Войдя, старик окинул Теда коротким взглядом, и оба они смутились: Робер — как человек, который в неподходящий момент вкатился в чужую спальню; Тед же, прекрасно понимая, что выглядит несколько предосудительно: и взлохмаченные волосы, и несомненные признаки... возбуждения, которое сразу унять не всегда удается — внезапно почувствовал себя юнцом, застуканным строгим отцом за соблазнением любимой дочери. Каждому хотелось что-нибудь сказать, но слова не шли на ум. Ситуацию еще больше усугубило появление Рене с красноречивым рубчиком от подушки на щеке и припухшими губами — и то, как она мило порозовела и юркнула на кухню.
— Ну ладно, я это... с собакой, — первым нашелся Робер.
— Чего ты торопишься — посиди, кофейку попей, — любезно предложил Тед, надеясь при этом, что старик — чем быстрее, тем лучше — отправится ко всем чертям.
— Да нет... может потом, когда вернусь, — пообещал Робер, надевая на собаку поводок. Чуть замялся и полуспросил-полуподтвердил: — Вроде как действительно в себя приходит, а?..
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
Через пару дней, утром, позвонил Ренфро. В этом не было ничего необычного, он звонил почти ежедневно — поэтому лишь через четверть часа, услышав, что в гостиной наступила тишина, а Рене все не возвращается доедать завтрак, Тед пошел на разведку.
Она сидела, глядя на телефон с таким отвращением, будто перед ней стоял не безвинный аппарат, а миска овсянки.
— Неприятности? — спросил он, бесцеремонно поднимая ее и подталкивая в сторону кухни.
— Да нет. Он сказал, что тетя Жермен меня ищет — я ей перезвонила, думала, что-то срочное...
— Ну, и что ей надо? — спросил он, наливая ей свежий кофе взамен остывшего и впихивая в руку слойку — когда Рене о чем-то задумывалась, то забывала о еде.
— Оказать моральную поддержку любимой племяннице, ставшей жертвой развратного авантюриста, — она скривилась, после чего, обнаружив в руке слойку, откусила изрядный кусок и начала молча сердито жевать. Выражение лица у нее было такое, словно она откусывала голову любимой тетушке.
— Она тебе что-то не то сказала?
— Да нет, все как раз в ее стиле. И что Виктор ей никогда не нравился — ах, ах, вот что происходит, когда выходишь замуж за человека «не нашего круга»! И слава богу, что у меня нет ребенка от этого негодяя, и ах, как жалко, что в этом году я не даю традиционный Рождественский бал и у нее нет повода заказать новое платье! А под конец спросила, когда я собираюсь возвращаться домой — ей, видите ли, не терпится меня увидеть.
Эти слова набатом прозвучали в голове Теда: «возвращаться домой...» Стараясь ничем не выдать, как у него сжалось сердце, он небрежно спросил:
— Ну, и что ты ей ответила?
— Сказала, что не знаю, а сама как представила себе, что снова вхожу в дом, где все им... пропитано — и так тошно стало! Те же стены, та же мебель — и лица те же. Как будто ничего не изменилось, а все это, — обвела рукой вокруг, — только во сне было.
— Я точно не сон, — рассмеялся Тед и, подойдя, обнял ее за плечи и потерся щекой о макушку. — Я самый что ни на есть настоящий!
Настоящий... весьма настоящий — и, черт бы все побрал, изголодавшийся по ней до такой степени, что самому не верится. Она опять спала на диване! Точнее, не опять, а все еще, с тех самых пор!
Он видел, что Рене пока что так и не пришла в себя после пережитого потрясения. Правда, уже не лежала, отвернувшись, на диване, но прежняя — смеющаяся и радостно бросающаяся ему навстречу девушка все не возвращалась. Да, она отзывалась на поцелуи, не избегала прикосновений, но сама инициативу не проявляла. И печаль в глазах — словно, что бы она ни делала, думала она при этом о чем-то своем, не слишком веселом...
После завтрака Тед решил съездить в контору — узнать последние новости и рассчитаться с Жувеном. На обратном пути купил газеты, просмотрел их — нет ли там чего-нибудь уж очень неприятного?
