Бренна погладила деда по руке.

— Тебе не хватает его.

— Он был моим другом.

Эти простые слова выразили его боль. Бренна сочла за благо переменить тему.

— Дедуля, у твоего друга были специфические взгляды на искусство. Копа я увидела у него в спальне…

— Имеешь в виду эротику?

— Ты знал?

Дед Бренны повеселел.

— Хэдден хулиганил, но никому не делал зла. Регина часто ставила его на место. И с женщинами он порезвился как следует.

— Дедуля, у нас мало времени.

— Бренна, ты — моя радость, я люблю тебя больше всего на свете, но — остановись.

Но Бренна не была согласна на капитуляцию.

— Фрэнк мог бы помочь мне.

Бенджамин Уолфорд поставил кофейную чашку на стол так резко, что пролил едва ли не половину.

— Даже не думай впутывать брата!

Бренна решила не говорить деду, что уже пробовала впутать Фрэнка. Ее единокровный брат был значительно старше ее. Он был военным моряком, и его флотилия базировалась в Сан-Диего, недалеко от тех мест, где обитал их с Бренной отец со своей третьей женой. Когда Бренна позвонила, Фрэнка не оказалось дома. Она решила было рассказать о картине отцу, но у того хватало хлопот с новой семьей: близнецам было семь лет, а сводной сестре Бренны — всего три. Кроме того, картина здесь, в Мэриленде. Чем могут помочь отец и брат, живущие в Калифорнии?

— Твоя честь, твоя репутация погибнут, когда подделку обнаружат, — продолжала настаивать она.

Ее дед отхлебнул кофе.

— Бренна, все мы рано или поздно платим за свои ошибки.

Она знала эту истину, но не желала принимать. Дед был ее единственной надежной опорой в жизни. Родители разошлись, когда ей было тринадцать лет. Дед оставался рядом, когда отец уехал с новой невестой. Он был рядом всякий раз, когда ее любвеобильная и легкомысленная мать находила мужа — а она сменила шесть мужей. Его практичность и оптимизм неизменно поднимали Бренне настроение и помогали твердо прокладывать жизненный путь.

— Ты страшно рисковала вчера, — заявил старик. — Что, если бы тебя поймали?

Бренна вспомнила незадачливого взломщика и улыбнулась. Она не стала рассказывать о нем деду. Того хватил бы удар, узнай он, что грабитель знает ее в лицо — пусть даже и принял за невесту молодого Хэддена.

Высокий незнакомец снился Бренне всю ночь. Она была почти рада, что не видела его лица. Какой богатый модуляциями, чувственный голос! Что уж говорить о фигуре! Джинсы сидят идеально. Короче говоря, любая женщина была бы счастлива увидеть его во сне.

Он перетащил ее на дерево, а потом поймал легко, как фарфоровую куклу, хота она, несмотря на диету, весит порядочно. Пусть взломщик из него никудышный, но он силен.

И сексуален.

Очень.

Разве можно забыть, как он прижимал ее к себе? Бренна отогнала от себя будоражащие воспоминания, решив, что его лицо, несомненно, разочаровало бы ее.

— Итак, мы договорились? — спросил дед, возвращая ее к реальности. — Ты больше не вмешиваешься.

— А что мне остается? Я осмотрела все картины в спальне и на первом этаже. Значит, наша спрятана еще где-то. Может быть, в сейфе. Научил бы ты меня вскрывать сейфы!

Дед щелкнул ее по носу.

— Если бы и умел, то не учил бы.

— А у тебя краска на носу, и на пальцах, наверное, тоже.

— Прости.

— Ничего. Мне нужно бежать.

— У тебя свидание?

— Нет.

— Все еще путаешься со своим занудой Тоддом?

Бренна рассмеялась, вспомнив своего бывшего любовника и несостоявшегося жениха. Сейчас трудно было поверить, что она подумывала выйти за него замуж. К счастью, Бренна получила заманчивое предложение и переехала в Нью-Йорк. Тодд не мог понять, как можно работу предпочесть замужеству, но она приняла решение не задумываясь. Вот уж Тодд не стал бы влезать среди ночи в чужой дом!

Дед широко улыбнулся.

— Тебе нужен человек, умеющий рисковать и наслаждаться жизнью.

Снова вспомнился тот вор.

— А еще тебе нужно развлекаться. Совершать время от времени что-нибудь безрассудное.

