Клер на мгновение прижалась лицом к пушистой детской макушке, прежде чем передать девочку, и слегка прикрыла глаза, словно стараясь навсегда сохранить в памяти теплый запах детских волос. Хантер вдруг почувствовал себя негодяем, который пытается обманом лишить ее бесценного сокровища.

Зря он пришел в эту комнату. Сцена, представшая его глазам, заставила сердце сжаться в щемящей тоске. Клер всегда любила детей, она могла часами возиться с ними, играть, смеяться, словно сама становилась ребенком.

Что и говорить, Клер создана для материнства. Хантер вдруг со всей отчетливостью вспомнил, как много лет назад они мечтали о будущих детях. Но вместо этого сейчас они стоят по разным углам комнаты. Два одиноких человека с чужим ребенком на руках. Жаль, что все случилось именно так.

Десять лет назад он был твердо убежден, что в жизни Клер все сложится прекрасно: достойный муж и куча детишек. Пять лет назад он решил, что Клер слишком разборчива и ждет принца на белом коне. О чем он думал все эти годы! Где были его глаза!

Шеннон продолжала тянуться к Хантеру. Клер поцеловала маленькую ладошку.

— Ты меня больше не любишь? Или рассчитываешь получить от дяди еще одну порцию мороженого?

— Даже не думайте! — забеспокоилась Кортни. Все засмеялись. Но от Хантера не укрылась грусть в глазах Клер и печальные морщинки в углах рта, которые не расправила даже улыбка. В ее жизни была пустота, заполнить которую мог только ребенок.

Решится ли все-таки Клер хоть когда-нибудь завести своего малыша? Мысль, что этого может не произойти, доставила ему неожиданную боль.

— Обед на столе! — в комнату заглянула Бет. — Кстати, Клер, помнишь это? — Она протянула ей чайную чашечку тончайшего фарфора, вручную расписанную алыми розами. — Мама всегда говорила, что она тебе очень нравилась. Я думаю, будет правильно, если ты заберешь ее на память.

— О, Бэт, спасибо! — Клер уже потянулась к чашке, но осеклась. — Но, наверное, будет лучше, если ее возьмет кто-то из дочерей. Или… — она бросила быстрый взгляд на Хантера, — сын.

— Я что… — Хантер испуганно округлил глаза, — действительно похож на человека, способного пить по утрам чай из фарфоровой чашки?

— Мы завтра уезжаем и оставляем дом в твоем полном распоряжении. — Бет не поддержала шутку. — Так что ты можешь возвращаться в дом. Думаю, Клер будет счастлива наконец отделаться от тебя.

Хантер бросил на Клер быстрый взгляд. Легкое удивление мелькнуло в ее глазах, но лицо осталось непроницаемым, только губы сжались чуть плотнее. Девочки ничего не заметили, но Хантеру этого оказалось достаточно.

— То есть с завтрашнего дня прекратятся все попытки превратить мою кухню в свинарник? — саркастически поинтересовалась Клер.

— На твоем месте я не стала бы так уж обольщаться, — подхватила Бет. — Вместе с нами из дома исчезнет и еда. Хантер наверняка будет у тебя столоваться.

— Или же явится с просьбой погладить ему рубашки, — поддакнула Кортни.

— Минуточку, минуточку, — запротестовал Хантер. — Положим, рубашки я и сам могу погладить. Но вот без чего действительно будет трудно обойтись, так это без кофе. У Клер великолепная кофеварка.

Сестры понимающе переглянулись.

— Я сдам тебе ее напрокат, — поторопилась сказать Клер, — а сама обойдусь чаем. — Для большей убедительности она помахала перед его носом фарфоровой чашечкой.

Хантер сделал вид, что надулся.

— А как же наши задушевные разговоры за завтраком? После них весь день чувствуешь себя просто окрыленным.

— О какой задушевности может идти речь? — Клер демонстративно пожала плечами. — Тебе и в голову не пришло поинтересоваться, что я делаю вечерами.

Эти нечаянно сорвавшиеся слова заставили обеих сестер прыснуть со смеха.

— То есть я хотела сказать, что после ужина ты ни разу… — она покраснела и замолчала.

— Нет уж, ты, пожалуйста, внеси ясность, — не отставал Хантер.

— Господи, да мы ни разу как следует не поговорили.

— Неправда, — напомнил он, — а первый вечер в твоей спальне?

