребчугой, который скрал меня из моейной колыбельки и которого я задушил до смерти. Они подобрали меня и обогрели, и распределили к своим деткам. Старейшины кинули шапки и порешили, что хотя они рады меня оставить, потому как я мог закусать лису досмерти и все такое, но настал мой час поглазеть на больший мир и изведать кто мой своячий люд.

— Ну, парниша, ты их разнискал, — заявил Роб, хлопнув его по спине. — Хорошо, что ты послухал стариков — ботников. То они тебе мудрость сказанули, не сумлевайся.

Мгновение он колебался, но потом добавил:

— Однако ж, тут една закавыка, не пойми за обидку, но ты ж — полисмейстер. — И просто на всякий случай немного отпрянул в сторону.

— Точняк, — с удовольствием согласился Двинутый Крошка Артур. — А вы толпень вороватых пьянчуг, нечестивцев и правопорушителей без единого почтения к поголовному кодексу.

Довольны Фиглы дружно закивали, а Роб Всякограб сказал:

— Ты не будешь супротив, ежели к слову пьянство добавить «беспорядочно»? Мы не хочим в этом вопросе упускать детальцы.

— Ага, и еще улиткоборцы, верно Роб? — радостно добавил Вулли Валенок.