Она закивала, не отрываясь от его плеча. Погладила теплой лапкой по уху и пробормотала сквозь слезы:
— И вовсе ты не грубый...
— Не плачь! — Попросил он. — Ну не надо, все же хорошо. Лучше представь себе, что в газетах напишут! Они там из двух женихов тебе выбирают — а ты третьего выискала! — Нашарил в кармане платок и начал вытирать заплаканное лицо, мельком подумав, что, похоже, ему на роду написано жертвовать своими платками для вытирания именно этого носа. — Ну чего ты, я же самому себе пообещал, что больше ты из-за меня плакать не будешь... и вообще — я того не стою.
— Стоишь! — возмутилась Рене сквозь слезы.
И почему это женщины так любят плакать?! Нет, слова тут не помогут! Тед решил попробовать более радикальный метод убеждения. Увидев, с какой готовностью она потянулась навстречу, прижмурив все еще мокрые глаза и приоткрыв губы, на мгновение удивился — почему не сделал этого раньше, а тратил время на уговоры?!
Его руки, в который раз оказавшись умнее хозяина, начали действовать самостоятельно, каким-то образом задрав ее рубашку чуть ли не до талии и поглаживая по освободившейся спине... точнее, немного ниже. Там было так хорошо, мягко и упруго, что в голове все путалось.
Одежда начала мешать, с каждым движением, с каждым поцелуем все сильнее — но отпустить Рене, даже на мгновение, было немыслимо. Он целовал ее как сумасшедший, навалившись всем телом; сердце отчаянно билось и хотелось смеяться от счастья — но смеяться было нельзя, потому что тогда не хватало бы дыхания.
Поймав руку Рене, он потянул ее туда, где все набухло и пульсировало, как второе сердце — и не сразу понял, что означает вибрирующий звук, внезапно ввинтившийся в уши.
Рене вздрогнула и прижалась к его шее открытым ртом, тяжело дыша. Выдохнула хриплым шепотом:
— Шесть...
Только теперь до Теда дошло, что звонит будильник, стоявший на тумбочке за его спиной.
— Ты можешь сегодня не ходить на работу? — Спросил он так же хрипло.
— Да, только надо позвонить... — Она потянулась к будильнику, и через мгновение пронзительный звон наконец смолк. — Сейчас, — легла обратно, прижалась лбом к его плечу и закрыла глаза, — сейчас...
Полежала пару минут, что-то тихо побормотав сама с собой, как она всегда делала перед серьезным разговором — и потянулась к телефону.
Завтрак принесла лично Эльза и весьма ненатурально испугалась, даже вскрикнула, увидев сидящего на кровати Теда. Ему стало смешно: он не сомневался, что о его приезде уже знают все в доме и появление Эльзы означает, что Робер, не обнаружив его в библиотеке, решил под благовидным предлогом заслать в спальню к Рене лазутчика — выяснить, что происходит.
После плохо разыгранного испуга Эльза сочла нужным, не выпуская из рук поднос, сделать подобие книксена.
— Доброе утро, месье. Доброе утро, мадемуазель. — Рене, прилипшая к телефону, кивнула и сделала рукой некое подобие приветственного жеста.
— Доброе утро, Эльза. Это что — кофе с круассанами? — Как ни в чем ни бывало спросил Тед.
— Как всегда, месье, — кивнула Эльза. Глаза ее бегали из стороны в сторону, то и дело останавливаясь на лице Рене — было очевидно, что она стремится как можно лучше справиться с порученной ейтайной миссией. — Я не знала,что вы... — запнулась, не зная,как продолжить.
— Рене сегодня на работу не пойдет. Часа через полтора мы с ней позавтракаем как следует — ну там... яичница, сосиски, булочки икофе со сливками. А пока пусть нас никтоне беспокоит, — невозмутимо сообщил он — пусть понимают как хотят!
Ушла Эльза с довольным видом, весьма кстати прихватив с собой собак. Тед не сомневался ,что не остались без внимания припухшие губы Рене, иобщая легкая взъерошенность в их облике... Ну ичто, в конце концов, пусть привыкают!
Рене нажала на рычажок иначала набирать новый номер. Ичто она тут — производственное совещание, что ли, решила устроить?! — возмутился он, чувствуя себя женихом, тоесть личностью, имеющей определенные права и полномочия.
Подергал ееза плечо исообщил громким шепотом:
— Кофе стынет! Хватит болтать!
Она сдвинула брови — и вдруг улыбнулась. Подъехала к нему, ерзая по кровати, на ходу сказала в трубку:
— Ладно, я ближе к вечеру позвоню, — и разъединилась.
— Вот так, умница! — похвалил Тед, отобрал у нее телефон иотключил звонок, подумав при этом, что герой сериала в подобнойситуации не преминул бывыдернуть из стены провод.
— Я до понедельника все дела раскидала! — гордо сообщила она.
Получила в награду круассан, откусила и внезапно захихикала,чуть не подавившись: — Представляешь, ко мне сегодня японцы приезжают. Я их на Ренфро перебросила, так он спросил, все ли со мной в порядке и не может ли он как-то мне помочь!
— Обвенчать! — Фыркнув, предложил Тед.
Она прихлебывала кофе, рассказывала про свою новую секретаршу: «представляешь — у нее два сенбернара!» — веселая, беззаботная, словно не было этих месяцев разлуки. Лишь в глазах еще прятались остатки тревоги и неуверенности, словно она все время хотела спросить: «Это действительно ты? Ты настоящий? Ты есть?»
Тед подумал, что пройдет немного времени, и она привыкнет жить, зная, что завтрашний день тоже будет счастливым. А пока... пока доказать, что он настоящий, было очень просто.
Потянув Рене к себе, он зарылся лицом в теплые волосы цвета осенних листьев, потрогал губами ухо и тихонько мурлыкнул:
— М-м?..
Мельком пожалел, что собирался впопыхах и забыл новые трусы невиданной красоты: на черном фоне тощий красномордый черт с высунутым языком и вилами наперевес. Вот бы она посмеялась!
[1] В одной английской семье родился мальчик. Дожил до пяти лет, но так и не заговорил.
Родители уже отчаялись услышать от него хотя бы слово, как вдруг однажды за завтраком он заявил:
- Овсянка подгорела...
Родители выронили ложки из рук, бросились к нему:
- Как же так, почему ты раньше молчал?
- Раньше повода не было, - ответил мальчик.