Обнаружил статью под названием «Виктор Торрини и две его жены», с портретом Виктора и, по обе стороны от него — фотографиями Марии и Рене. Значит, до Марии уже добрались... В статье журналист полунамеком — так, что и не придерешься — ставил вопрос: а не знала ли Рене обо всем с самого начала? Не хватало еще, чтобы они полезли сейчас к ней с подобными вопросами...
Вернувшись, Тед понял, что утренний разговор дал свои плоды: Рене решила сделать так, чтобы, как она выразилась, «там Виктором и не пахло!» — и не стала медлить ни минуты. В гостиной сидел Робер, который уже завтра должен был лететь в Цюрих — присматривать за ремонтом дома, сама же Рене была целиком поглощена организацией предстоящего ремонта.
Весь день она то звонила по телефону, то садилась за стол и начинала объяснять Роберу свои идеи по поводу того, как должен выглядеть обновленный дом: «посмотри наверху тот гарнитур в цветочек — помнишь, у него еще лапки кривенькие!» или «а занавески хорошо бы посветлее и попрозрачнее...» Тед не всегда понимал, о чем идет речь, но вид у нее был деловитый и уверенный, да и глаза ожили.
Робер ушел лишь поздно вечером. После его ухода Рене еще немного посидела с отрешенным видом, бормоча что-то про себя — потянулась и обернулась к Теду.
— Вроде я все предусмотрела... В любом случае я ему велела звонить каждый день — ничего?
Он молча пожал плечами, не желая показывать, что ему не по себе было слушать ее разговоры о том, как будет выглядеть ее дом в Цюрихе. Дом, в котором она будет жить, уехав от него...
Наверное, она заметила что-то в его лице и спросила:
— Ты на меня сердишься?
Тед покачал головой, взял ее руку и стал водить ею по лицу, закрыв глаза и легонько целуя хрупкое запястье. Почувствовал, как свободной рукой она ерошит ему волосы, и спросил, не слишком надеясь:
— Пойдем спать? Поздно уже.
Рене тихонько вздохнула.
— Не жди меня, ложись, — сейчас должно было последовать «я лягу на диване», но вместо этого Тед вдруг услышал: — Я хочу еще ванну принять.
Его сердце, казалось, на миг остановилось, а потом сделало пару лишних ударов. Но внешне этого бы никто не заметил — он усмехнулся, отпуская ее руку, и попросил:
— Пропусти меня вперед — мне нужно побриться.
Он лежал, прислушиваясь к плеску воды и чувствуя себя глупым мальчишкой, влюбленным и нетерпеливым. Пытался напомнить себе, что ничего особенного не происходит, что это его девчонка, та самая, с которой он уже десятки раз занимался любовью — но сердце колотилось и кровь шумела в ушах, не заглушая, впрочем, еле слышные звуки, доносившиеся из ванной, а воображение подсовывало картинки, которые соответствовали этим звукам.
Она встает, и капли воды скатываются по коже... запрокидывает голову, вытирая шею... полотенце скользит все ниже...
Щелчок задвижки раздался неожиданно, и через секунду Рене появилась в дверях. Тед специально оставил гореть торшер, чтобы видеть ее, и теперь, опершись на локоть, смотрел, как она идет к нему — а глаза почему-то неуверенные… как в первый раз. Попытался улыбнуться, чтобы подбодрить ее, протянул руку и дотронулся до влажного плеча, на котором кое-где поблескивали капельки воды.
Он всегда считал себя хорошим любовником и все знал, и все умел — но в этот раз то, что он знал и умел, было забыто. Осталось лишь непослушное, рвущееся вперед тело и руки, которые что-то делали — сами, не спросясь его, но, наверное, правильно, потому что с каждым мгновением становилось все лучше и лучше. Тихие вскрики звучали, как музыка, от запаха цветов мутилось в голове, и Тед балансировал на грани пропасти, упиваясь волшебным ощущением шелковистой кожи под губами.
Всюду — с ним, вокруг, частью его самого — была она, и внезапно захотелось закричать — неважно что, лишь бы выплеснуть из себя восторг и ужас, и боль, и наслаждение — потому что он сорвался и летел, и обратного пути уже не было!
