– Надеюсь, вы выберете что-нибудь стоящее. Не подумываете об университете или о чем-нибудь подобном?

– Нет, – сказала Эльвира, – боюсь, я для этого не достаточно умна. – Она помолчала и добавила: – Полагаю, вам пришлось бы согласиться на все, чего мне захочется.

Проницательные глаза Эджертона впились в нее.

– Я один из ваших опекунов, в соответствии с волей вашего покойного отца, это так, – сказал он. – Посему у вас есть право обращаться ко мне в любое время.

Эльвира вежливо поблагодарила.

Эджертон спросил:

– Вас что-нибудь беспокоит?

– Нет. Не совсем. Видите ли, просто я ничего не знаю. Никто мне никогда ничего не рассказывал. А не всегда хочется расспрашивать.

Он внимательно взглянул на нее:

– Вы имеете в виду себя саму?

– Да, – сказала она. – Как хорошо, что вы меня понимаете. Дядя Дерек… – Она запнулась.

– Вы имеете в виду Дерека Ласкомба?

– Да. Я его всегда называла дядей.

– Понятно.

– Он очень добр, – сказала Эльвира. – Но он не такой человек, который станет тебе что-то рассказывать. Он просто все устраивает и вечно выглядит озабоченным, не зная, нравится ли мне то, как все устроено. И он, конечно, всех слушает – женщин, я имею в виду, которые ему всякое там рассказывают. Вроде графини Мартинелли. Он для меня организует школы и прочие заведения.

– А это не те заведения, где вы хотели бы учиться?

– Нет, не в этом дело. С этим было все в порядке. То есть это были такие заведения, где учатся все.

– Понятно.

– Но я о себе самой ничего не знаю, вот в чем беда. Ни сколько у меня денег, ни что я с ними могу делать, если захочу.

– В сущности, – сказал Эджертон со своей обаятельной улыбкой, – вы хотели бы поговорить о состоянии дел. Так? Ну что ж, я думаю, это в порядке вещей. Постойте-ка. Сколько вам лет? Шестнадцать, семнадцать?

– Мне почти двадцать.

– Да что вы говорите? Я и не предполагал.

– Видите ли, – сказала Эльвира, – у меня все время такое чувство, что меня оберегают и ограждают. Это, конечно, с какой-то стороны очень мило, но бывает, что и раздражает.

– Да, подобное отношение уже не годится, – согласился Эджертон, – хотя мне кажется, Дереку Ласкомбу оно может представляться самым подходящим.

– Он очень мил, – признала Эльвира, – но с ним часто бывает трудно говорить серьезно.

– Да, я могу это понять. Ну хорошо, так что же вы все-таки о себе знаете, Эльвира? О том, что касается семейных обстоятельств?

– Мне известно, что отец умер, когда мне было пять лет, и что моя мать сбежала с кем-то, когда мне было около двух лет. Я совершенно ее не помню. Я плохо помню и отца. Помню только, что он ругался и что я его изрядно боялась. Потом, когда он умер, я сначала жила у тетки или кузины отца – не знаю точно. Она тоже умерла, а я стала жить у дяди Дерека и его сестры. Но потом сестра его умерла, а я уехала в Италию. Теперь дядя Дерек устроил меня жить у своих родственников Мелфордов. Они очень добрые и милые, и у них две дочери моего возраста.

– Вам у них хорошо?

– Я пока не знаю. Я практически еще до них не добралась. Они люди скучные. Вообще-то я хотела бы знать, сколько у меня денег.

– Итак, вы хотели бы получить финансовую информацию?

– Да, – ответила Эльвира. – Какие-то деньги у меня есть, это мне известно. Но много ли их?

Эджертон посерьезнел.

– Да, – кивнул он. – У вас много денег. Ваш отец был очень богат. Вы были его единственным ребенком. Когда он умер, то титул и недвижимость перешли к его двоюродному брату. Но этого брата он не любил и поэтому оставил всю личную собственность, которая была значительна, своей дочери, то есть вам, Эльвира. Вы очень богатая женщина, во всяком случае, станете таковой по достижении двадцати одного года.

– Вы хотите сказать, что в данный момент я не богата?

