– Инструмент с ним?

– Конечно. Я тут все разузнал. Вот на этой машине он влетел в окно.

– Я заметил.

– Да. Он вытащил виолончель и…

– Если опять уйдет, знаешь, что будет?

– Не в этот раз… Даже, если не здесь, на улице сразу возьмем. Его ранили… Кровь на пиджаке, и служащие магазина говорят, что он сильно хромал. Или мы его зацепили, или те с вертолета… Но, возможно…

– Кто они?

– Которые? А!.. Колумбийцы. Может, азиаты. Может, и агентство. У них тут два филиала. Кто угодно может быть. Только им уже ничего не светит. Он наш.

– Жаль Кубинца. Бедняга! Свои же сдали, – сочувственно сказал Рэм. Поднял с полу тюбик с губной помадой и подошел к стене. Вскоре ее украсил странный рисунок – большой красный, в человеческий рост, футляр от виолончели.

– Скажи, Фил, как жить на свете, полном предательства? А?!

– Да, уж… – подумав, согласился носатый. – И сколько нам это стоило… Честных так трудно купить…

– Что у нас со временем?

– С властями я договорился…

– К черту местных… Тут хватает охотников за головами. Мне здесь неспокойно. Поторопись. Поналетят коршуны, постреляют нас в этом скворечнике.

Где-то послышались глухие пистолетные выстрелы. Рэм и Фил переглянулись.

– Это наверху, – сказал носатый. – Сейчас его возьмут.

Неудобная, громоздкая виолончель шаркала о стены, с гулким звоном ударялась о дверные косяки, выскальзывая из потных ладоней. Подниматься было все труднее. Боль в ступне, топот преследователей, взмокшая спина и растерянные взгляды офисных аборигенов удручали до бесконечности. Но над всем этим довлела мысль об ошибочном выборе жизненных ориентиров. Контраст между реальностью и давно обозначенными идеалами счастья поражал.

Кубинец остановился перевести дух, склонился над перилами и встретился взглядом с одним из преследователей. Раздался выстрел. Пара сантиметров, и пуля раздробила бы его мужественную челюсть.

«Между нами этажа четыре, – размышлял Кубинец. – Надо менять тактику, а то ведь и обогнать могут…» – он скользнул в дверь на этаж и похромал по коридору. Слева дверь заперта и справа на замке. Выбил ногой. За ней еще одна. Эта поддалась. По столам, мимо вешалок, пиджаков и моргающих ресниц, сквозь «охи» и запоздалые угрозы завернул за угол, потом в коридорчик. Тупик. Глухое окно разбил стулом. Инструмент в правой, левой за трубу и вниз… не спеша, не спеша… Спустился на три этажа. Раздался скрежет. Труба подалась от стены. Еле успел схватиться за карниз. Подтянулся на одной руке, разбил стекло инструментом, бросил его внутрь, а сам следом. Вовремя: по карнизу защелкали пули.

«Или мне так страшно, или я, и впрямь, не в такой уж плохой форме…»

Коридоры, двери, окна. С этажа на этаж. По шахте лифта, по тонкому выступу на внешней стене… Не отстают, гонят и наступают на пятки. Свистит железо, впивается в столы, бьет окна, сечет стены…

«И так не получается, – размышлял Кубинец. – Без оружия совсем грустно. Надо рисковать».

Светлый кабинет, сквозные двери, пара столов, компьютеры, принтеры и две девушки как часть интерьера неподвижно склонились над рожающим факсом. Кубинец скинул пиджак, швырнул под стол, туда же виолончель, сам подскочил к стулу, уселся, схватил ручку и, потрясая ею, зло крикнул:

– Верочка, и не смотрите на меня так! Да с такой работой вам не то, что в бухгалтерии!.. В пересыльной тюрьме щи разливать не доверят! Понимаете?! Платежей нет! Так вы еще мне палки в колеса будете ставить! Второй квартал запороли! Где отчет по дебиторке?!.

Ответа не последовало. С шумным треском с петель сорвалась дверь. Трое ворвавшихся промчались мимо, словно табун, страшный в своем животном безумии.

Кубинец постучал по столу пальцем, прикрикнул на девушек:

– Не отвлекайтесь! – Затем не спеша поднялся, забрал свои вещи и, предупредив, что к этому разговору они еще вернутся, удалился.

