Аналогичные наблюдения проводятся и в книге «Язык газеты» под ред. Н. Кондакова (стр. 174):

«Некоторые темы входят в соединение со многими словами, поэтому их начинают воспринимать как приставки, способные присоединяться чуть ли не к любому слову: профжизнь, профхроника, профиздат, профвзносы, профчленство, профпредложение и т. д. Темы, часто употребляющиеся, пытаются жить даже самостоятельной жизнью: склоняются, приобретают новые суффиксы: пропы (пропагандисты), завы (заведующие), торги (торговые организации). Это явление более распространено в устной речи, но встречается и в газетах».

Очень показательным в отношении насыщенности советского языка аббревиатурами всех видов является следующий отрывок из «Поднятой целины» Шолохова (стр. 8-9):

– Ты, товарищ, поедешь сегодня же в качестве уполномоченного райкома проводить сплошную коллективизацию. Последнюю директиву крайкома читал? Как только организуем агитколонну, пришлем ее к вам. А пока езжай на базе осторожного ущемления кулачества создавать колхоз. Потом уже создадите и обобществленный семфонд на всю площадь посева в 1930 г… В Гремячем партячейка из трех коммунистов. Секретарь ячейки и председатель сельсовета – хорошие ребята, красные партизаны в прошлом. Сейчас зайди к нашему заворгу и езжай. Я скажу, чтоб тебя отправили на риковских лошадях…

Внедрение аббревиатур в советский язык было настолько глубоким, что оно затронуло даже область имен собственных, как, например, «Владлен» (Владимир Ленин) – имя, часто дававшееся советским детям в 20-х годах, и географических названий «Гопри» (Голая пристань»), ЮБК (Южный берег Крыма), ст. Минводы (Минеральные воды), иногда полушуточных:

Пошел по Примбулю (Приморскому бульвару; ср. с французским Boul’Mich’ – Boulevard St. Michel в Париже – Ф.). (Некрасов, В окопах Сталинграда, 230).

Л. Ржевский, описывая Москву конца тридцатых годов, замечает, что

«…юные москвичи на своем новом советско-московском наречии шепотом уговариваются о свидании вечерком «на твербуле у пампуши» (на Тверском бульваре у памятника Пушкину)…» (Посев, 5 июня 1949).

Аббревиатура – явление, давно известное на Западе (особенно в США) и, по сути, вполне положительное и отвечающее требованиям эпохи, в советской России получило более чем широкое распространение. Несшийся поток новых слов, характеризующих понятия и вещи, порожденные советской системой, настолько наводнял язык, что последний вынужден был прибегать к постоянным сокращениям. С одной стороны, темпы жизни, а отсюда и темпы речи требовали краткости, с другой – язык разбухал от массы новых слов. Поэтому неологизмы немилосердно сокращались, чтобы быть втиснутыми в «скороговорную» речь революционной эпохи. Они повторяли, подчас, форму уже существовавших ранее слов, что создавало иногда нелепые ассоциации. Так, например, названия многих учреждений, учебных заведений и т. д. совпадали с уже имевшимися в языке именами нарицательными:

ВИНО – Всеукраинский институт народного образования;

ГИМН – Государственный институт музыкальной науки;

ОСА – Общество современной архитектуры;

ОКО – Всероссийское объединение кинематографических обществ (в начале Революции);

НОЖ – Новое общество живописцев, возникшее в Москве в 1921 г.;

ХЛАМ – Художники, литераторы, артисты, музыканты – клуб людей искусства в Киеве, в первые годы Революции; конечно, здесь это название было нарочито-пародийным.

Институт Востоковедения Академии Наук (ИВАН), помещавшийся в здании библиотеки той же Академии (БАН) в Ленинграде, так и именовался научными работниками – «Иван в бане».

Иногда подобные сокращения, не совпадая графически с ранее существовавшими полными словами, были близки им фонетически:

МИНЯ – Московский институт новых языков;

АСНОВА – Ассоциация новой архитектуры;

ПРОКОЛЛ – Производственный композиторский коллектив (при Московской консерватории, 1925).

Недаром возник анекдот об одном задурманенном сокращениями гражданине, который, стоя у двери, тщетно пытался расшифровать надпись на ней: «ВХОД».

