«О Косте – забудь!» – приказывала я себе мысленно, пакуя приз, кладя его в тележку.

– Ася! – обратилась ко мне Кира, та самая, которой я «укоротила» эфир. – Передачу про животных готовим. Кошка окотилась, собака ощенилась, корова отелилась. А мышь и крыса? Окрысилась ведь нельзя сказать?

– Нельзя. Глаголы со значением «родить потомство» есть только у одомашненных животных. Крыс-то не разводили, соответственно, глагола не придумали.

– Спасибо!

Меня часто спрашивают, на радиостанции я превратилась в нечто вроде справочного бюро по трудностям русского языка. Не всегда могу быстро ответить, но и мой папа тоже. Не потому что не можем подсказать верный вариант. Но настоящий учёный, приводя слово, выражение, обосновывая пунктуацию, всегда имеет аргументы – когда, откуда что взялось, какие исторические обстоятельства повлияли на изменения грамматики. Папа, наверное, сейчас ищет этимологию «дрыжиков». И внутренне злится на мою смелость – предположить значение! Без исследования? Папа! Радио – это не семинар филологов. Надо быстро, интересно говорить. Если неправильно брякнула – тоже плюс. Умные люди уличат, возбудятся, рейтинг повысят. Хотя неправильно должно быть редко. Так меня Костя учил. Научил и бросил.

Положив приз в тележку, я двинула в «Столовку», ноги привычно несли. И думала о том, что искренне благодарна бабушке Саши Смирнова за добрые слова. Конечно, дети поголовно пишут безграмотно. Хотя есть отличные методики обучения правильному письму даже детей, не обладающих врождённой грамотностью. Врождённая – это когда человек увидел несколько раз напечатанное слово, «пароход» например, и у него в мозгу остался след, запечатлелся образ слова, и человек всегда будет писать «пароход» машинально, не задумываясь. А другие терзаются: параход или пороход? Но по радио научить писать без ошибок нереально. Требуется привить навык и закреплять, закреплять его. В школе этому служат упражнения из учебника русского языка. Другое дело, что процесс выработки автоматического навыка можно сделать интереснее, забавнее, веселее, наконец. Хотя наши учебники – отличные. Парадокс: методики прекрасные, учебники хорошие, учителя ответственные – а дети писать грамотно не умеют. Значит, что-то не так или с детьми, или с наукой. Детей мы других иметь не будем, а науку и вовсе с места не сдвинешь. С другой стороны, учителя словесности во всех странах сталкиваются с трудностями обучения грамоте. А борцов за идею: «как слышится, так и пишется» – я бы судила по статье предательство Родины. Потому что в языке закрепилась не только история отечества, но и повседневная жизнь наших предков, их речевое общение.

– Заварное, наполеон и корзиночку? Как обычно?

Я очнулась у барной стойки. Меня спрашивает барменша.

– Нет, спасибо! Только кофе, без сахара.

Заняв столик, я продолжаю мысленно рассуждать. Возможно, впервые чётко, для самой себя, формулирую свои задачи. За работу на радио я схватилась как за спасательный круг и думала только о том, чтобы передачи были интересными, никаких сверхзадач перед собой не ставила. Тьфу-тьфу, кажется, завлечь ребят получилось. И мне не следует браться за заведомо провальное, вроде обучения грамотному письму. Да я и не знаю, как это делать. Хотя, например, безударные гласные… Подумать отдельно. Моё назначение – привить ребятам интерес к родной речи, научить слышать её, вычленять словосочетания, обогатить свой словарный запас…

Тёплая рука легла на моё плечо, явно мужская рука. Принесла нелёгкая! Сейчас Столов поцелует меня в щёку, плюхнется на стул и примется говорить о себе любимом. Что-то медлит.

Я оглянулась. Костя.

– Привет! – поздоровался он.

У меня отнялся язык, только быстро и мелко затряслась голова, кивая приветственно. Костя сел напротив.

Мы смотрели друг на друга, а потом хором спросили одно и то же:

– Ты на меня обижаешься?

Рассмеялись и снова замолчали.

Я первой заговорила. Вырвался упрёк:

– Ты меня бросил?

Спросила с интонациями обиженной бабы, которая хватает за фалды уходящего мужика на пороге дома.

