— Я не хочу его видеть! Не хочу! — Синди сидела в инвалидном кресле, уставившись в окно.

— Ну, ты ведешь себя как избалованный ребенок. Или ты согласишься, чтобы мистер Ньюман навестил тебя и уладишь с ним все ваши разногласия, либо мне придется выписать тебя из больницы. Пойми, мы не сможем тебя вылечить, если ты сама нам не поможешь в этом. Так что подумай хорошенько. Помни, что от этого страдаешь не ты одна, но и твои родные, ты причиняешь им столько ненужного беспокойства.

Доктор Перавити терпеливо ждал ее ответа. Он был тихий, серьезный человек — редкие качества для людей из племени маори, многих представителей которого Синди встречала еще в Апити. Но при этом у него было удивительное чувство юмора, большое доброе сердце, и порой ему удавалось хоть на время разогнать ее уныние.

— Хорошо, пусть приходит, — сказала Синди сдавленным от сдерживаемых эмоций голосом.

— Вот и молодец. Я пришлю его сюда, как только он появится.

Синди так и сидела, не двигаясь, спиной к двери, пока в комнате не потемнело и не наступил вечер. Она отказалась от ужина и молча ждала, не включая свет, когда придет Стюарт.

Вечер тянулся медленно, и Синди почувствовала первый после аварии прилив эмоций. Каждый раз, когда она слышала приближавшиеся к палате шаги, ее сердце начинало взволнованно колотиться, а потом замирало от разочарования, если человек проходил мимо и дальше по коридору.

Может, он не придет сегодня вечером. Может, он наконец потерял надежду, что она захочет его увидеть, и перестал ходить в больницу. Может, он вообще никогда не придет. Синди с удивлением обнаружила, что эти подозрения вызвали в ней волну страха.

— Синди?

Она подпрыгнула на кресле, услышав этот голос, обернулась и увидела массивную фигуру — Стюарт топтался у входа в палату. Весь ее страх сразу же испарился, и на смену ему пришло головокружительное счастье, от чего ей захотелось кричать и смеяться, вскочить на ноги — если бы она только могла! — броситься ему на шею, обнять его, сказать, как она без него страдала. Но она не сделала ничего подобного. Она продолжала сидеть тихо, не отзываясь.

— Синди, ты спишь?

Мужество оставило ее. Проследив краем глаза за длинной тенью на полу, девушка поняла, что Стюарт повернулся, собираясь уйти, и заставила себя ответить.

— Нет. — Она увидела, что он снова повернулся к ней, низко опустив голову.

Некоторое время он молчал.

— Хочешь, я включу свет?

— Нет. У окна есть стул.

Синди напряженно ждала, когда он усядется рядом с ней. Тишина становилась непереносимой.

— Как ты себя чувствуешь? — через некоторое время спросил Стюарт.

— Хорошо. Со мной все в порядке.

— Я знаю, у тебя ноги парализованы.

— А, это! — Она презрительно хмыкнула. — Доктор Перавити говорит, что во всем виноват мой мозг, что я могла бы ходить, если бы захотела.

— А ты не хочешь?

— А зачем? — горько спросила она.

Стюарт ничего не ответил. Он долго молчал, собираясь с духом, и наконец заговорил:

— Я не знаю, что сказать и как тебе объяснить, но я бы лучше... лучше бы мне самому попасть под колеса, чем видеть, что с тобой такое случилось. Это я во всем виноват, и поверь, я очень об этом сожалею.

— А я нет. Это был несчастный случай, я сама выбежала на дорогу перед машиной — не ты же меня под нее толкнул, так что не нужно думать, что в случившемся есть твоя вина.

— Я виделся с Полом после твоей аварии.

— Да? Надеюсь, он уверил тебя, что я не бегаю тайком из больницы, чтобы повидаться с ним ночью, — саркастически заметила Синди.

Стюарт мужественно пропустил это мимо ушей.

— Ты ведь знаешь, мне очень трудно просить прощения, я тебе такого наговорил тогда, в гостинице, что даже не знаю, сможешь ли ты меня простить. Пол рассказал мне всю правду сразу после того, как ты попала под машину. Он ведь тогда просто пошутил, сказав, что у вас что-то было, хотел меня подразнить, и все. А я принял его слова всерьез и не дал ему объяснить, что это была шутка.

Последовала долгая пауза, Синди замерла в кресле, сжав кулаки.

