Суть не в том, что не было жалоб. Суть в другом — их по существу никто глубоко не проверял.
Могу утверждать, что при разрешении жалоб и заявлений граждан в следственной части допускались серьезные нарушения требований законов и приказов Генерального прокурора.
Во-первых, отсутствовал какой-либо их учет. По этим причинам и нам не удалось установить в полном объеме их поступление и прохождение.
Во-вторых, многие жалобы рассматривались формально, зачастую без проверки доводов заявителей и изучения материалов дела, поэтому нарушения не вскрывались и давались отписки.
Нам пришлось просмотреть ряд надзорных производств с жалобами. Как правило, в них отсутствовали справки, заключения прокуроров, свидетельствовавшие об изучение дел перед дачей ответа. Десятки жалоб приобщались к уголовным делам без проверки изложенных в них сведений. Встретились мы и с такими фактами, когда ответы заявителям давались на основании сообщений, полученных от следователей по телефону.
Нередко заявления граждан рассматривались теми следователями, чьи действия в них обжаловались. Поэтому не могло быть и речи об объективности и полноте проверок и принятии соответствующих мер.
Вспомните дело Барнаева. По его заявлению об избиении в Бухару по поручению руководства прокуратуры СССР приехали заместитель начальника Главного следственного управления С. Герасимов и прокурор следственной части Г. Мазуркевич. Они подключились к начатому расследованию по избиению, однако в последующем все материалы оказались у Гдляна и Иванова, которые выбросили их в «яму».
Следователь Б. Северцев неоднократно обращался с рапортами к А. Рекункову и О. Сороке о незаконных методах ведения следствия Гдляном и Ивановым по делу Саттарова. Однако проверка не проводилась, более того, Северцева отстранили от следствия и уволили из прокуратуры. К «судилищу» над ним причастны О. Сорока, Г. Каракозов и А. Чижук.
Я не боюсь утверждать, что никто из тех лиц, кто по своему служебному долгу должен осуществлять надзор за гдляновской группой, по существу глубоко не вникал в обоснованность задержаний, арестов и привлечения к ответственности граждан. Если бы надзор хоть чуть-чуть «вторгся» в дела Гдляна, то он смог бы без особого труда выявить явно прослеживающуюся тенденцию сначала арестовывать людей, а потом доказывать их виновность. При этом чаще всего основанием для ареста являлись показания других обвиняемых, длительное время содержавшихся в следственных изоляторах и колониях.
По поводу того, что в ходе судебного рассмотрения дел суды отвергали две трети и более предъявленных на следствии обвинений. Слишком поздно стали задаваться вопросом о причинах этого. Ждали, когда «грянет гром».
И он «грянул». Верховный суд СССР справедливо оправдал в конце 1988 года Кахраманова, возвратил на доследование дело в отношении Яхьяева. Только после этого начали по-настоящему разбираться в гдляновском расследовании, в его необъективности и односторонности, в упрощенческом подходе к собиранию доказательств. Ведь только в 1990 году в прокурорских документах официально стало упоминаться, что многие показания обвиняемых, признавших свою вину во взяточничестве или изобличавших других лиц, показания свидетелей носили противоречивый, непоследовательный характер. Однако их допросы проводились поверхностно, без необходимой детализации сообщаемых сведений. Для установления истины требовалось проведение очных ставок, обысков, выемок необходимых документов, получение других сведений, но зачастую ничего этого не делалось.
Чтобы выявить беззаконие в гдляновском расследовании, достаточно было немного почитать материалы следствия по Бухарской области или подробно побеседовать со следователями, не пожелавшими работать с Гдляном. А уходили от него опытные и мудрые следователи, не разделявшие его методов работы, предвидевшие, к чему они могут привести.
И тут снова приходится возвращаться к тому же изначальному вопросу: «Так почему же прокурорский надзор не сработал, оказался бессильным и просто ничтожным?»
Частично на него ответ дан.
Дальнейшее повествование начну с высказывания следователя по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР Е. Чернышева. Он некоторое время работал у Гдляна, поэтому его мнение представляет большую ценность.
