– Ну же, детка, я вам так не нравлюсь?

– Нет… то есть да… Нет, я вас очень уважаю, но не люблю! – выпалила девушка, глядя на него сквозь мокрые от слез ресницы.

Он засмеялся. Катерина застыла. Ждала чего угодно, но не смеха. Семен Петрович погладил ее по голове, вздохнул и сказал:

– Знаете, Катерина, вы, должно быть, правы. Просто я стал старым циником и вдруг позабыл, как это – когда не любишь. И когда любишь.

– Вы не сердитесь? – Она чувствовала себя глупой девчонкой и только теперь испугалась.

– Нет, – по-прежнему улыбаясь, сказал он. – Скорее, я благодарен вам. Я вдруг словно помолодел лет на двадцать… думаю, это пошло мне на пользу.

Катерина во все глаза смотрела на мужчину, плохо понимая, о чем речь. А Семен Петрович продолжал:

– Надеюсь, без обид?

Она кивнула.

– Вот и славно.

И он ушел. После этого разговора отношения их лишились напряженности и неожиданно обрели некую дружескую теплоту. Кафедра терялась в догадках – никто не знал, чем же все кончилось? Не может быть, чтоб ничем! Катерина повзрослела, пройдя через этот несостоявшийся роман. Только потом она поняла, как ей повезло, что Семен оказался нормальным, хорошим человеком. Она стала сдержаннее в словах и с осторожностью относилась к особям противоположного пола, в изобилии сновавшим вокруг.

Учеба давалась ей легко, и появился даже шанс остаться в аспирантуре, но тут она встретила Александра. Высокий, темноволосый и зеленоглазый – он покорил ее сразу и навсегда.

Потом появилась Настя – и научная карьера растворилась в туманной дали. Впрочем, Катерина ни разу об этом не пожалела.

Хлопнула дверь – пришел муж. Катерина поспешно убрала шкатулку и выскочила в коридор. Конечно, ей не удалось быть первой и на этот раз – Настя уже висела у отца на шее:

– Папа! Покатай!

– Настя, отстань от него, мы опаздываем.

– Ну папа-а!

И папа, посадив свое визжащее сокровище на спину, на четвереньках поскакал по квартире.

– Сашка, брюки испортишь! – Но смех удержать было невозможно, и суровый тон не получился.

Потом Тане и хозяйке пришлось отрывать лихую наездницу от слегка взмыленного скакуна и под вопли протеста выдворять в детскую. Перемирие было достигнуто, после того как мать пообещала в выходные совместный поход в зоопарк и катание на «взаправдашней» лошади. Наконец, поправляя растрепавшиеся волосы, Катерина вернулась в кухню. Александр торопливо глотал ужин. В очередной раз посмотрев на часы и обжегшись мясом, он состроил жалобную мину и спросил жену:

– Расскажи – где была, что делала?

Она налила ему кофе и села напротив:

– Ездили с Иришкой по магазинам.

– А, разорительницы. И как?

– Вот, новое платье. Тебе нравится?

– Красиво. – Он одобрительно кивнул. – Тебе идет.

Катерина прекрасно знала: не скажи она – муж и не заметит, что на ней новое платье. Он не был равнодушным и не страдал отсутствием вкуса – ему нравились хорошо одетые женщины и красивые вещи. Но в силу какой-то специфики мужского взгляда он никогда не смог бы вспомнить, во что же именно была одета женщина.

Александр вновь переключился на мясо, а Катерина, задумавшись, молча смотрела на него. Как же он все-таки красив, в который раз думала она. Гладкая смуглая кожа – почему-то даже зимой он умудряется сохранять загар, не пользуясь солярием и не летая в солнечные края, чтобы скрасить московское слякотное межсезонье. Лицо с правильными чертами, яркие зеленые глаза в пушистых ресницах. Темные волосы чуть вьются. Они такие мягкие на ощупь – говорят, это свидетельствует о доброте и слабости характера. Он и вправду очень добрый, но вот насчет характера… Нравом муж обладал твердым и решительным. Если к этому добавить наличие определенных принципов и стремление быть честным с собой и окружающими, получался портрет человека, которому не так уж легко вести дела в сегодняшнем мире бизнеса. Ее взгляд задержался на губах и твердо очерченном подбородке мужа. К вечеру у него слегка отросла щетина. Она колется… Она так чудесно колется, когда он целует ее грудь…

В этот момент Александр, озадаченный молчанием жены, поднял глаза. По вспыхнувшему лицу Катерины нетрудно было понять, о чем она думала. Он отодвинул тарелки и, обхватив за талию, притянул ее к себе на колени.