– Нет, – возразил Эджертон. – Вы и сейчас богаты, но не можете распоряжаться этими деньгами, пока вам нет двадцати одного года или пока вы не замужем. До того времени деньги находятся в руках ваших опекунов: Ласкомба, моих и еще одного человека. – Он улыбнулся ей. – Мы их не присвоили и ничего плохого с ними не сделали. Все они в сохранности. Более того, мы даже увеличили ваш капитал за счет удачного помещения.

– А сколько я получу?

– По достижении двадцати одного года или при вступлении в брак вы станете обладательницей суммы, по приблизительным подсчетам равной шестистам или семистам тысячам фунтов.

– Это и вправду много, – тихо проговорила Эльвира, на которую сумма произвела сильное впечатление.

– Да, это много. Возможно, именно тот факт, что капитал велик, и не позволял обсуждать эту тему с вами до сих пор.

Он наблюдал за ней, пока она обдумывала сказанное. Интересная личность, подумал он. Выглядит невероятно невинной, но за этим кроется нечто иное. Он произнес с легкой усмешкой:

– Вы удовлетворены?

Она неожиданно улыбнулась:

– Должна была бы, правда?

– Это приятнее, чем выиграть в лотерею, не так ли?

Она кивнула, но мысль ее где-то блуждала. Потом, совершенно неожиданно и резко, она спросила:

– А кому все достанется в случае моей смерти?

– В нынешних обстоятельствах все перейдет к ближайшему родственнику.

– То есть, я хочу спросить, я могу сейчас составить завещание? Наверное, не могу, пока мне не исполнится двадцать один? Это мне так объяснили.

– Вам объяснили совершенно правильно.

– Это очень обидно. И если я не выйду замуж, то моя мать, как ближайшая родственница, все получит? У меня вообще-то почти нет родственников, я даже матери своей не знаю. Какая она?

– Она выдающаяся женщина, – сухо произнес Эджертон. – Все так считают.

– Ей никогда не хотелось меня увидеть?

– Возможно, и хотелось… Мне это кажется вполне вероятным. Но, в некотором смысле наломав дров в собственной жизни, она, вероятно, рассудила, что вам лучше будет воспитываться вне сферы ее влияния.

– Вам точно известно, что она так считает?

– Нет, на самом деле мне ничего не известно.

Эльвира поднялась.

– Спасибо, – сказала она. – Очень любезно было с вашей стороны рассказать мне все это.

– Полагаю, что нам следовало раньше поставить вас в известность обо всем.

– Довольно унизительно находиться в полном неведении, откровенно говоря, – признала Эльвира. – Дядя Дерек, видимо, продолжает считать меня совершенным ребенком.

– Видите ли, он не слишком молод. И он и я, как вам известно, люди пожилые. Вы должны простить нам, как людям определенного возраста, привычку мерить все на свой аршин.

Эльвира постояла, присматриваясь к нему, с минуту, потом заметила довольно проницательно:

– Но вам-то я не кажусь ребенком, правда? – И добавила: – Мне думается, что вы гораздо лучше дяди Дерека разбираетесь в девушках. Он жил только со своей сестрой. – Она протянула ему руку и произнесла очень мило: – Большое вам спасибо. Надеюсь, я не оторвала вас ни от какой важной работы.

Эджертон постоял, глядя на дверь, которая закрылась за ней. Он вытянул губы и присвистнул, потом покачал головой и снова уселся, взяв в руку перо и задумчиво постукивая им по столу. Пододвинул к себе какие-то бумаги, потом отпихнул их и поднял телефонную трубку:

– Мисс Корделл, соедините меня с полковником Ласкомбом, пожалуйста. Сначала попробуйте найти его в клубе. А потом – по шропширскому адресу.

Он положил трубку, снова придвинул бумаги и начал читать, но не смог сосредоточиться. Тут раздался звонок.

– Полковник Ласкомб на проводе, мистер Эджертон.

– Да, соедините меня с ним. Приветствую тебя, Дерек. Это Эджертон. Как дела? У меня только что была одна известная тебе особа. Твоя подопечная.

– Эльвира? – У Дерека Ласкомба был очень удивленный голос.

– Да.

– Но зачем… черт побери… что ей от тебя было нужно? Что-нибудь случилось?

– Нет, насколько я могу судить. Наоборот, мне показалось, что она… довольна собой. Ей захотелось узнать все о состоянии ее финансовых дел.