Наконец в толпе прилетевших пассажиров показалась мощная фигура Замятина, и к его тележке тут же подскочил личный водитель. Затем один за другим появились еще двое из мужской компании – Шульга и Гуревич. Виталика почему-то не было. Обменявшись прощальным рукопожатием, двое мужчин направились к выходу, но Анатолий задержался и стал внимательно всматриваться в редеющую на глазах толпу встречающих. Словно выискивал кого-то.

Нырнув за угол, Катя выждала какое-то время, затем осторожно высунула голову и заметила, как стоявший вполоборота Замятин поднес к уху трубку мобильника, быстро что-то произнес, улыбнулся подошедшей к нему рекламщице, спрятал телефон в нагрудный карман и, не оглядываясь, направился к выходу. Девушка переместилась вплотную к дверям терминала, откуда, наконец, и появился Виталик.

Едва Катя собралась покинуть свое убежище и броситься на шею мужу, как ее опередили: блондинка стремительно шагнула к Проскурину, обняла, поцеловала в губы…

Настороженно оглянувшись, тот чмокнул ее в щеку и, увлекая за собой, откатил тележку в сторону. Лишь после этого он позволил себе проявить эмоции. Хлопая ресницами от изумления, Катя никак не могла поверить в реальность происходящего. Словно смотрела фильм, где главную роль играл ее муж: вот он отпустил ручку тележки, нежно обнял девушку, поцеловал, крепко прижал к себе, снова поцеловал, заглянул в глаза, провел ладонями по длинным волосам…

Катя даже успела подумать, что такая встреча влюбленных в аэропорту могла бы украсить любую мелодраму, вот только… Только кто же тогда она, Катя? Случайная зрительница, статистка? И никакое это не кино.

Вдоволь наобнимавшись, Виталик развернул тележку, и парочка двинулась к раздвижным дверям. Как загипнотизированная, Катя шла следом и, потеряв всякую осторожность, приблизилась настолько, что даже уловила тонкий аромат знакомого парфюма. Виталик подарил ей точно такие же духи на Восьмое марта.

Ударивший в лицо порыв ледяного ветра оказался совсем неожиданным, сбил дыхание и, с силой швырнув в глаза пряди волос, заставил зажмуриться. Снова раскрыв глаза, она успела заметить, что парочка приостановилась, и моментально шмыгнула в сторону. Очень вовремя: опасливо оглянувшись, Виталик взял из рук девушки ключи и быстрым шагом направился к автомобилям, припаркованным под знаком «Остановка запрещена».

Спустя несколько минут у бордюра притормозил золотистый «опель». Загрузив вещи в багажник, Проскурин открыл пассажирскую дверцу, галантно протянул даме руку, помог устроиться на сиденье, сел за руль, завел двигатель, включил левый поворот.

Словно окаменев, Катя провожала взглядом габаритные огни.

– Ты скоро? – будто сквозь вату в ушах разобрала она нетерпеливый голос Венечки в машинально поднесенном к уху телефоне. – Жоржсанд срочно требует машину – ей надо на вокзал! Мы у четвертого сектора.

– Сейчас буду.

Пряча телефон, Катя сделала несколько медленных шагов и вдруг, будто среагировав на звук стартового пистолета, сорвалась с места.

Безошибочно вычислив в сгустившейся темноте редакционную машину, она резко распахнула дверцу, плюхнулась на сиденье, перевела дыхание и выпалила:

– Надо догнать золотистый «опель»! Он пару минут назад отъехал!

– Сосновская в целях маскировки променяла личный самолет на непрезентабельную иномарку? – хмыкнул Потюня. – Или у тебя что-то украли?

«Ага! Мужа!» – едва не сорвалось у нее с языка.

– Ты скажи, по какому поводу шухер? – продолжал допытываться Венечка.

– По информационному, – коротко, лишь бы отцепиться, ответила Проскурина.

– Сенсация?

– Более чем.

– Тогда давай, жми! – постучал тот по плечу водителя.

Это было излишним. Восприняв слова «информационный повод» и «сенсация» как пароль, водитель так утопил педаль газа, что, взвизгнув тормозами, машина рванула с места и понеслась, точно выпущенная из пистолета пуля. Стоявший неподалеку гаишник даже моргнуть не успел, а уж тем более сообразить, как ему реагировать на такое безобразие.