– Может, и не пойдем никуда, а? У нас есть бутылка твоего любимого сухого… Уложим Настю… – Он губами щекотал розовую раковину ее ушка, покачивались витые серьги, потом его горячее дыхание коснулось шеи, и по телу молодой женщины пробежала дрожь возбуждения. Рука мужа поглаживала колени и постепенно забиралась все выше. Наконец пальцы его коснулись шелковистой кожи над краем чулка.

– Ну уж нет! – Катерина выскользнула из его объятий. – Мы сто лет нигде не были. Я хочу в театр. Ну же, милый, доедай, и пошли.

Александр испустил глубокий и печальный вздох, демонстрируя разочарование, встал и, заглянув в золотистые глаза жены, негромко сказал:

– А сухое я все-таки поставлю в холодильник… К нашему возвращению… – и засмеялся, потому что от его взгляда жена покраснела, как девочка.

Они все же поехали в театр. Спектакль понравился обоим, но половину удовольствия составляла сама театральная атмосфера. Детским ожиданием чуда отзывались праздничное волнение, музыка, свет, шорох занавеса и ощущение значимости того лицедейства, что происходит на сцене.

В антракте они пили шампанское в театральном буфете, оформленном в «раннесоветском» стиле, закусывая «Мишками». Тяжелые деревянные шкафы теснились вдоль стен. На одном примостился старенький телевизор с линзой, на другом – тарелка-радио. Под стеклом столиков разложены старые открытки, афишки и даже фотографии. Тяжелые бархатные портьеры на окнах надежно изолировали этот уголок от шума московских улиц. Здесь было несуетно и спокойно.

Теперь они могли позволить себе билеты на самый дорогой проект. Но ближе всего Катерине оказался именно этот театр. Красного кирпича здание, старое, но не помпезное, очень спокойно обитающее на улочке в центре, казалось местом, где ждут старые друзья. Смешно сказать, но, накладывая макияж перед походом в театр, тушью Катерина никогда не пользовалась: вдруг потекут слезы – такое часто бывало.

Когда они вернулись, Настенька тихо сопела в своей кроватке, а Татьяна спала на диване в гостиной, уронив голову на учебник гражданского права. Они со смехом разбудили ее, и Александр отвез девушку домой. Когда он вернулся, жена была в ванной. На столике в спальне горела маленькая стеклянная лампа – фитилек плавал в густой жидкости неожиданно ярко-фиолетового цвета. Огонек лампы мигал, бросая причудливые тени на стены, мебель и портьеры и делая таинственной хорошо знакомую комнату. Рядом с лампой на столе стояли два бокала, бутылка вина и ваза с фруктами. Он прислушался – из ванной все еще доносился плеск воды и голос Катерины, мурлыкавшей какую-то песенку. Он торопливо разделся, взял в одну руку бутылку, в другую – бокалы, наклонился, зубами выхватил из вазы гроздь винограда и пошел в ванную.

Катерина прислушалась – закрылась входная дверь, Александр ушел на работу. Улыбаясь, она свернулась калачиком и натянула на себя одеяло. Настенька еще спит, и можно просто полежать, прислушиваясь к приятным ощущениям, все еще наполнявшим ее тело. Сладкая истома после занятий любовью вообще одно из самых приятных чувств на свете. Александр любил заниматься сексом по утрам. По вечерам, впрочем, тоже. Но утром это всегда было как-то особенно нежно, как перед расставанием, хотя он уходил всего лишь в офис. Но, помня строки стихотворения Кочеткова, «…и каждый раз на век прощайтесь, когда уходите на миг…», молодая женщина старалась провожать мужа так, чтобы ему хотелось как можно скорее вернуться.

Катерина зажмурилась – лучик солнца пробился между портьерами и щекотал глаза. Пора вставать. Сон ушел, и нарастало нетерпение – этот день будет чудесным, почему бы не начать его наконец. Она соскользнула с кровати и, утопая босыми ногами в густом ворсе кремового ковра, подошла к окну, раздвинула портьеры. Солнце, по-осеннему нежаркое, но все еще ласковое, залило спальню. Щурясь, разглядывала пруд внизу и пыталась осознать то странное ощущение счастья, которое наполняло ее душу. Словно ожидание чуда. Может, она забыла, а сегодня какой-нибудь праздник? Катерина подошла к бюро, перелистала ежедневник в красивом бархатном переплете – подарок мужа. Нет, никакого праздника сегодня не значилось, и особых дел запланировано не было. Пунктом первым на сегодняшний день была записана уборка квартиры. Как ни странно, ничего против она не имела. Это дом, о котором она столько мечтала, – и даже убирать его было в радость.