— Я просто показала тебе твою комнату! Я не хотела, чтобы ты бросал одежду на пол. А то убирай потом за всякими!

Брови Хантера взметнулись вверх в молчаливом недоумении.

— Вы оба ничуть не изменились, — улыбнулась Бет. — Стоило вам оказаться вместе, как все пошло по-старому. Взгляните на себя со стороны: вы словно разыгрываете знакомую фортепьянную пьесу в четыре руки.

— Все-все! — вмешалась Кортни. — Время обеда. Объявляется временное перемирие. Пока вы не порвали друг друга на кусочки.

— Слушаюсь, мэм. Перемирие так перемирие. — Хантер по-военному щелкнул каблуками и вышел из комнаты.

— С каких это пор, он начал нас слушаться? — удивленно обратилась к сестре Кортни.

— Мальчику тридцать пять лет, — отозвалась та. — Пора уже научиться правилам хорошего тона.

— А вы заметили, как неуютно ему сейчас в мамином доме? — жарко зашептала Кортни. Брови от избытка эмоций поднялись домиком. — Все потому, что мы замужем. Детская возня, разговоры о семейных проблемах доставляют ему боль. Он чувствует себя глубоко несчастным, но боится признаться в этом даже самому себе.

После этих слов Клер тоже почему-то вдруг почувствовала себя глубоко несчастной.

— Это вовсе не из-за наших семей, — возразила Бет. — Хантер тоскует по прошлому. Но прошлое невозможно вернуть. Послушай, Клер, Хантеру будет полезно побыть здесь без нас, в тишине и покое, вдали от бизнеса. Тебе ведь не составит труда приглядеть за ним?

— Ну, наверное…

— Пожалуйста, Клер, — подхватила Кортни, — просто необходимо, чтобы кто-то был с ним рядом. Мы так переживаем.

— Он уже достаточно взрослый…

— Он станет взрослым, если рядом будет взрослый человек. И этот взрослый — ты. Пусть хоть ненадолго отвлечется от мыслей о работе.

— Ты так нужна ему, Клер, — поддержала сестру Бет. — Мы все хорошо знаем, как!

Клер переводила взгляд с одной женщины на другую и просто не знала, что им ответить.

Клер с тоской смотрела на чемодан и сумку, которые Хантер выставил к двери. Неужели сестры всерьез предполагали, что ему нужна забота, разговоры по душам или внимание? Ни в том, ни в другом он явно не нуждался. Вспомнить хотя бы вчерашний обед. После разговора с Кортни и Бет Клер едва смела поднять на него глаза. Он разливался соловьем, рассказывая о своих удачных финансовых вложениях. Стоило ему умолкнуть, инициативу тут же подхватывали сестры. Разговорам о мужьях, детях, нянях, школьных программах и спортивных секциях не было конца. Клер совсем стушевалась. Она чувствовала себя чужой на этом празднике жизни.

Ну почему она в свое время так и не вышла замуж! Среди нескольких предложений вполне можно было подобрать что-то приличное. Какой-нибудь компромисс. Так нет! Свет клином сошелся на Хантере.

Хотелось уронить голову на руки и разрыдаться. Неужели он не догадывается, как дорог ей, как она влюблена, какой страшной потерей обернется для нее его очередной уход. Эти несколько дней под одной крышей целительным бальзамом пролились на истерзанное за двенадцать лет сердце. Клер, подобно одержимому коллекционеру, собирала в памяти каждый его взгляд, жест, улыбку.

Сердце готово было разорваться от горя, но внешне Клер оставалась спокойной и невозмутимой. Гордость всегда придавала ей силы в самые трудные моменты жизни.

Клер выдержит. У нее достанет сил, спокойно глядя в глаза, сказать твердое «прощай». Хантер уходит. Уходит навсегда. Чемодан и сумка у порога означают именно это.

— Кажется, я ничего не забыл, — раздался за спиной его бодрый голос. Он заглянул ей в лицо. — Ты в порядке?

— Я… — она тряхнула головой, силясь согнать оцепенение, — я просто задумалась. О твоих сестрах, о том, как чудесно все было вчера за обедом. Наверное, мы теперь не скоро увидимся.

— Да, путешествия даются им с трудом, сама понимаешь. — Хантер выдвинул стул и уселся напротив. — Но как-нибудь они обязательно приедут.