И последняя идея Слащева. Он предлагал способ, как ликвидировать в крымских горах отряды зеленых. Для этого необходимо сплотить на национальной основе татарское население и организовать в Крыму татарские войска, наподобие кубанских. Татарское население перестанет поддерживать красных партизан продуктами, а без продуктов они существовать не смогут.
Врангель с легкой улыбкой долго смотрел на стоявшего в дверном проеме Слащева, затем торопливо пересек кабинет и обнял его. Слащев, давно ждавший этой встречи, растроганно прислонил голову к плечу командующего и подавил в себе глубокий вздох.
– Ну, полноте, Яков Александрович! – поглаживая по спине, Врангель стал добродушно успокаивать взволнованного опального генерала: – Вижу, лечение пошло тебе на пользу. Выглядишь, как новобранец.
– Все верно, ваше превосходительство! Я здоров, возраст призывной, но прожигаю жизнь в безделье. Если не найдёте мне подходящую моему опыту должность, уйду на фронт простым солдатом, – обиженно сказал Слащёв.
– Зачем же такие крайности! Ты, Яков, нужен мне генерал-лейтенантом, – подводя Слащева к дивану и усаживая, сказал Врангель. – Но скажи, мой друг, к чему этот твой маскарад?
– К цивильному, ваше превосходительство, не привык, а в военном, в связи с отстранением меня от должности, ходить не могу. А эта форма мне нравится, она еще пахнет дымом былых славных сражений и обязывает блюсти честь и достоинство.
– Ты, Яша, не пробовал писать стихи? – с едва заметной иронией, но ласково, как у больного, спросил Врангель. – Уверен, у тебя бы это хорошо получилось.
– В последнее время меня все больше привлекают рапорты и докладные записки. Тоже, если вдуматься, вполне литературный жанр.
– Читал. Убедительно излагаешь. И мысли вполне разумные и здравые. О том же запорожском казачестве. Но, к сожалению, ты высказал их с некоторым опозданием. О каком казачестве предлагаешь нам печься, коль и Таврия, и все Сечи запорожские уже скрываются за кормой нашего парохода. Мы – в родном тебе Крыму. И наша задача продержаться в нем до весны. А потом… потом ты будешь мне очень нужен.
– Ну а сейчас? – в упор спросил Слащев. – Сейчас, что я не очень нужен?
– Нет, ну почему же! С сего дня ты поступаешь в распоряжение генерала Кутепова. Приказ об этом я подпишу уже сегодня. Но ты не торопись. Приведи в порядок накопившиеся дела, и с Богом – за дело!
– Спасибо, Петр Николаевич, за доверие. Постараюсь оправдать. Только пришел я не только за должностью… Позвольте высказать вам некоторые мои размышления, возможно, они покажутся заслуживающими внимания.
– Только коротенько, – попросил Врангель. – Меня сегодня еще ждут газетчики. К тому же, я сегодня возвращаюсь в Севастополь, поскольку на завтра там уже назначены важные встречи.
– Совсем коротко. Я тоже, как и вы, ваше превосходительство, думал о предстоящей весне. Нам нужно заранее, на протяжении зимы, а она здесь короткая, привлечь на свою сторону как можно больше населения. Главным образом крестьян. Как вы знаете, ряды наших войск в основном пополняют именно крестьяне.
– Против этого трудно возразить, – сказал Врангель. – Но каким образом ты предлагаешь привлечь к нам крестьян?
– Крестьянин, ваше превосходительство, воюет не за идею. Это мы умираем за идею. А крестьянину нужна земля. Большевики уже давно взяли на вооружение эту мысль. Лозунг «Фабрики – рабочим, земля – крестьянам» они хорошо эксплуатируют, благодаря чему пополняют людьми свою армию. Но фактически, ни фабрики рабочим, ни землю крестьянам они так еще пока и не отдали. Но обещают. Уже несколько лет обещают. И лозунг как был, так и остается лозунгом. Люди постепенно перестают большевикам верить. Нам надо перехватить у них этот лозунг.
– И каким же способом ты предлагаешь это сделать? – Врангель внимательно воззрился на Слащева.
– Манифестом, подробным и убедительным. Очень доходчивым по языку, понятным даже самому неграмотному крестьянину. Скажем, каждому крестьянскому двору – не менее пятидесяти десятин земли. Или каждому едоку – по три десятины.
