В тень забираясь ветвей, опаленные солнца лучами,

Звонко болтали цикады, древесный кричал лягушонок,

Криком своим оглашая терновник густой и колючий. (140)

Жавронки пели, щеглы щебетали, стонала голубка,

Желтые пчелы летали, кружась над водной струею –

Все это летом богатым дышало и осенью пышной.

Падали груши к ногам, и сыпались яблоки щедро

Прямо нам в руки, и гнулся сливняк, отягченный плодами,

Тяжесть не в силах нести и к земле приклоняясь верхушкой.

Сняли мы с винных кувшинов печать от четвертого года.

Нимфы кастальских ключей, живущие в скалах Парнаса,

Был ли таким тот напиток, который из погреба Фола

Старец Хирон для Геракла поставил на стол в угощенье? (150)

Нектар такой, может быть, опьянив пастуха на Анапе

Встарь, силача Полифема, швырявшего скалами в лодки,

В буйную пляску заставил пуститься в темной пещере?

Правда ль, подобным напитком нас Нимфы тогда угостили

Там, где Деметры алтарь? Если б мог я ей снова на кучу

Полной лопатою ссыпать зерно! И смеясь благосклонно,

Той и другою рукой обняла б она мак и колосья»

(№ 1230). Идиллия XII. Влюбленный. [Феокрит 1998, с.59-60]

«Юноша милый, пришел ты, пришел ты с третьей зарею.

Кто ожиданьем томится, состариться может и за день.

Так, как с зимою весна не сравнима, как яблоко слаще

Сливы лесной, как овечки руно гуще шерсти ягненка,

Так же, как девушка чище жены после третьего мужа,

Так, как легче олень, чем теленок, и так, как прекрасней

Птиц всех крылатых поет соловей своим голосом звонким, -

Так же мне счастье дает твой приход; я к тебе порываюсь,

Словно как странник, жарой истомленный, к тенистому дубу.

Если б дыханьем одним нас обоих коснулись Эроты! (10)

Так что об нас у потомков такая бы песня сложилась:

«Двое мужей несравненных родились в старинное время;

Первый «поклонником» был – так его бы назвали в Амиклах;

А фессалиец другого «любимцем» прозвал бы, наверно.

Равною мерой друг друга любили, как будто бы снова

Жили в тот век золотой, где любовь на любовь отвечала».

Если б, отец наш Кронид и бессмертные боги, случиться

Это могло! И принес бы после двухсот поколений

Кто-нибудь эту мне весть на безвыходный брег Ахеронта:

«Нежная ваша любовь меж тобой и прелестным любимцем (20)

Нынче у всех на устах, особливо в устах молодежи».

Впрочем, пусть жители неба об этом решат как угодно.

Я же, красавец, тебя восхваляю без всякой опаски,

Что на носу у меня сядет прыщ, уличая в обмане.

Если подчас и обидишь, сейчас же загладишь обиду,

Вдвое меня наградив, и уйду я, наш счет уравнявши.

О вы, мегарцы из Нисы, искусные в весельной гребле»

Счастливы будьте за то, что из всех вы народов воздали

Честь чужестранцу Диоклу из Аттики, нежному другу.

Возле могилы его собираются ранней весною (30)

Юноши шумной гурьбой и выходят на бой поцелуев.

Тот, кто устами умеет с устами всех слаще сливаться,

Тот, отягченный венками, идет к материнскому дому.

Счастлив же тот, кто бывает меж юношей избран судьею.

Верно, на помощь зовет Ганимеда с сияющим взором,

Чтобы уста его стали лидийскому камню подобны,

Камню, которым менялы поддельный металл различают»

(№ 1231). Идиллия XIII. Гилас. [Феокрит 1998, с.61-63]

«Был не для нас лишь одних, как мы думали, Никий, с тобою,

Эрос рожден – кто б ни был тот бог, что родил это чадо.

Вовсе впервые не нам красивое мнится красивым.

Отпрыск Амфитриона, чье сердце из кованой меди,

Дикого льва одолевший, к прелестному Гиласу тоже,

К мальчику в длинных кудрях, был жаркою страстью охвачен.