Верхние этажи – самые оживленные. Все офисы нараспашку, в коридорах столы с табличками, автоматы с кофе, пахнет столовой. Здесь по одному почти не ходят, – все группками, со своими разговорами, терминами. Они могли бы основывать народы. У них уже своя культура, наречия и лозунги… Конечно, разные сюда захаживали, но появление такого большого количества вспотевших, злых и уставших незнакомцев настораживало.

– Да кто они такие? – возмущались аборигены, потягивая кофе из пластиковых стаканчиков.

– Может, налоговая? – предположил задумчивый парень в белой рубашке с заляпанным чернилами рукавом, обращаясь к симпатичному мужчине с мужественным загорелым лицом. Мужчина был никто иной как Кубинец. Он подошел всего минуту назад, но уже успел внушить присутствующим уважение и легкий трепет.

– Не думаю, – ответил он, по-товарищески хлопая парня по плечу.

Все, кто были рядом, уже знали: он будет, как минимум, замом. «Вопрос решен» – он сам так и сказал по секрету.

По столам, мимо вешалок, пиджаков и моргающих ресниц, сквозь «охи» и запоздалые угрозы завернул за угол, потом в коридорчик.

– Ну а с кадрами как в этом месяце? – спросил он у того же молодого человека. – Много уволилось?

– В этом никого, а в прошлом да. Взяли нового кадровика, и вроде бы…

Кубинец ухмыльнулся и небрежно отмахнулся.

– Вижу, не в курсе… Этого будем менять… Как тебя зовут, еще раз?..

– Михаил.

– Михаил, пусть мне принесут кофе, а сам пододвинься: лишние разговоры ни к чему, потолковать надо.

– Вы и так мой забрали, но… Антон! – окликнул он коллегу. – Принеси пожалуйста два, мне и вот… товарищу… Со сливками… хорошо?..

– Контора продается… почти продана, чего хитрить. Ваш шеф уходит на третий этаж, там уже и ремонт сделали, он не говорил?

– Нет.

– Не переживай так. Чего побледнел? Ты останешься. Но тут уволю каждого второго. Мне этот бардак, это осиное гнездо – вот где! – в сердцах постучал ребром ладони по шее. – Ты согласен? Пока молчи. От тебя мне срочно – видение, ТВОЕ видение дальнейшего развития предприятия. Нужны цифры. Реальные. «Липа» не прокатит.

Михаил подавился слюной.

– Я, признаться, тут второй месяц только… Простите… Забыл, как вас зовут?

– Я не представился?., хм… Валентин… Сипягин Валентин… Не слыхали?

– А вы не видели здесь человека с такой большой скрипкой? – доносилось из конца коридора.

Очередная группа потных людей в пиджаках, шаркая и стуча каблуками, появилась и исчезла в офисных дверях. Один человек задержался, посмотрел на затылок Кубинца, заглянул в лицо его собеседнику и исчез.

– Черная такая, большая… Виолончель… Да, виолончель… – доносилось не очень отчетливо.

– Ищут кого-то, – сказал Михаил.

– Да не наше это дело, – недовольно кривясь, произнес будущий новый начальник. – Не отвлекайся на мелочи, – Кубинец принял у Антона кофе. – Ты думай, как… – взглянул на дверную табличку с названием организации и закончил фразу, – как «Фемиду» из этой пропасти вытаскивать. Это не экономика, Миша… В ясельках к делу серьезней относятся!..

– Вы виолончель за дверь поставили, я видел…

Кубинец покачал головой и разочарованно отмахнулся.

– Не с тем я, видно, толкую. Ошибаюсь я редко, но, видимо, это тот самый случай. Пеняй на себя!..

Он уже бежал по коридору с громоздким инструментом на плече, когда позади послышалось:

«Валентин! Извините, не знаю вашего отчества! Я не хотел вас обидеть! Я сделаю! Я подготовлю! Я все подготовлю!..»

И были еще этажи.

Человек со скуластым лицом фамильярно обнимал за талии девушек, говорил что-то не к месту. А когда мимо него проносились странные люди, он хватал что-то спрятанное за дверями распахнутых офисов, похожее на большую скрипку, и торопился скрыться в противоположном направлении.

На двадцатом этаже загорелый мужчина помогал секретарше Любочке поливать цветы и объяснял, почему лишняя влага – это плохо. Девушка зачарованно слушала, как застоявшаяся в корнях вода превращается в яд, тянется вверх по стебелькам и уничтожает алые бутоны.