Катон Старший
(№ 2104). «[ 164 г.] …Как рассказывает Полибий в тридцать первой книге своей истории, известный Катон с негодованием, открыто поносил тех из граждан, которые вводили в Рим иноземную роскошь, триста драхм платили за бочонок сельдей из Понта, а за красивых мальчиков давали больше стоимости полевого участка.
…Распущенность и жажда необычайного, проникшие в среду юношества, доходили до того, что многие платили за любовника талант, а другие покупали бочонок сельдей за триста драхм. По этому поводу Марк [Порций Катон] в народном собрании с негодованием говорил, что об упадке нашего государства ярче всего свидетельствует то, что красивой наружности раба покупают дороже, чем полевой участок, а за бочонок сельдей платят больше, чем за пару быков» (Полибий XXXI 24 [Полибий 1994-95, т.3, с.85])
(№ 2105). «А ведь древний Катон, как пишет Полибий [ XXXI 24] … сердился и кричал, что в Рим вводят чужеземную роскошь, что за горшок солёной рыбы с Понта платят 300 драхм, что красивые мальчики стоят больше, чем поместья» (Афиней VI 275а [Афиней 2003-, т.1, с.342])
(№ 2106). «…ни разу не приобрел он [ Катон] раба дороже, чем за тысячу пятьсот денариев, потому что, как он говорит, ему нужны были не изнеженные красавчики, а люди работящие и крепкие – конюхи и волопасы» (Плутарх. Марк Катон 4, пер. С.П.Маркиша [Плутарх 1994, т.1, с.385])
(№ 2107). «Развратному старику он [ Катон] сказал: «Послушай, в старости и так много уродливого, зачем же ты еще сильнее уродуешь ее своей гнусностью?» (Плутарх. Марк Катон 9, пер. С.П.Маркиша [Плутарх 1994, т.1, с.388])
(№ 2108). «(фр.212) Они считали, что несправедливо применять насилие к свободному телу того, кто пользовался дурной славой и репутацией, но не зарабатывал открыто своим телом и не продавался своднику.
(№ 2109). (фр.213) Там он был вместо девки: поднимался и с пира уходил в спальню, и некоторые из них часто вели себя в том же роде» (Катон, фр.212-213. Речь 63. О делах Флоры [Трухина 1986, с.181])
(№ 2110). «Если ты застанешь свою жену в прелюбодеянии, то можешь убить ее без суда, а она тебя, если ты развратничал с женщинами или мужчинами, не может тронуть и пальцем: нет у нее права» (Катон, фр.222. Речь 69. О приданом [Трухина 1986, с.182])
Дело Фламинина
(№ 2111). «(Кн.39, гл.42, 5) Цензоры Марк Порций и Луций Валерий пересмотрели состав сената, чего многие ждали с немалым опасением, и исключили семерых, в том числе знатного и уважаемого консуляра Луция Квинкция Фламинина. (6) Старинный обычай требовал от цензоров при имени лица, исключенного из сената, письменно указать причину исключения. Сохранилось несколько суровых речей Катона против тех, кого он удалил из сената или исключил из сословия всадников, (7) но самая резкая из них адресована Луцию Квинкцию. Если бы такую речь Катон произнес как обвинитель еще до исключения, а не после, как цензор, то сохранить Луцию место в сенате не смог бы, будучи цензором, даже брат его Тит Квинкций.
(8) В своей речи Катон рассказал, как Луций Квинкций, посулив большие подарки, увез с собой в Галлию дорогого развратника, пунийца Филиппа. (9) Мальчишка, чтобы побудить любовника к щедрости, жаловался консулу, что уехав из Рима, лишился такого удовольствия, как гладиаторские игры. (10) Однажды на пиру, когда они уже захмелели, консулу доложили, что прибыл с семьей знатный перебежчик из галльского племени бойев, и чтобы заручиться покровительством консула, желает лично увидеться с ним. (11) Введенный в консульскую палатку галл через переводчика обратился к Квинкцию с речью, но тот, небрежно перебив гостя, спросил распутного мальчишку: «Раз тебе не хватает гладиаторских игр, хочешь, я покажу тебе смерть галла?» (12) Мальчик, приняв это за шутку, кивнул. Тогда консул схватил меч, висевший за его спиной, и размахнувшись, ударил перебежчика в голову. Несчастный отшатнулся с криком о помощи, призывая в свидетели римский народ, но вторым ударом консул его прикончил.