Сам он его обучал, как родитель любимого сына,

Чтоб, научившись, он мог за доблесть прославиться в песнях.

Вместе всегда они были: в часы, когда полдень был близок,

В час, когда к Зевсову дому летит белоконная Эос, (10)

В час, когда с писком птенцы на покой к своим гнездам стремятся,

К матери, бьющей крылом в закопченных стропилах под крышей.

Делал он все для того, чтобы по сердцу был ему мальчик,

Силы к трудам набирал и сделался истинным мужем.

Плыть за руном золотым Язон в ту пору решился,

Отпрыск Эзона; к нему собралось мужей наилучших

Много из всех городов; были выбраны все, кто пригодны.

В битвах герой неустанный направился в Иолк изобильный,

Отпрыск Алкмены царицы, которой гордится Мидея.

Вместе с ним Гилас спустился к скамьям крепкозданного Арго – (20)

Славного судна, что мимо сходящихся скал Кианийских

Быстро промчалось (они же стоят с этих пор недвижимы),

Словно орел, на простор и к глубокого Фасиса устью.

Стали Плеяды всходить, и паслись от маток отдельно

Юных ягняток отары, и к лету весна повернула.

Этой порою к отплытью божественных мужей собрались

Цвет и краса и, поднявшись на Арго, корабль крутобокий,

Плывши три дня, Геллеспонта достигли при ветре попутном

И к берегам Пропонтиды причалили, где кианийцев

Плуг натирают быки о широкие борозды пашен. (30)

Начали, выйдя на берег, по парам, как были гребцами,

К вечеру ужин варить, совместное ложе готовить

И на лужайке, манившей их пышной и мягкой травою,

Резать камыш остролистый и заросли чабра густые.

Гилас хотел белокурый, чтоб вечером ужин сготовить,

Воду себе и Гераклу добыть, и бойцу Теламону,

Вместе с которым всегда они трапезу оба делили.

Медный кувшин захватил и увидел он скоро источник,

В русле глубоком текущий; вокруг него разные травы:

«Ласточкин цвет» темнолистый, зеленые «женские кудри», (40)

С пышной листвой сельдерей, ломоноса ползучего стебли.

В глуби ручья хоровод недреманные нимфы водили,

Нимфы – богини ручьев, устрашение сельского люда.

Нимфы Эвника, Малида, Нихея со взором весенним.

Только лишь мальчик успел опустить свой кувшин многоемкий,

Только воды зачерпнул – они его руку схватили:

Всех их внезапно сердца распалились любовною страстью

К мальчику, Аргоса сыну. И падает в темную воду

Прямо стремглав он. Так ночью звезда вдруг с небес, запылавши,

Прямо в пучину летит, и моряк своим спутникам молвит: (50)

«Легче канаты, ребята! Задует нам ветер попутный».

Голову мальчика Нимфы к себе положив на колени,

Слезы его отирали, шептали слова утешенья.

Амфитриона был сын той порою за друга испуган.

Взял он изогнутый лук, меотийской прекрасной работы,

Также и палицу взял, что имел всегда под рукою.

Трижды он Гиласа кликнул всей силой могучего горла,

Трижды и мальчик ответил, но голос из водной пучины

Замер, слабея, и близкий, казался он очень далеким.

Словно как лев благородный, почуявший свежее мясо, (60)

Голос заслышав оленя, бродящего в чащах нагорных,

С логова мягкого вскочит и к пище несется готовой,

Так же носился Геракл, раздвигая упрямый терновник,

В страстной о мальчике муке бежал, поглощая пространство.

О как несчастен, кто любит! Как много он вынес, блуждая

Там между гор и лесов, про Язоново дело забывши!

Все на корабль остальные взошли уже, снасти приладив;

Но когда полночь пришла, полубоги вновь парус спустили:

Все поджидали Геракла. А он, сколько ноги терпели,

Мчался в безумии вдаль. Поразил его бог беспощадный. (70)

Вот как был Гилас прекрасный блаженным богам сопричислен.

В шутку герои Геракла с тех пор беглецом называли,

Помня, как, бросивши Арго, корабль в тридцать парных уключин,

К колхам пешком он пришел на неласковый Фасиса берег»