Катю с силой вдавило в сиденье, руки машинально нащупали ремень безопасности.

– Для папарацци работа будет? – воодушевился Потюня и, судя по звуку, принялся лихорадочно расстегивать сумку-футляр, где покоилась фотокамера. – Страсть как люблю сенсации.

– Не спеши, – остановила его Катя. – Сначала надо проверить, вдруг это ошибка.

– Так все великие скандалы строились на этих самых ошибках! – посмеялся он над ее нерешительностью. – Чем больше ошибка, тем сильнее скандал. Чем сильнее скандал, тем больше правды. А в конце концов выясняется, что никакой ошибки вовсе не было. На самом деле все правда! – убежденно заключил Венечка. – Просто не всем ее хочется признавать!.. Эх, не в той стране живем! Здесь вам ни скандалов, ни правды, ни желтой прессы… Пресно живем, серо, буднично. Можно сказать, гибнем заживо.

– Ты, что ль, Венечка, гибнешь? – напряженно вглядываясь в прорезаемую фарами темноту, нашла силы усмехнуться Проскурина. – Да будь у тебя в друзьях хоть какой писатель, роман о твоей личной жизни побил бы рекорды продаж.

– А я о чем? Приходится самому разукрашивать серые будни. Дабы не помереть со скуки!

– Скука – это сытость, – едва слышно произнесла Катя. – Видать, Венечка, ты сыт по горло.

– Чего? – не понял Потюня. – Ты о еде-то не вспоминай, с утра маковой росинки во рту не было. И вообще, хоть словом намекни: на кого охота?

– Главное – понять, кто на кого охотится… – снова пробормотала Проскурина.

– Что-то я тебя сегодня не понимаю… Ты просто скажи: за кем гонимся? Может, помогу какой информацией? – неожиданно посерьезнел он. – Не могу припомнить, у кого из наших знаменитостей имеется золотистый «опель». Цвет, конечно, модный, но вот марка подкачала. Не понтово. Однако шибко рванули, – отметил он, взглянув через плечо водителя на стрелку спидометра.

На какое-то время в салоне стало совсем тихо. Пассажиры только нетерпеливыми взглядами провожали мелькавшие справа машины и тут же переключали внимание на огни впереди идущих. Золотистого «опеля» нигде не было видно.

– Странно, – подал голос водитель. – Если он отъехал прямо перед нами, то, по идее, мы должны его уже нагнать. Вы уверены, что ему в Минск надо?

– А куда еще? – занервничала Катя, достала сигарету, но тут же спрятала. В редакционной машине никто не курил: ни сама Жоржсанд, которая ввела это правило, ни водитель, ни сотрудники газеты. – Другой дороги нет.

– Почему же, есть. Можно было свернуть на Московскую трассу.

– Так ведь лишний круг, – скептически отреагировала она.

– Как сказать… Если сразу от аэропорта на Сокол повернуть, то до Партизанского добираться даже удобнее.

«Верно! – вспомнила Катя. – К тому же Виталик не любит гонять в темноте… А вдруг у него возникли проблемы на работе и он поехал сразу туда? А тут я со своей нездоровой фантазией? – ухватилась она за спасительную соломинку, но тут же сникла: – Не стыкуется: с обычными сотрудниками так не целуются. И все же надо уточнить», – потянулась она в сумку за телефоном.

«Абонент находится вне зоны действия сети или же отключен!» – «обрадовал» ее приятный женский голос.

– Виталий Львович в командировке, но завтра будет на месте, – проинформировали ее по рабочему номеру. По голосу Катю не узнали, что и неудивительно: после того как необходимость в ее услугах отпала, на работе у мужа она не появлялась. В течение дня супруги общались в основном по мобильному, а сотрудников за последнее время прибавилось. – Простите, а вы по какому вопросу?

– Я… по вопросу рекламы… Из газеты… Мы раньше с вами работали… То есть с вашей компанией… Не могли бы вы соединить меня с сотрудницей, которая владеет этим вопросом? – тут же нашлась Катя.

– С Анастасией Сергеевной?

– Да, с Анастасией Сергеевной. Напомните, пожалуйста, ее фамилию…

– Кошкина.

– Да-да, именно так, – пробормотала Проскурина и до предела напрягла память. – Насколько я помню, она входит в штат коммерческого отдела и работает на полставки? Потому что студентка…