– Извини, пожалуйста! – развёл Костя руками. – Был за городом, не успевал. Сене позвонил, чтобы он тебе другого оператора дал. Но я слушал передачу в машине. Ты нормально отработала с Игорем. А про шоферо́в и космонавтов забыла?

– Ой, забыла. Костя, ты больше не будешь со мной работать?

– Я тебе больше не нужен, только мешаю.

– Сильно заблуждаешься!

Мои чувства были, наверное, схожи с чувствами балерины, с которой постановщик спектакля долго репетировал, шлифовал каждое движение. И, выполняя фуэте на сцене, она знала, что режиссёр сидит в зале, волнуется за неё, и его присутствие – огромная поддержка. Другие аналогии не приходили в голову. Но сравнивать себя с хрупкой балериной? Это смешно.

– Не заблуждаюсь. Ты отличная ведущая, у тебя хорошее радийное будущее. Завораживающий голос, неплохая реакция, то есть экспромты, владение материалом и сердечность, какую не сыграть, как не пыжься. Тебе надо матереть, а я держу тебя в пелёнках. Ну, не могу! Завожусь, руками машу. Такой вот дурак по жизни… вообще. Рога растут, не успеваю пилить. Мама говорит, что если меня посадить в клетку с гориллами, то я стану отвоёвывать место вожака.

– Лидерские качества – это замечательно.

– Ага. Особенно когда они закрывают другим людям перспективы.

Мне отчаянно хотелось канючить, просить Костю и дальше вести со мной передачи. Тем более новую передачу, о книгах. Но я видела, что Костя принял решение и не изменит его. И в то же время Костя мнётся, чем-то обеспокоен.

– Ася…

– Да?

– Ася…

– Да! – смекнула я. – Забудем, ничего не было. Приснилось: и зразы, и… послезразье.

– Ты сказала, что у нас интересы не совпадают. Какие интересы? Ася, что за интересы могут мешать мужчине и женщине, если они нравятся друг другу?

Вопрос не в бровь, а в глаз. Мои-то глазёнки забегали.

– Ася, ответь мне!

– Интересы… такие… широкие… филологические, – брякнула я и выпучила глаза для достоверности вранья.

Нужно было срочно уходить от скользкой темы.

– Костя! Я поссорилась с бабушкой. Вернее – накричала на неё. И у бабушки случился приступ. Родители приехали, «скорая» – страх! Я ужасно мучаюсь, потому что мало мучаюсь из-за своего гадкого поведения.

Он сообразил! Хотя в моих сумбурных речах с ходу трудно было разобраться.

– Странная вещь, – задумчиво проговорил Костя, – есть люди, быдло паршивое, вроде твоего Столова, а все их терпят, хамство их чуть ли не нормой считают. А стоит человеку, милому и доброму, сорваться, как все начинают возмущаться, обвинять. Вместо того чтобы подумать: а почему добрая душа рога показывает? Ничего подобного! Обижаются, как дети, которым вместо «Ну, погоди!» ужастик по телеку показывают.

Я задохнулась от потрясения: ведь это мои мысли! Мы с Костей рассуждаем совершенно одинаково.

– Ты попробуй бабушке заказы делать. Хочу, мол, драников или… что там без эффекта пищевого удара.

– Овощные блюда.

– Мне кажется, Вере Петровне тяжело у плиты целый день стоять. Но для любимой внучки старается, как понимает свою историческую роль…

И вдруг изменился Костя в лице, процедил:

– Лёгок на помине!

– Привет, малыш! – Дима Столов чмокнул меня в щёку, потрепал по волосам – всё, как обычно. – Есть к тебе дело, зайди в кабинет.

Испортил разговор и удалился.

Костя с тем же каменно-злым выражением лица процедил:

– У меня есть ружьё.

– Что?

– Охотничье ружьё, двустволка. Законное, с разрешением. Я иногда с друзьями на охоту езжу.

– При чём здесь охота и ружьё?

– Пристрелю я этого павиана, не удержусь, пристрелю.

– С ума сошёл! – испугалась я и словам, и выражению Костиного лица. Хотя, откровенно говоря, и возликовала сердцем. – В тюрьму из-за этого слизняка?

– А почему ты принимаешь его поцелуйчики? – сверлил меня Костя гневным взглядом. – Покорная такая! Он с ней как с собственностью, а она нюни распускает!