— Например, влезть в дом Хэддена?

— Мало тебя драли в детстве, — проворчал дед, но глаза его смеялись. — А сидя дома, мужчину не найдешь.

Что бы он сказал, если бы она привела человека, с которым столкнулась в спальне Хэддена Саммертона?

— Может, ты и прав, но на дворе девяностые годы. Женщины больше не нуждаются в мужчинах. Ну, пока.

Она чмокнула деда в не испачканную краской щеку.

Спенсер Гриффен начал без предисловий:

— Я ее не нашел.

— Все в порядке, родной, — ответила бабушка.

Спенсер крепче сжал телефонную трубку.

— Нет, не в порядке! Когда картину представят публике, пресса поработает на славу!

— Спенсер, каждый из нас совершает в жизни ошибки, но мое изображение без одежды — это еще не конец света. В позе нет ничего непристойного.

— Согласен. Но тебя должны назначить пресс-секретарем комиссии по порнографии. Я уже не говорю о том, что ты вдова всемирно известного религиозного деятеля!

— Ничего, ты сделал все, что мог.

Спенсер бросил взгляд на коробку, стоявшую на обеденном столе. Что сказала бы бабка, увидев ее содержимое? Зная ее чувство юмора, он мог предположить что-нибудь уничтожающее. А потом отругала бы сестер. Но если бы все это увидел член комиссии по порнографии, то комиссия немедленно приступила бы к поискам другого пресс-секретаря.

Спенсер взял лежавшие сверху надувные наручники.

— Я сделал еще не все, — упрямо возразил он. — Завтра Хэдден празднует помолвку.

— Прошу тебя, ничего больше не предпринимай.

Спенсер почти видел ее грозящий палец. За этим образом последовал образ женщины, обнаруженной им под кроватью. Ради нее стоило рискнуть. Хотя, напомнил он себе, она помолвлена.

— Спенсер, твой арест не поможет моей деятельности.

— Я не собираюсь садиться в кутузку, — заверил он бабушку. — Я знаю человека, который может без проблем провести меня на вечер. — Если Спенсеру повезет. — Я буду одним из гостей, и у меня хватит времени отыскать картину. Это проще пареной репы.

— И пареной репой можно подавиться, — твердо сказала бабка. — Особенно если хочешь ее украсть.

Спенсер улыбнулся.

— Не беспокойся.

— Беспокоиться — удел бабушек.

— Тогда ты преуспела в исполнении своих обязанностей. У нас в запасе всего дня два. Я должен найти эту штуку прежде, чем пресса сопоставит твое лицо с лицом обнаженной натурщицы.

Молчание на другом конце провода свидетельствовало о том, что старуха сознает, какое влияние окажет скандал на судьбу ее проекта, касающегося поддержки домашних животных. Ее волновала не собственная репутация, а проводимая ею кампания, в которую она вложила всю душу.

Много лет жизнь бабушки проходила в тени ее знаменитого супруга. Она неизменно оказывала ему поддержку и трудилась на своей ниве, занимаясь, главным образом проблемами детей. Сейчас она находилась в центре общественного внимания, и Спенсеру не хотелось, чтобы ее долголетние труды постиг крах лить из-за того, что когда-то она согласилась позировать нищему художнику.

— Никому не придет в голову связать меня с этой картиной.

— Никто и не свяжет, —пообещал Спенсер. — Я об этом позабочусь. Когда картина будет у меня, я тебе позвоню.

Положив трубку, Спенсер подумал о том, что стоило бы погладить визитку. Придется звонить Лиз и отменять сегодняшнее свидание. Вряд ли она будет довольна. Нужно послать цветы; хорошо, что у него открытый счет в цветочном магазине. На всякий случай надо отменить все договоренности на субботу и воскресенье.

Его взгляд упал на записку, оставленную его сестрой рядом с пресловутой коробкой.

«Валентино, не сердись, но я не могла оставить это дома, а то дети увидят. Заберу в субботу».

Вместо подписи — росчерк губной помадой.

Сколько головной боли от взрослых сестер!

Валентино.

Спенсера раздражала эта кличка. Не так уж и много у него подруг, но в семье принято отпускать шутки насчет его гарема. Хорошо хоть мать не была настолько фанатичной поклонницей немого кино, чтобы наградить его именем Рудольф [2].