— Мне приятно это слышать, монсеньор.
Воцарилась тишина, и Арлетте показалось, что герцог ждет от нее чего-то еще.
Но, видимо, он решил положить конец аудиенции.
— После нашего разговора, мисс Тернер, я принял решение оставить Дэвида на ваше попечение. Хотя, я полагаю, что в Англии ему больше понадобится здравый смысл, нежели богатое воображение.
— Я согласна, монсеньор. Поэтому мне кажется, что Дэвиду и Паулине очень важно иметь возможность общаться со сверстниками.
— Для чего? — резко спросил герцог.
— Для ребенка неестественно общаться только со взрослыми. Такие дети кажутся старше своих лет, к тому же именно у них рождаются те самые странные фантазии, о которых вы только что говорили.
Искра промелькнула в темных глазах герцога, и он ответил, стараясь придать своим словам как можно больше внушительности:
— Французские дети счастливы жить в семье!
— Конечно, я тоже в этом уверена! Но их семьи, как правило, намного больше, чем та, в которой растут Дэвид и Паулина. Если бы у вас, монсеньор, или у господина графа были дети, то они могли бы вместе играть.
Арлетта поднялась на ноги.
— Я очень рада, монсеньор, что Дэвид так прилежно готовится к поездке в Итон. Надеюсь, что он, как и его отец, будет там счастлив.
Герцог презрительно скривил рот, и Арлетта поспешила добавить:
— Для многих мальчиков Итон, с его играми и великолепным образованием, становится надежным фундаментом их взрослой жизни.
Она сделала паузу и сказала:
— Я верю, что Дэвид не только полюбит Итон, но найдет там множество замечательных друзей, в которых он так нуждается.
Она не стала ждать, что ответит герцог. Грациозно поклонившись, она направилась к выходу.
Она уже была возле двери, когда герцог сказал:
— Передайте Дэвиду, что он может покататься со мной верхом после ленча!
— Хорошо, я передам, монсеньор.
Оказавшись за дверью, Арлетта перевела дух.
Она думала, что ей будет трудно разговаривать с герцогом, но, к ее удивлению, слова сами слетали с языка, а речь была плавной и убедительной.
У нее осталось ощущение, что она сильно удивила герцога.
Ей было о чем подумать.
— Почему у меня не хватило смелости сказать ему, чтобы он прекратил отравлять ум мальчика, настраивая его не только против Итона, но и против Англии?
Арлетта решила, что для первого раза сказано было достаточно, и у нее еще будет возможность продолжить разговор, раз герцог ее не выгнал.
Когда Арлетта переступила порог классной комнаты, Дэвид радостно вскрикнул и бросился ей навстречу.
— У вас все в порядке? Дядя Этьен вас не обидел?
— Нет. Все хорошо, — ответила Арлетта. — Давай лучше приступим к урокам. Вместо того, чтобы упражняться в грамматике, ты играл со своими солдатиками!
— Я так волновался! Я думал, что дядя Этьен отправит вас домой!
— С чего ты взял?
— Потому что вы англичанка, мадемуазель. И потому, что он застал вас за фортепиано в бальной зале прошлой ночью.
— Откуда ты знаешь?
— Я слышал, как камердинер дяди Этьена рассказывал официанту, что когда они приехали, то пошли в спальню и услышали музыку, доносившуюся из бальной залы. Дядя Этьен решил узнать, кто играет. Неужели, мадемуазель, вам не было страшно в полночь в этой части замка?!
— Во-первых, была не полночь! Вспомни, ты только что пошел спать. Во-вторых, я не боюсь привидений. Это сказки для запугивания глупцов. К тому же я не знала, что твой дядя вернулся, и думала, что меня никто не слышит.
— Если бы вы меня попросили, я бы пошел вместе с вами!
— Спасибо, Дэвид, — поблагодарила его Арлетта. — Я только хотела послушать, как звучит Штраус в этой прекрасной бальной зале.
Арлетта пыталась представить происшедшее в самом лучшем свете. Она понимала, что история уже облетела замок со скоростью лесного пожара.
Теперь об этом знали все, от старой герцогини до садовника и прачки.
— Вы очень храбрая! — восторженно сказал Дэвид. — Я уверен, что никто из прислуги не осмелился бы оказаться ночью в этой части замка.
Он немного помолчал и спросил:
— А как вам удалось зажечь люстру?
Подозрения Арлетты полностью подтвердились: ее история была известна всем и со всеми подробностями!
— Я расскажу тебе потом. Займемся уроками.
— Дядя Этьен не приказал вам прекратить занятия?
— Нет, конечно! — ответила Арлетта. — Мне кажется, Дэвид, что ты превращаешь своего дядю в чудовище только потому, что тебе не о чем больше поговорить!
— Люди болтают о нем, потому что его боятся. И еще, он убил свою жену! — воскликнул Дэвид.
— Если бы это было правдой, то он бы отправился на гильотину! — строго возразила Арлетта.
— Он столкнул ее с крепостной стены. Они были вдвоем, и их никто не видел! Они ненавидели друг друга и всю жизнь ругались!
Арлетта стукнула ладонью по столу.
— Хватит! Мне надоело выслушивать эти сплетни! А с твоей стороны, Дэвид, не только глупо, но и ужасно повторять такие вещи! Честно говоря, я не верю.
Дэвид пожал плечами.
— Хотите верьте, хотите нет, — ответил он, — но все верят. А еще, когда графиня и герцог собирались пожениться, она неожиданно умерла. Все говорят, что герцог избавился от нее, потому что он больше не хотел на ней жениться.
Арлетта вздохнула.
— Если ты будешь продолжать говорить такую чепуху, я не буду заниматься с тобой английским!
— Это нечестно! — взмолился Дэвид.
— Это ты ведешь себя нечестно! В Англии человек считается невиновным, пока суд не решит, совершил он преступление или нет! И тогда его либо оправдают, либо повесят или отправят на гильотину!
— Герцог очень умен, поэтому избежал наказания, — возразил Дэвид.
— Даже если и так… тебе нет до этого дела, — сказала Арлетта. — Тебе, Дэвид, следует прекратить повторять эти россказни, иначе ты сам превратишься в старую сплетницу, которой больше не о чем поговорить!
Арлетта по-настоящему рассердилась, но решила, что надо сменить тактику.
— Послушай, Дэвид, — мягко сказала она. — Это было давно. Ты умный мальчик и должен понимать: раз люди говорят о твоем дяде такие вещи, то для начала они должны представить неопровержимые доказательства. Иначе все эти россказни ничего не стоят.
Дэвид был заинтригован, и спросил:
— А как?
— Я не знаю, — ответила Арлетта. — Я уже говорила тебе, что в Англии никто не обвиняет человека без веских оснований. Советую тебе потребовать: «Докажите, тогда я поверю!» Это единственный достойный образ мыслей для настоящего джентльмена.
— Вы правы, — подумав, ответил Дэвид. — Наверное, это неправда, что дядя Этьен столкнул тетю Терезу. Никто не слышал, чтобы она звала на помощь. Может быть, она сама бросилась со стены?
— Вот это уже более разумный подход, — сказала Арлетта.
— А графиня, — не унимался Дэвид, — была очень красива. Она умерла от яда. Люди говорят, что дядя Этьен подлил ей в кофе настойку опия.
— Она могла это сделать сама! — возразила Арлетта.
— Нет, они говорят, что она не хотела умирать. Они говорят, что она собиралась выйти за него замуж!
— «Они говорят, они говорят», — передразнила его Арлетта. — Они не рассказали тебе ничего хорошего! Дэвид, ты не должен верить подобным сплетням, пока не получишь доказательства. Найди того, кто действительно видел, как дядя Этьен наливал в кофе опий!
— Я понял, — немного помолчав, ответил Дэвид. — Мужчины не покупают настойку опия, правда?
— Настойка опия — это снотворное для слабонервных женщин, — ответила Арлетта. — Я никогда не слышала, чтобы ее принимали мужчины. Даже мой отец, который мучился от сильных болей, с возмущением отослал своего доктора, который предложил ему воспользоваться этим средством.
Арлетта невольно погрузилась в воспоминания. Конечно, отцу бы не помешал опий. Уж лучше бы он не был таким сильным. По крайней мере тогда бы он не так измучил всех своим бесконечным ворчанием и недовольством.