Господи, что заставило ее говорить с ним в таком недопустимом тоне! Неужели даже долгие годы разлуки не притупили прежней острой тоски по нему и достаточно оказалось малейшего повода, чтобы эмоции лавиной хлынули через край! Ей самой было не до конца понятно, чего она добивалась, но явно не того, на чем они расстались несколько минут назад. Вместо того чтобы продемонстрировать спокойствие, силу и независимость своего духа, она устроила глупые разборки и развязала войну, в которой, оба они это прекрасно понимали, победителей нет и быть не может.
Как будто она до этого недостаточно страдала! Так нет же, взяла и заново переворошила все, что давно успокоилось и улеглось на самом донышке души. Как будто всерьез рассчитывала на понимание и справедливость с его стороны. Как будто он мог оценить, насколько лучше она стала, как изменилась!
И вдобавок ко всем напастям, теперь он поселился в ее доме, мало того, разлегся в бывшей детской на кровати, которую она с такой любовью реставрировала. В тех стенах, где она столько ночей провела без сна, бесплодно мечтая о том, как замечательно могла бы сложиться их совместная жизнь.
Десять лет ушло на то, чтобы тщательно, методично, шаг за шагом избавить эту комнату от малейших воспоминаний о нем, стереть все следы пребывания в ее жизни. И вот теперь он вторгся в новенький, только что отремонтированный дом и снова заставил ее страдать!
Теперь ее снова и снова будет преследовать его улыбка и его голос!
Все это заставляло не просто нервничать. Клер чувствовала себя раздавленной и уничтоженной.
Она опять рывком повернулась в кровати, вытерла тыльной стороной руки горячие мокрые щеки и уставилась широко открытыми глазами в смутно белеющий потолок. Ласково урча, на кровать мягко вспрыгнула Зоя и, немного повозившись, устроилась рядышком. Рука Клер привычно скользнула по мягкой теплой шерсти. Боль, тяжким обручем сжимающая сердце, немного отступила.
Все-таки пути Господни неисповедимы! Могла ли она представить, что когда-нибудь окажется с Хантером под одной крышей!
Много лет назад, когда отъезд Хантера превратил душу Клер в кровоточащую рану, Элла была единственным ее утешением в минуты полного отчаяния. Но со временем она все меньше и меньше упоминала об их разрыве, с удивительным тактом избегая неприятной темы. Когда стало окончательно ясно, что Хантер не вернется, его имя навсегда исчезло из лексикона Эллы. Она с удовольствием говорила с Клер о погоде, рассказывала о своих путешествиях, обсуждала предстоящие весенние или осенние работы в саду, судачила о соседях и женском кружке при церкви, живо интересовалась делами агентства по недвижимости. Она с воодушевлением рассказывала о дочерях и их семейных радостях и горестях. Но никогда ни разу за эти годы не заговорила о Хантере.
Сейчас Эллы не стало. Прервалась последняя нить, которая невидимо, но очень крепко связывала Клер с прошлым. Теперь ей не с кем будет молчать о Хантере. Молчать о том, как по-другому могла бы сложиться их общая жизнь.
Сейчас он рядом, в ее доме, их разделяет только тонкая перегородка. Такой близкий и такой невыносимо далекий. И опять, как много лет подряд, она в мучительной тоске мечется по жарким простыням, не в силах найти покой для своей истерзанной души. И ей не к кому обратиться за советом.
Как все запутано. Хантер — часть Эллы. Элла — часть Клер. Теперь ей предстоит научиться жить без них обоих.
Неожиданная смерть Эллы потрясла Клер до глубины души. Неожиданная встреча с Хантером и необходимость общаться с ним несколько ближайших дней причинили ей сильную, почти физическую боль.
Клер вздрогнула всем телом и с трудом сдержалась, чтобы не застонать. Все могло быть по-другому! Все должно было быть по-другому!
Они с Хантером лежали бы сейчас на одной кровати, голова к голове на одной подушке. Ее сочувствие ослабило бы боль его утраты, принесло утешение, облегчило страдания. Она рассказала бы, что именно Элла, а не мать, была для нее самой близкой, нужной, родной по духу. Что именно благодаря Элле Клер стала сильной и достигла чего-то в этой жизни.