– Но ведь примерно это же заявили и большевики. Почему ты думаешь, что нам поверят? В чем разница?
– Разница, Петр Николаевич, в том, что мы вслед за манифестом на протяжении зимы проведем здесь, в Крыму, межевание и раздадим землю. Крестьянин перестал верить словам, а мы вслед за словами начнем совершать дела. Слух об этом разойдется по России.
– Ах, Яков, если бы это было все так просто, – вздохнул Врангель. – У меня уже третий месяц работает земельная комиссия. Горы бумаги исписали, все между собой перессорились, толку – чуть. Но ты изложи для меня эти свои размышления. Попрошу комиссию ознакомиться и обсудить.
– В шею ее разогнать, эту вашу комиссию! – мрачно сказал Слащев. – У них там никто за сохой не ходил. Думают, что хлеб на деревьях растет.
Врангель встал, давая Слащеву понять, что аудиенция закончилась.
Слащев тоже подхватился с дивана и торопливо сказал:
– Ещё одна мысль, вполне сумасшедшая, но, возможно, она покажется вам более привлекательной…
– Ну, Яков Александрович! Ты злоупотребляешь моим добрым отношением к тебе! – укоризненно сказал Врангель. – Выкладывай! Только, пожалуйста, конспективно. У меня сейчас каждая минута дороже золота.
– Я коротко. Это о материальном положении солдат, офицеров и их семей. И обо всем остальном, что упирается в деньги. Наша казна пуста. Денег практически нет. На наше жалованье даже кошку не прокормишь.
– Ты, Яша, рассказываешь мне то, что я и сам хорошо знаю. Мы союзникам задолжали миллиарды, – насупился Врангель. – Если у тебя есть какие-то дельные предложения, высказывай. Временем на пустопорожние разговоры я не располагаю, извини.
– Высказываю. Надо привлечь частный капитал. Все богачи в основном находятся здесь, в Крыму. Они надеются уже весной вместе с армией вновь вернуться в свои дома.
– Ну, надеются. И что из того? – нетерпеливо переспросил Врангель. Он уже сердился сам на себя за то, что согласился встретиться со Слащевым.
– Мысль простая: все имущие слои населения должны сознательно отдать половину своего состояния, в чем бы оно не заключалось, на финансовое и экономическое развитие России, – четко сказал Слащев и поднял глаза на Врангеля, пытаясь понять, какое впечатление произвели на командующего его слова.
– Мы – здесь, а имущество их – там, в Совдепии, – уже с некоторой долей иронии сказал Врангель. – Так в чем же твоя новация?
Слащев понял, что его идея, не в одну бессонную ночь продуманная и казавшаяся ему такой простой и в то же время спасительной для России, не «зацепила» главнокомандующего. Впрочем, он только начал ее излагать, он еще не высказал самого главного. И он торопливо продолжил:
– Технически это выглядит так. Они передают юридические обязательства на передачу половины имущества и других ценностей в собственность государства. Представляете, какой возникает фонд? Он послужит основанием для выпуска денежных знаков с правом их хождения наравне с любой другой валютой. Под такое обеспечение заграница с удовольствием станет нас кредитовать. Совдепия же лишится кредита, так как всё имущество на её территории окажется уже заложенным.
– Интересно, Яша, – остановил Слащева Врангель, думая при этом, что Слащев, вероятно, все еще не отказался от употребления кокаина. Только сейчас он заметил, что его глаза лихорадочно блестят, говорит он торопливо и каким-то полушепотом, словно открывает некую великую тайну.
– Представляете, ваше превосходительство, большинство необходимых нам потребительских товаров, вооружения, обмундирования заграница станет охотно нам пос…
– Это очень интересно, – на полуслове оборвал Слащева Врангель и сделал несколько шагов в сторону выхода из кабинета. Слащев последовал за ним.
– Этот вопрос мы несомненно в ближайшее же время подробно обсудим, – Врангель ободряюще похлопал Слащева по спине. Уже возле двери он сказал: – Вот уж не думал, что ты обуреваем такими государственными мыслями. Похвально! Надеюсь, после завершения войны тебе найдется достойное место в цивильном правительстве.