Двое упырей, те, что были слева, швырнули в пришельца ритуальные копья и бросились следом, не уступая копьям в скорости. Впрочем, атака оказалась роковой как для оружия, так и для оруженосцев. Рубящим ударом ноги враг отбил копья в сторону, а затем, не прекращая движения, вогнал локоть в висок первому Живущему в Ночи, заляпав кровью и сгустками мозгового вещества свой плащ. Второй упырь успел увернуться от выпада ноги и сумел схватить ее, готовясь оторвать от тела, но почему-то вместо ноги врага в руках у него оказалась нога убитого до этого не-живого, а враг появился сзади. Взор не сумел отследить, как это произошло, и упырь впервые в жизни испытал ужас, раскрывший перед ним бездны темного Ничто. Впрочем, чувство это, способное, по утверждению эквилидорских философов, раскрыть смертным Бытие как таковое в экзистенциальной данности, длилось недолго – удар ногой перебил позвоночник Живущему в Ночи, и тут же затихло медленно бьющееся сердце, раздавленное железным каблуком сапога.

– Снова играешься? – раздался осуждающий голос.

Фатанкар, приподняв голову, смог разглядеть кого-то невысокого в коричневом плаще, который легко держал в руках трупы упырей, тех двоих, что вместе атаковали смертельно опасного врага. Взор не разглядел на них ни ран, ни переломов, ни вообще следов насилия. Упыри умерли будто от того, что их сердца остановились по естественной причине.

Хотя этого не могло быть.

– Эти двое могли убежать и предупредить жрецов.

– Но ведь не убежали. – Ублюдок, убивший всех его товарищей, спокойно шагал к Фатанкару, облизывая пальцы. Судя по кровожадной ауре, которая окутала его после насилия, намерения его по отношению к командиру отряда были вполне определенными. – И не предупредили. Я бы их догнал.

– Не забывай, почему мы ускользаем от их Взора. Если бы не Мастер, тебе бы не удалось так легко справиться с ними.

– Эти мертвяки мне не ровня, даже не будь на мне…

– Тише. Лучше помолчи. И у ветра есть уши.

– Ладно, ладно. Только помни, что сильнее меня в нашей команде – только…

– И имен не надо.

– Ну ладно. Что дальше?

– Хранитель находится на нижних уровнях.

«Хранитель? – подумал Фатанкар. – Что за хранитель?»

– Вход мои тени скоро найдут. Следуй за ними, а я разберусь со жрецами. Воплощение Ночи – не особо… мм… скажем так, Воплощение – не особо приятная конструкция, и мне не хотелось бы, чтобы ты и я имели с ним дело.

– Странно, что так мало охраны, – пробормотал первый пришелец и кровожадно посмотрел на Фатанкара. – Эти мертвяки слишком уверены в себе…

– Это ты самоуверен. Постарайся не забыть, что Хранитель не ровня тем, кого ты убил.

– Я надеюсь на это.

«Даже так? – Если бы были силы, Фатанкар бы рассмеялся. – Как же это глупо… теперь я понимаю… убоговские Сива… как хитро… проклятье…»

– Ты убьешь его или позволишь забрать тело мне?

– Ну уж нет. Я начал, мне и заканчивать. Только мне позволено убить его.

Говорили о Фатанкаре. Это понятно. Но почему медлят, зачем разговаривают? Впрочем, это хорошо, есть возможность для жрецов заметить, что что-то не так, есть возможность, что проклятые убийцы встретят не слуг Ночи, ни о чем не подозревающих, а приготовившихся к жесткому отпору Зазывателей Ночных Сил. И тогда…

Впрочем, тогда он будет мертв.

В этом Фатанкар не ошибся. Первый пришелец схватил его голову и без заметных усилий оторвал от тела. Конечно, упырь мог это пережить и восстановиться… но его череп хладнокровно размолотили о мраморные ступени. Мозг и сердце. Два самых слабых места упыря. Почти как у прочих смертных. Правда… Нет. Единственные слабые места обыкновенного упыря.

Все остальное можно восстановить. Это – никогда.

Луна была злой.

Когда-то Понтей услышал от отца, что наделение неживых объектов качествами смертных только запутывает познание этих объектов. Понтей был молод и удивился. Как же так? Ведь месяц, появляющийся каждый вечер, – бог. И не просто бог – посланец Ночи, который позволяет ей напоминать о себе. Не будь посланца, как отличить Ночь от Тьмы?