– ВХОД! Черт его знает, что оно такое: Всесоюзный хозяйственный отдел движения? Временная художественная организация декораторов? Ничего не пойму…

Действительно, обалдевшему от сокращений человеку трудно было понять, что ВХОД – это… вход.

Именно кабалистичность аббревиатурных форм многих советских слов дает пищу народному остроумию. Часто аббревиатуры являются смысловыми зернами антисоветских анекдотов. Так, во время голода 1933 г. перед роскошными витринами «Торгсина» толпами простаивали не только голодные городские жители, не имевшие золота для покупки продуктов питания, но и истощенные крестьяне из ближних сел, зачастую умиравшие у ярко освещенных витрин. Тогда название этих магазинов стало расшифровываться не как слоговая аббревиатура «Торговля с иностранцами», а как инициальная: «Товарищи, опомнитесь! Россия гибнет, Сталин истребляет народ!» Аналогичным в своей трагической сатиричности является и раскрытие аббревиатур «ГПУ» – «Господи, помяни усопших!» и «НКВД» – «Не знаем, когда вернемся домой…»

«ВСНХ» в чтении справа налево расшифровывалось «Холера на советскую власть», а слева направо – «Воруй смело, нет хозяина», вместо официального «Высший совет народного хозяйства». «СССР» читалось «Смерть Сталину, спасай Россию», «ВКП(б)» расшифровывалось как «Второе крепостное право (барщина)», а «РСФСР» – «Редкое, случайное феноменальное сумасшествие России», или более ранее: «Распустили солдат фронтовиков, собрали разбойников». К раннему же периоду Революции относится и ядовитая аббревиатура «присос» – приверженец советской власти.

Позже, в виде пародий на уродливые аббревиатуры были созданы сокращения названий заместителя несуществующего комиссара по морским делам – «Замкомпоморде» и «исполняющего должность (не менее мифическую) инспектора отдела труда при Московском округе путей сообщения» – «идиот при мопсе».

Часто аббревиатуры являлись по ассоциации (шкраб – школьный работник; ср. с просторечным «шкрябать») или просто по звучанию (Высовнархоз) сугубо антиэстетичными, что в свое время отмечалось Лениным, считавшим, что нельзя вводить в русский язык подобные уродливые слова. Даже новатор Маяковский разделял возмущение Ленина многими сокращениями:

Например

вот это

говорится или блеется?

Синемордое,

в оранжевых усах,

Навуходоносором

библейцем -

«Коопсах».

(Юбилейное)

Константин Федин в своем «Фельетоне о языке и критике» (3везда, № 9, 1929) с возмущением писал:

«…я не боюсь прослыть пуристом, если назову безобразным озорством такое, довольно распространенное в Ленинграде, сокращение: «моснарврайрабкоп». Это – клинический случай глоссолалии, сочетание бессмысленных словесных обрезков, которое вряд ли сумеет выговорить каждый сотый человек и – понять каждый тысячный».

Много лет спустя некоему Осипу Черному пришлось отметить существование еще более безобразно-громоздкой (двадцатисемибуквенной!) аббревиатуры:

«Существует в Москве объединение со странным, почти непроизносимым названием: «Мосгорпроизводбыткоопинсоюз». (Литературная Газета, 26 июня 1948).

Подобное же явление отмечает и С. Бабаевский в своей книге «Кавалер Золотой Звезды», удостоенной сталинской премии 1948 г. и рисующей послевоенный период:

«…название этой конторы состоит из такого неудачного сочетания гласных и согласных звуков, что произносить его вслух очень трудно» (стр. 158).

Некий А. Черниченко в статье, помещенной в «Правде» от 24 сентября 1954 г., присоединяет свой голос к критикам тяжеловесных аббревиатур в названиях различных организаций. Приведя перечень таких труднопроизносимых слов, как «Главзаготльнопром», автор возмущенно восклицает:

Язык можно сломать, если попробуешь выговорить только половину столь мудреных названий!

Но в особую ярость приводило распространение аббревиатур тонкого и остроумного знатока русского языка А. Горнфельда («Новые словечки и старые слова»):