– Ну и правильно, – стебётся он над ней.
Эмма наклоняется вперёд, выставляя ногу. Ещё секунда, и она сделает это.
– Дура! Ты же себе только ноги переломаешь! С крыши надо!
Эмма в ответ пожимает плечами и прыгает с подоконника на пол.
– С крыши, так с крыши, – легко соглашается она.
Я тебя забанил
…В последнее время с Эммой творится что-то непонятное. Она стала очень нервной и подверженной частой смене настроения: то вдруг засмеётся, как ненормальная, то вдруг ни с того ни с сего заплачет.
В неё будто вселилась какая-то сущность, которая и заставляет её совершать безрассудные поступки. Иногда Эмма ощущает себя ангелом, иногда – бесом. Всё бы ничего, но порой эта сущность нашёптывает ей, что от беса неплохо бы избавиться. И ничего страшного не случится. Ведь твой ангел-хранитель всё равно останется с тобой.
Выйдя из пустого кабинета, Эмма выбирает в меню мобилки любимую песню, втыкает в уши наушники и включает воспроизведение. В такт первым аккордам она начинает подмахивать головой, бессмысленно глядя перед собой.
Ему важнее не я, а то, что от меня воняет табаком, думает она. Значит, он меня нисколечки не любит! Не захотел, чёрт лысый, чтобы я прыгала со второго этажа. Конечно! Зачем ему калека? Это ж придётся возить меня на кресле-каталке и подавать мне костыли, как в клипе Леди Гаги.
Эмма представляет себя в этом кресле-каталке, и ей вдруг становится жалко себя. Он хочет твоей смерти, – предупреждает её ангел-хранитель. Ну, раз хочет… – подсказывает ей бес. Эмма выходит на лестничную площадку и поднимается на третий этаж.
Злой знает, что в школе на крышу в принципе попасть невозможно. Все двери, ведущие туда, всегда закрыты на висячий замок. Но мало ли, что ещё может прийти сейчас в голову Эмме? Поэтому он, огибая флигель, спешит к главному входу, бегом несётся по коридору и буквально взлетает на третий этаж.
Можно представить его изумление, когда он видит, что решётчатая дверь на крышу широко раскрыта, а рядом на ступеньке лежит открытый висячий замок.
Взбежав по узкой лестнице, он открывает глухую металлическую дверь и оказывается на плоской, покрытой просмоленной толью, крыше. Эммы нигде не видно. Лишь в дальнем левом крыле он видит склонившегося над телевизионной антенной учителя физики.
Справа открывается вид на Сапёрную слободку, слева – на Девичью гору. Отсюда гора выглядит не самым лучшим образом. Пейзаж портят две дальние трубы ТЭЦ и пять радиовышек напротив, издалека предупреждающие о себе красными и белыми полосами.
Алексей заглядывает за правый угол лестничной надстройки и замечает там Готику – известную всей школе гимназистку, прозванную так за свою приверженность к готическому стилю. А известна она, прежде всего, тем, что ни с кем не дружит. Одетая явно не по погоде, та стоит в длиннополом пальто, прислонившись спиной к бетонной плите, и задумчиво смотрит перед собой.
Об этой гимназистке постоянно судачат на переменках и распускают самые невероятные слухи. Якобы каждый день Готика ходит на кладбище, что нет ни одного кладбища, на котором бы она не была, что у неё острые клыки, как у вампира, и этими клыками она прокусывает себе вены, а потом сама у себя пьёт кровь.
Вся в чёрном, начиная от ботинок с высокой шнуровкой и заканчивая длинными курчавыми волосами, Мария Чернавская словно излучает вокруг себя мрачную и таинственную ауру. Глаза у неё, под стать фамилии, также чёрного цвета, и в них лучше не заглядывать.
Брови, предварительно выщипанные, нарисованы чёрным карандашом. Губы накрашены блэк-помадой, а лицо явно натёрто мелом, отчего она выглядит бледной, как покойница.
Злой проходит мимо неё с таким видом, будто её здесь нет.
Она также делает вид, что его в упор не видит.
Обогнув надстройку, Алексей замечает за углом Эмму, стоящую спиной к нему у самого края крыши, возле невысокого, чисто символического бортика.
– Эм! – зовёт он.
Она не оборачивается.