Отец улыбнулся и сказал, что богам – божественное, а материальным объектам в их мире – материальная объективность в их мире. Что Луна – это не только бог. И что бог – это не только Луна.

– Не будешь же ты утверждать, что когда Проклятый Путник садится за горизонт, то лишь по этой причине наступает Ночь? – улыбался отец. – Мы должны понять различие, – продолжал он. – Большинству упырей непонятно, зачем различать это. Другие, а их еще больше, даже не знают, что это стоит делать. И мы, Живущие в Ночи, не одиноки в своих воззрениях на мир. Люди, эльфы, гномы, вампиры, валлаты, драуга, эш-шенори и мириады других – в общей массе всегда есть группы, которые стремятся к истинному знанию.

– А остальные?

– Остальные? – Отец посмотрел на развешенное в зале фамильное оружие. – Остальные, – повторил он, – остальные просто живут.

Но Луна все равно была злой. Ей бы спрятаться сейчас за тучи и перестать освещать Землю, дав двум бегущим упырям преимущество перед неведомым врагом. А она светила так ярко, что напоминала своего брата, Врага Ночи. Почему-то казалось, что Луна злится, захлебывается недобрыми помыслами и стремится их излить именно на них двоих, верных слуг и почитателей ее госпожи – Великой и Милосердной Ночи.

Но Луна не могла быть злой. Просто так получилось.

– Осторожно!

Рык охранника заставил Понтея насторожиться. Да, он маг, один из лучших, но охранник тренировался в клане Вишмаган и быстрее, чем он, заметит опасность. Однако остановиться сразу упырь не мог: частичная трансформа ног, совершенная, чтобы бежать наравне с охранником, не дала ему затормозить. Он сделал еще три шага, и тут прямо перед ним взорвалась земля. Она разлетелась, словно красочный фейерверк, выписывая в воздухе дуги и зигзаги, а следом из-под земли поползли…

«Змеи? – мелькнула мысль. – Неужели Атан?..»

Но клан Атан оказался ни при чем. Еще секунда, и Понтей разобрал, что из земли растет трава. Ему вспомнились солдаты из сказок Морского Союза, появившиеся из брошенных в землю клыков дракона и растущие, чтобы покончить с теми, кто по глупости оказался на их пути. Понятное дело, трава эта не была обычной – она извивалась, как те самые змеи, за которых Понтей ее принял, и размерами отличалась от обычной муравы. Завидев такую траву на своей тщательно ухоженной декоративной лужайке, Светлый эльф в ужасе совершил бы ритуальное самоубийство.

«Нож-Трава? Не похоже. Травяные Копья? Опять не то… – Понтей лихорадочно перебирал варианты. Думать быстро он умел, а сейчас от этого зависела его жизнь. Об охраннике он не вспоминал. Тот мог постоять за себя в бою. Правда, сейчас он должен был защищать и себя и Понтея, причем Понтея лучше, чем себя, что уменьшало его боеспособность. – Новая магия? Надо было давно…»

Время вышло.

Стебли, свернутые в тугую спираль, вдруг все одновременно выпрямились, как выпрямляется долго сжимаемая пружина, и со скоростью, которой позавидовали бы боги ветра, ударили по упырям.

Взметнулась пыль.

Зарычал охранник.

Понтей вдруг понял, что даже не знает, как его зовут. Охранник мог умереть прямо сейчас, здесь, и Понтей никогда не узнает его имени, потому что потом вряд ли станет ходить и расспрашивать, как зовут того Живущего в Ночи, что обычно сопровождал его в библиотеку Дайкар.

Если потом будет кому ходить…

Понтей приоткрыл глаза. Если кому сказать, что один из могучих чародеев клана Сива, да что там – Лангарэя, испугался и зажмурился, когда его атаковали, то… То все поверили бы, конечно. И обсуждали при каждом удобном случае, считая удобным случаем нахождение Понтея в метре от себя. Обсуждали бы, громко и фальшиво удивляясь.

«Сработало… Сработало!»

Трава дрожала в двух метрах от Живущих в Ночи, словно схваченная невидимой рукой. Дрожала, пытаясь вырваться и продолжить свой удар, оставив от не-живых два бездыханных тела. Понтей ухмыльнулся. Не получится. Теперь не получится. Он поднял руки, складывая их в жесты, пробормотал ритмическую формулу – не было сил сейчас ее продумывать, легче произнести на телесном уровне.