Но их разделяла стена. Стена долгой разлуки, прожитых друг без друга лет, стена обид и разочарований. И всего лишь тонкая стенка из оклеенной обоями фанеры.
Она крепко зажмурилась и теснее прижала к себе Зою. Хантер стал другим. Неуловимо поменялась сама манера его поведения. Как аккуратно положил он на тумбочку ключи от машины. В юности он либо швырял их где попало, либо просто забывал вытащить из кармана. Даже перед тем, как бросить джинсы в стиральную машину. Кстати, Клер заметила на брелке эмблему гольф-клуба. Это тоже было что-то новенькое. Он действительно пристрастился к игре или, просто отдавая дань моде, вкушает фантастически дорогие обеды в престижном клубном ресторане? Помнится, в Лост-Фолзе он играл в баскетбол, считая гольф скучным занятием по перебрасыванию белого шарика с места на место, которое годится только для богатых напыщенных снобов. Видимо, он изменил свое мнение.
Еще она обратила внимание на пухлый бумажник, полный золотых и платиновых кредиток, который он бережно извлек из переднего кармана джинсов вместе с ключами. Раньше он таскал потертый кошелек в заднем кармане. Как часто они шарили в его безнадежной пустоте в надежде отыскать четвертак на молочный коктейль!
Теперь каждый из них давно следует своей дорогой. Дни идут за днями, складываясь в месяцы и годы, и давно пора несбыточным мечтам превратиться в слабые, еле тлеющие воспоминания.
Следующей осенью ей исполнится тридцать пять. Последние полгода эта мысль все больше начинала беспокоить Клер. Хотя она по-прежнему продолжала чувствовать себя молодой и здоровой, визит к доктору несколько месяцев назад заставил со всей очевидностью признать, что время не знает жалости. Женщина, решившая завести первого ребенка после тридцати пяти лет, автоматически попадает в группу риска. Клер неотвратимо приближалась к этому рубежу. Но на горизонте по-прежнему не появлялось никого, кто хотя бы в первом приближении мог соответствовать гордому званию отца ее будущего малыша.
Какими яркими были ее юношеские мечты! Клер выросла, ни на минуту не сомневаясь, что вот-вот в ее жизни появится розовощекий бутуз, любимый муж и уютный дом, наполненный счастьем. Сейчас она была так же далека от этого, как и десять лет назад. Потому что так и не смогла избавиться от мысли, что все это возможно только с Хантером. Они были созданы друг для друга, Господь связал их судьбы с первых минут появления на свет. Поэтому, рисуя в воображении картину будущего семейного счастья, Клер так и не научилась видеть в роли мужа кого-нибудь, кроме него.
Интересно, какие сны он видит сейчас на старой кровати в ее детской?
Господи, да надо было быть полной дурой, чтобы пустить его на порог собственного дома! Ведь она знала, знала, что достаточно нескольких минут общения, чтобы все ее попытки казаться равнодушной полетели в тартарары! Зачем позволила убедить себя, будто несколько дней под одной крышей ничего больше не значат!
А как он появился в ее доме! Самоуверенный широкоплечий красавец, сияющий белозубой улыбкой, словно сошедший с рекламного плаката стоматологической клиники! Каким жестом заядлого сердцееда он позволил себе положить руку ей на талию! Как он играл голосом, то искушая ее бархатистым тембром, то позволяя легкой хрипотце подчеркнуть глубокие переживания своей души!
Клер сама почувствовала несправедливость последних обвинений. Хантер искренне переживает потерю матери, и для него действительно совершенно не важно, где оставаться на ночь. Бог с ним! У нее будет достаточно сил на несколько дней спрятать свою боль в душе. Ей не привыкать, она справится. Хантер никогда не узнает о той роли, которую она отводила ему в своих матримониальных планах. Не дай бог, узнает. Если Клер немедленно не перестанет думать о нем как о единственно возможном отце неродившегося малыша, то ребенку так и не суждено будет появиться на свет.
Время не ждет. Ее биологические часы неумолимо отсчитывают минуту за минутой. С этого момента она раз и навсегда перестает возлагать хоть какие-то надежды на человека, который много лет назад жестоко бросил ее, без тени сомнения разрушив их общие планы.