(43, 1) Валерий Антиат не читал речи Катона и, основываясь на чьих-то рассказах, передает дело иначе, но в том, что касается разврата и жестокости, достаточно близко. (2) В Плацентии консул пригласил на пир распутницу, в которую был влюблен до беспамятства, и стал хвастать тем, как строго он вел расследование уголовных дел и сколько осужденных у него в темнице ждет исполнения смертного приговора. (3) Распутница заявила, что ни разу не видела, как людям отрубают голову, и очень хочет это увидеть. Тогда учтивый любовник велел притащить одного из тех несчастных и топором отрубил ему голову.
(4) Кто точнее в подробностях, Катон или Валерий, я не знаю, но в любом случае поступок Квинкция считаю просто чудовищным: на пиру, где принято с благочестивой молитвой совершать возлияния бессмертным богам, зарезать, как жертвенное животное, человека и залить его кровью обеденный стол на потеху любовнику или любовнице, разомлевшей у консула на коленях! (5) В конце речи Катон предлагает Квинкцию в суде доказать свою невиновность, а если это сделать он не готов, то пусть не рассчитывает на снисхождение после того, как в хмельном угаре пролил, развлекаясь, человеческую кровь» (Тит Ливий XXXIX 42, пер. Э.Г.Юнца [Ливий 1989-93, т.3, с.349-350] = Катон, фр.69-70 [Трухина 1986, с.174]
То же: (Эпитома кн.39 Тита Ливия [Ливий 1989-93, т.3, с.569])
(№ 2112). «Далеко не одно и то же, Филипп, любовь и похоть: откуда уходит одна, туда приходит другая; одна – благо, другая – зло» (Катон, фр.71. Речь 11 [Трухина 1986, с.174])
(№ 2113). «Внеся первым в список сенаторов своего друга и товарища по цензорству Луция Валерия Флакка, Катон изгнал из сената очень многих, и среди них – Луция Квинтия, бывшего за семь лет до того консулом, но прославившегося не столько своим консульством, сколько тем, что он был братом Тита Фламинина, победителя царя Филиппа. Причина этого изгнания была такова. Луций держал мальчишку-любовника, совсем молоденького, не отпускал его от себя ни на шаг, даже в походах с ним не расставался, и мальчишка был у него в такой чести и пользовался таким влиянием, каким не мог похвастаться ни один из самых близких друзей и домочадцев.
Как бывший консул Луций получил в управление провинцию, и вот однажды на пиру мальчишка, возлежа за столом по обыкновению рядом с Луцием, всячески льстил ему (а тот был уже пьян, и его нетрудно было склонить к чему угодно) и между прочим сказал: «Я так тебя люблю, что приехал сюда, хотя в Риме были назначены гладиаторские игры, а я никогда еще их не видел и очень хотел поглядеть, как убивают человека». Тогда Луций, отвечая любезностью на любезность, воскликнул: «Ну, из-за этого нечего тебе огорчаться – я всё улажу», - и тут же приказал привести на пир кого-нибудь из осужденных на смерть, а ликтору с топором стать рядом. Потом он еще раз спросил своего любимчика, желает ли он поглядеть, как человека зарубят, и когда тот ответил, что да, желает, распорядился отсечь преступнику голову.
В таком виде передают эту историю многие, а Цицерон в диалоге «О старости» вкладывает её в уста самому Катону. Но Ливий сообщает, что казненный был галл-перебежчик, что умертвил его не ликтор, а сам Луций, и что об этом говорится в одной из речей Катона» (Плутарх. Марк Катон 17, пер. С.П.Маркиша [Плутарх 1994, т.1, с.393])
(№ 2114). «Валерий Антиат, однако, пишет, что Луций сделал это в угоду не любовнику, а любовнице. … Похоже, однако, что Катон преувеличивает, чтобы усугубить обвинение» (Плутарх. Тит 18, пер. Е.В.Пастернак [Плутарх 1994, т.1, с.429]
(№ 2115). «…Катон выступил вперед вместе со вторым цензором и спросил Тита, знает ли он о том пире. Тит ответил, что не знает, и Катон рассказал об этом происшествии и предложил Луцию объявить перед судом, что именно в этом рассказе он считает ложным. Но Луций молчал, и народ, увидя, что он наказан по заслугам, с почетом проводил Катона домой» (Плутарх. Тит 19, пер. Е.В.Пастернак [Плутарх 1994, т.1, с.429])