Подбежав ближе, он слышит её голос, словно она что-то бормочет:
– Давай, до свиданья… да, я ненормальная…
– Эм! – осторожно говорит он.
Она не отзывается, продолжая что-то бормотать, будто не в себе:
– Ты ничего не поймёшь…
– Что я не пойму? – удивляется Алексей.
Но она будто не слышит его.
– На прощанье… я сделаю вот что! – исступлённо повторяет она, глядя перед собой. – И ты никогда не уйдёшь!
– Эм, – мягко произносит он, в любой момент готовый схватить её за руку.
Неожиданно она оглядывается.
Обнаружив рядом Алёшу, она выдёргивает из ушей наушники, и он понимает, что она всего-навсего напевала слова песни. В её глазах он видит радость и облегчение, что он, наконец, появился и в очередной раз успел прибежать, чтобы спасти её. Но именно эта радость и вызывает в нём почему-то обратную реакцию.
– Ну и что дальше? – зло спрашивает он. – Давай, давай, вперёд. Чего стоишь?
– Ты этого хочешь? – изумлённо спрашивает она.
– А мне пофигу! Хоть кури, хоть умри! Я тебя забанил!
– Забанил? Ну тогда…
Она пытается снять с безымянного пальца колечко, которое он ей недавно подарил. Но у неё не получается.
– Ничего. Потом сам снимешь. Когда меня уже не будет.
– Напугала. Отсюда всё равно не убьёшься. Уж лучше вон с Девичьей, – кивает он на Гору. – Ведь это так романтично: с обрыва прямо в речку Лыбедь вниз головой.
– Хорошо. Я так и сделаю, – обещает Эмма.
– Дура ты!
Вовсе не это он хотел от неё услышать. Злой лезет руками в задние карманы джинсов, что-то нащупывает там, и, наконец, протягивает перед ней зажатые кулаки.
– В таком случае, выбирай!
– Что тебе ещё нужно?
– Ты должна выбрать, – настаивает Злой.
– Не хочу, – мотает она головой, – не буду.
– В каком из них? – требует Злой.
– В этом! – ударяет Эмма по левому кулаку.
Злой раскрывает кулак и на ладони оказывается скомканный чёрный кулёк – тот, который обычно используют для мусора.
– А причём тут кулёк?
– А ни при чём! Ты выбрала. Теперь он твой, – протягивает он ей кулёк.
Эмма берёт его в руки.
– И чё мне с ним делать?
– Как чё? Наденешь себе на голову – чтобы страшно не было.
– Дурак, что ли?
– А потом в этом мусорном мешке можешь смело прыгать в мусоропровод со своего этажа!
– Ты полный урод. Я тебя ненавижу! – вся на нервном срыве орёт Эмма и бросает в него мобилку.
Мобилка ударяется в бетонную стену лестничной надстройки и разлетается на части. Из-за стены неожиданно появляется Готика и вступается за Эмму.
– Чего ты к ней пристал?
– Я тебе мешаю? – огрызается Злой.
– Да, мешаешь! – отзывается она.
– Пошла, ты знаешь куда! – угрожает ей Злой.
– Куда? – интересуется она.
– К себе на кладбище, чёрное чмо!
Слышно, как звенит звонок на четвёртый урок.
Учитель физики уже направляется в их сторону.
Слово «кладбище» Готика пропускает мимо ушей, а вот последнее выражение её задевает.
– Что ты сказал?
Она снимает с плеча чёрную сумку и, размахнувшись, пытается ударить его по голове.
– Сам туда же послан!
– Сдурела? – защищается он рукой, а потом сам замахивается на неё.
– Попович! Алексей! – кричит ему издали учитель физики. – Я не понял! Ты как себя ведёшь? И вообще, что вы тут делаете? Ну-ка, живо все отсюда! Вы что, звонка не слышали?
Злой спохватывается и смотрит на часы.
– Ничего, я с тобой ещё разберусь, – мстительно обещает он Готике, и первым покидает крышу.
Мара-Мария
– Спасибо, – благодарит Эмма свою защитницу, засовывая чёрный пластиковый мешок для мусора в задний карман джинсов.
– Не за что! Их надо ставить на место, иначе они сядут на голову, – советует ей Готика.
– Я не могу, – мотает Эмма головой, – и ненавижу себя за это.
Отвернув лицо и глядя с края крыши на землю, она добавляет:
