Си Джей улыбнулась:
— Бог мой, мне надо было захватить кетчуп.
Лиза взглянула на нее.
— Это леденцы, правда? Большая коробка вкусненьких лимонных штучек, как те, что ты покупала мне в зоопарке.
— Открой, и увидишь. — Си Джей обменялась улыбкой с Ричардом, едва сдерживавшим волнение. — Но, я думаю, глотка содовой будет недостаточно, чтобы запить это.
Заинтригованная Лиза быстро сорвала оставшуюся бумагу, открыла коробку и удивленно заглянула внутрь.
— И что я должна с этим делать?
— А как ты думаешь, глупышка? — Си Джей достала из коробки белые атласные балетные туфельки. — Ты будешь носить их на занятиях балетом.
— Папа не позволит мне заниматься балетом. Он боится, что я вспотею и у меня будет приступ или что-нибудь еще.
Си Джей бросила взгляд на улыбающегося Ричарда.
— Ну, может быть, твой папа передумал?..
Надежда мелькнула в расширившихся глазах Лизы. Она повернулась к отцу:
— Папа!
Казалось, улыбнуться шире, чем улыбался в тот момент Ричард, было невозможно, но он сделал это.
— Я не мог устоять перед искушением увидеть мою драгоценную девочку в балетной пачке.
Томпсон качнулся вперед, его глаза вспыхнули от ярости.
— Ты, наверно, шутишь. — Он стряхнул с себя руку жены, пытающейся его успокоить. — Я этого не позволю!
Си Джей обняла Лизу за плечи, как будто этот жест мог защитить дрожащего ребенка от неизбежного столкновения.
К чести Ричарда, он холодно улыбнулся и тихо заговорил тоном, не допускающим возражений:
— Я принял решение, Томпсон. Си Джей после консультации с врачами Лизы разработала программу, которая будет безопасна для нее.
Си Джей вздрогнула, когда Маккейд перевел свой горящий гневом взгляд на нее:
— Вы! Я должен был понять это.
Прежде чем Ричард или Си Джей вымолвили хоть слово, Лиза бросилась вперед:
— Пожалуйста, дедуля, я хочу заниматься балетом, я очень-очень хочу.
На виске Томпсона запульсировала вена. Его взгляд, переведенный с Си Джей на Лизу, смягчился совсем немного. Он откинулся назад, сжал зубами трубку и процедил сквозь зубы:
— Понятно.
Сара попробовала примирить обе стороны:
— Я уверена, что мисс Морей примет все предосторожности, чтобы занятия Лизы были и безопасными, и интересными.
Почувствовав в словах женщины отчаянную мольбу, Си Джей поспешила подтвердить ее предположение:
— Пожалуйста, не сомневайтесь! Здоровье Лизы стоит на первом месте, и я буду тщательно следить…
Томпсон грубо перебил ее:
— Мамуля, принеси большой подарок для Лизы.
Ричард нахмурился. Лиза просияла.
Сара поднялась со стула, нервно потирая руки:
— Да, конечно, дорогой.
Бедная женщина виновато посмотрела на Си Джей, прежде чем выйти из комнаты.
— Еще подарки? — спросила Лиза, радостно улыбаясь.
— Только один. — Томпсон сделал паузу, достал зажигалку и злорадно посмотрел на озадаченного зятя. — Но он особенный.
— О-о-о! — Глаза Лизы заблестели, она положила балетные туфли обратно в коробку и отодвинула ее в сторону, освобождая место для нового подарка.
Сара Маккейд вернулась, неся плоский пакет размером с кофейный столик.
Озадаченно нахмурившись, Ричард немедленно вскочил, чтобы помочь женщине.
— Я думаю, тебе лучше его просто так открыть, — сказал он Лизе. — Он слишком большой, чтобы держать его над головой.
Девочка подскочила к подарку прежде, чем ее отец договорил.
— Ничего себе, какой он большой! — Не дожидаясь положенных слов, она, сияя от радости и возбуждения, сорвала обертку.
Развернув подарок, Лиза отступила назад. На нее смотрела ее точная копия, а рядом сидела темноглазая улыбающаяся женщина. Си Джей узнала ее по фотографии на стене.
— Это моя мама, — прошептала Лиза, смущенная видом самой себя в своем настоящем возрасте рядом с женщиной, которая умерла, когда ей было всего два года. Художник написал портрет с двух различных фотографий. В результате девятилетняя Лиза сидела в объятиях матери, которую она едва помнила.
После очередной затяжки Томпсон положил ногу на ногу и откинулся назад со злорадной улыбкой.
— Твоя мать всегда будет с тобой, моя дорогая. Никогда не забывай этого.
Си Джей чувствовала себя так, как будто ее с размаху ударили кулаком в живот. Это напоминание предназначалось не только для Лизы. И все в комнате знали это.
Рэкс погнался за мячом по заднему двору и принес его к ногам Си Джей. Она осторожно взяла мяч. У нее за спиной открылась дверь черного хода. Си Джей облизала губы, перевела дыхание и снова бросила мяч.
— Лиза уже уснула? — спросила она, когда собака весело бросилась на поиски игрушки.
Дверь закрылась.
— Да. — Ричард подошел к ней и обнял ее за плечи. — Прости, получилось не очень хорощо.
— Это не твоя вина. — Рэкс прибежал с мячиком в зубах, и Си Джей рассеянно взяла его. — Лиза расстроена?
— Скорее растерянна. Она не понимает, что происходит.
— Я тоже. Вообще-то нельзя винить Маккейда за то, что он хочет сохранить память о своей дочери. Чего я не понимаю, так это почему он так враждебно настроен по отношению к тебе, отцу его единственной внучки. Как будто он винит тебя в… — Она прикусила язык, ругая себя за неосторожность. Она взглянула на Ричарда и заметила, как грусть появилась в его взгляде. — Мне жаль. Я не имела права…
— Никакого «как будто». Томпсон считает, что это я виноват в смерти Мелинды. Всегда считал. И всегда будет считать.
Вздрогнув от резкого тона, Си Джей коснулась плеча Ричарда и прошептала одно-единственное слово:
— Почему?
Он закрыл глаза, как будто ждал этого вопроса, но все же боялся его.
— Потому что я виноват.
Си Джей ожидала услышать что угодно, но только не это. Она отдернула руку, как будто обожглась, и отступила на шаг.
Ричард тяжело вздохнул и потер глаза.
— Мелинда была очень хрупким человеком, физически и эмоционально. Я знал это с того момента, как встретил ее, но мне было все равно. Я любил ее. — Он вздрогнул. — Я хотел защитить ее, сделать так, чтобы она чувствовала себя в безопасности. Она привыкла к хорошим вещам, и я окружил ее ими. Я сидел в офисе по двенадцать часов в сутки, чтобы оплатить все ее желания. Я говорил сам себе, что делал это для нее, но делал это для себя, из-за собственного честолюбия, потому что я хотел преуспеть.
— Нет ничего плохого в честолюбии.
— Есть, когда это уничтожает людей, которых ты любишь. — Он отвернулся, но она успела заметить тоску в его глазах. — Ты не удивишься, если я скажу, что Томпсон был категорически против моего брака с его дочерью. Мелинда обожала отца и посвятила свою жизнь тому, чтобы угодить этому человеку. Она все же вышла за меня замуж, хотя я так и не понял, было ли это ее бунтом против отца или тщетной попыткой примирить двух людей, которых она любила больше всего в жизни.
— Разногласия между мужем и отцом не редкость, — спокойно сказала Си Джей. — Мой отец презирал жениха моей старшей сестры. Я думаю, он чувствовал себя, ну, покинутым, что ли, как будто навсегда терял свою дочь. Моя сестра все равно вышла замуж, и в конце концов отец принял ее мужа. Это был медленный и нелегкий процесс, но они все-таки смогли установить сносные отношения. Я, конечно, не говорю, что ситуация в моей семье похожа на твою. Я имею в виду, что, может быть… — Си Джей вздохнула и протянула к нему руку. — Ради Бога, скажи что-нибудь, сделай что-нибудь, чтобы заставить меня замолчать. Я мелю какую-то чепуху!
К ее удивлению, он улыбнулся и поднес ее руку к своим губам.
— Ты просто стараешься помочь.
— Но у меня не получается, да?
Его глаза опять наполнились грустью.
— Здесь уже никто не поможет. — Ричард пожал плечами и направился к беседке, поросшей ароматным вьюнком. — Я не оказывал Мелинде моральной поддержки, в которой она нуждалась, потому что хотел доказать, что многого стою. Нет, не жене, а ее отцу. Это превратилось в борьбу умов, в шахматную игру, где вместо фигур были люди. Ход, ответный ход, мои достоинства против его достоинств. Мы передвигали людей с квадрата на квадрат без всяких сожалений, даже не думая о них. Мелинда стала нашим орудием, мы принуждали ее выбирать между двумя людьми, которые любили ее, но свои амбиции — еще больше. Мы оба знали, что наше постоянное соревнование сводило ее с ума. Но нам было все равно. Каждый из нас хотел победить. — Он замолчал и начал изучать цветок вьюнка с таким видом, как будто тайны вселенной были скрыты в его лепестках. — После рождения Лизы Мелинда стала таять у меня на глазах. Она не могла справиться с грузом забот о больном ребенке и чувством вины за ее болезнь. Когда я перестал думать только о себе и понял, что происходит, было слишком поздно. Она уже нашла себе другого возлюбленного. А он приучил ее к бутылке.