— Я стал причиной твоего несчастья, — сказал Стюарт, голос его дрожал от глубокого душевного волнения. — Если бы я тогда не дал волю своему гневу, с тобой ничего не случилось бы.

Синди продолжала молчать, ждать, надеяться, она хотела услышать, что он ей верит и что рассказ о пари был глупой выдумкой.

— Ты что, так ничего и не скажешь? Я ночами не сплю, мне так страшно думать, что ты никогда больше не сможешь ходить, хотя доктор утверждает, что выздоровление зависит только от тебя. Если ты не хочешь меня простить, может, хотя бы пожалеешь меня? Умоляю тебя, постарайся выздороветь, как доктор тебя просит, чтобы вернуть мне хоть часть того душевного спокойствия, которое у меня когда-то было.

Синди закрыла глаза, ее охватило смертельное разочарование.

— Пусть тебя не волнует, буду я ходить или нет. Не стоит из-за меня терять сон. Меня это нисколько не волнует...

— Тогда в чем же дело?

— Ты веришь, по-настоящему, искренне веришь, что в ту ночь между мной и Полом ничего не было? — тихо спросила она.

— Да. Видишь ли, если бы я тогда же задумался хоть на минуту, мне сразу стало бы ясно, что ты говоришь правду, но я, как ты однажды заметила, заранее готов видеть порок в каждой женщине.

— Ты говоришь это не потому, что твои слова помогут мне вылечиться?

— Нет, детка, нет. Я верю тебе, и ты тоже должна мне верить.

— А... то пари? — чуть слышно прошептала она, потому что голос изменил ей.

— Какое пари?

— То, которое вы заключили с Полом.

— А, да! Стыдно признаваться, но это, к сожалению, чистая правда. Мы с Полом действительно заключили на тебя пари, но я его отменил как раз накануне того, как мы с тобой поехали на выходные к маме в Муриваи-Бич. Помнишь, Пол приходил ко мне на работу?

— Ты вышел из игры? Почему?

— Потому что к тому времени я уже знал тебя лучше, чем в нашу первую встречу. Твоя невинность и добродетельность успели меня покорить, мне было стыдно, что я хотел покорить тебя на спор. Если бы дело касалось кого-нибудь другого, я бы и сомневаться не стал, но ты — другое дело. Ты была такая чистая, неиспорченная, к тому же я дал клятву своей экономке в тот первый вечер, когда привез тебя к себе домой.

— А в чем ты ей поклялся?

— Не покушаться на твою невинность.

— А ты бы нарушил обещание, если бы я этого захотела?

— Да, — совершенно искренне признался Стюарт. — Это было частью уговора — что я не трону тебя против твоей воли. Моя задача заключалась в том, чтобы ты сама согласилась.

— Понятно. Стюарт, зачем тогда ты представил дело так, будто ваше с Полом пари еще в силе?

— Не знаю, наверное, мне хотелось уязвить и оскорбить тебя. Мысль о том, что вы с Полом вместе провели ночь, была невыносима, я сходил с ума от ревности, совершенно перестал соображать... А отказался я от нашего пари потому, что вдруг в первый раз в жизни почувствовал, что у меня есть... совесть.

— О, Стюарт! — Синди залилась тихим счастливым смехом, а в следующую секунду слезы радости ручьем побежали у нее из глаз.

— Что такое? — Стюарт встал со стула и опустился перед ней на колени. — Почему ты плачешь? У тебя что-нибудь болит?

— Нет. — Она засмеялась сквозь слезы, порывисто подняла руки, обняла его за шею и крепко прижала к себе.

Он вздрогнул, потом осторожно отстранился и с удивлением спросил:

— Как я должен это понимать? Ты прощаешь меня? Но ведь по моей вине ты попала в больницу!

— То, что я попала в больницу, волнует меня меньше всего, я же тебе уже говорила. Если ты мне по-настоящему веришь и если твои слова, или хотя бы часть из них, насчет пари, окажутся правдой, то мне больше ничего не надо.

— Но я не понимаю... Твои ноги...

— Мои ноги будут делать то, что я им велю! — Она радостно рассмеялась. — Я буду ходить, вот увидишь. Я буду бегать, не успеешь ты и глазом моргнуть. Прости, что тебе пришлось провести из-за меня столько бессонных ночей, но я ведь не специально это сделала — просто потеряла волю к жизни и мне ничего уже не хотелось: ни ходить, ни жить.