«Я полагаю, — сказал Евгений Иванович, — что нарушение соцзаконности следователями группы Гдляна, а следовательно и им, стало возможным потому, что у всех были зашорены глаза изъятием ценностей, не было прокурорского надзора за следствием и за действиями следователей».
Да, действительно, миллионы многим зашорили глаза, но не столько они, сколько неудержимый поток восхвалений Гдляна и Иванова в средствах массовой информации, насаждение в общественном сознании образа «единственных и неповторимых» борцов с мафией, «героев», вступивших в схватку с гидрой коррупции, победой над которой они пообещали человечеству светлое будущее.
Этот образ начал создаваться еще до того, как основные дела были направлены в суд. Еще не было окончательных судебных решений, а толпа воздвигла идолов, поставила их на высокий пьедестал. И надо обладать огромным мужеством, чтобы откровенно, не боясь быть растоптанным, пойти против общественного мнения, против толпы. Сказать людям: «Остановитесь, сначала разберитесь, ибо есть правда, но есть и большая ложь». В то время никто не захотел стать «белой вороной».
Общественное мнение довлело над прокуратурой, над ее руководством. Вот почему я всегда был и остаюсь противником поспешных, непродуманных публикаций по уголовным делам, особенно до вынесения судебных решений. Они могут помешать отправлению правосудия, могут подтолкнуть к вынесению необъективного, ложного приговора, исковеркать судьбу невиновного человека.
Так и произошло. Прокуратура не нашла мужества и смелости, чтобы вовремя пресечь беззаконие, может быть и ценой жертв. Попытка Сухарева разобраться в гдляновских делах обернулась для него потерей прокурорского кресла. Автор этих строк тоже потерпел не меньше. Зато безнаказанной осталась пресса, особенно те журналисты, которые слишком падки на сенсацию, а ведь и на их совести человеческие трагедии.
К концу 1989 года в ходе расследования дела о нарушениях законности в Узбекистане был собран достаточный материал, который позволял сделать определенные выводы. Я уже докладывал Сухареву о возможности их обсуждения на коллегии прокуратуры Союза ССР. Александр Яковлевич не торопился. Он был неплохим политиком, чутко улавливал ситуацию. Полностью доверял мне, но, видимо, еще раз хотел, чтобы я сам себя перепроверил, убедился в достаточности аргументов. Потом, конец года — не совсем удобное время, надо было подвести итоги работы в целом прокуратуры, оценить положение в стране с преступностью, наметить меры. Поэтому коллегия откладывалась. И вот наконец-то ее проведение назначили на 8 февраля 1990 года.
Я должен был представить коллегии основную информацию. Кроме этого, как и заведено регламентом, на меня легла основная тяжесть по подготовке проектов решения коллегии и приказа Генерального прокурора СССР. За неделю до начала коллегии все документы были подготовлены. Я бы не сказал, что сценарий коллегии тщательно проигрывался, хотя он и готовился организационно-контрольным управлением. Людей не готовили заранее к выступлениям, не определяли их направленность. После моего выступления предполагалось выступление начальника следственной части Сбоева А. Было предложено выступить нескольким следователям и прокурорам. Старший следователь по особо важным делам Калиниченко сам изъявил желание сказать несколько слов. Учитывая исключительно важный характер коллегии и то, что на ней будут звучать факты, ранее неизвестные широкому кругу людей, решено было придать ей открытый характер. На нее пригласили прессу, телевидение, членов съездовской комиссии, руководителей всех отделов, управлений прокуратуры Союза.
Накануне меня пригласил А. Я. Сухарев, коротко спросил о моей готовности. Я ответил утвердительно. Сказал, что сообщение будет состоять из двух частей: сначала скажу о нарушениях законности, допущенных группой Гдляна, а потом о недостатках прокурорского надзора. Сухарев вновь осведомился о моем мнении по поводу необходимости вхождения в Верховный Совет СССР с представлением на получение согласия на привлечение к уголовной ответственности Гдляна и Иванова. Я заявил, что остаюсь на прежних позициях и буду просить коллегию поддержать меня в необходимости такого представления. Сухарев ответил, что на коллегии решим все вопросы.
