— Сожрал кот канарейку...

Тед еле заметно пожал плечами, что означало «No comments».

Собачка вызвала подобающее восхищение. Увидев, что ее труды кто-то оценил, Рене расплылась в улыбке и с гордостью продемонстрировала Теду умение пса стоять на задних лапах. Вручив песику приз — соленый сухарик, тетя присмотрись к ней и заявила:

— Пошлинаверх! Надо кое-что в прическе поправить! Чтобы тетя Аннет сама, без уговоров, предложила это!

 Тед был в шок — к такому он не привык...

Прихватив в холодильнике лучшее средство от стрес са —кусок вчерашнего торта, онтоже поднялся наверх и ещес лестницы услышал:

— Ой, да что ты?! Теди терпеть не может готовить — только на сухомятке и живет, когда-нибудь желудок испортит, помяни мое слово!

— Разве? Но по-моему, он очень вкусно все делает... и меня даженаучил немножко.

Все ясно — обсуждают его персону...

На самом деле Тедбыл рад, что две близкие ему женщины так быстро нашли общий язык. Правда, к радости примешивалось и удивление: почему ему самому это так важно? Смешно... словно он привел знакомиться к тете свою невесту!

Его появление было встречено объяснением:

— Мы тут решили цвет поменять. А то чуть-чуть отрастет, и сразу заметно становится.

Рене, обмазанная краской, смущенно заулыбалась. Незаметно махнув тетеАннет рукой, Тед отозвал ее в соседнюю комнату и тихо предупредил:

— Только ты ее, пожалуйста, нио чем таком неспрашивай!

— О чемтаком?

— Ну о муже там, о разводе.

— Да что я — непонимаю?! — шепотом возмутилась тетя, хотя Тед был уверен, что она как раз собиралась исподволь подобраться к этой теме. Тут же, в последней попытке выведать хотьчто-нибудь если неу Рене, так у него — бросила вроде бы невинную реплику: — А по новостям ее больше непоказывает...

— Ничего, — утешил он, — ещепокажут.

Новый цвет волос Рене оказался темнее, чем предыдущий. Хотя Тед всю жизнь считал такие волосы светло-русыми, тетя Аннет сообщила, что этот оттенок называется «темная платина». Смотрелось, во всяком случае, не хуже.

Полюбовавшись делом рук своих, тетя внезапно заторопилась вниз, бросив на ходу:

— Ладно, у меня официантки с ног сбились — а ты мне тут голову морочишь!

Тед удивился столь несправедливому замечанию — сама же предложила! — и лишь через несколько секунд сообразил, что тетя просто сочла нужным оставить их вдвоем.

Когда через несколько минут они спустились в зал, и, пристроив Рене за столиком, он отправился на кухню за едой, тетя перегнулась через стойку, заговорщицки прошептала:

— Помаду вытри! — и довольно хихикнула, когда Тед дернул руку ко рту, лишь в последний момент вспомнив, что никакой помады на губах у Рене не было.

— Шуточки!

Все было как тогда — сизая табачная дымка, танцующие парочки, люди за столиками и у стойки. И Тед был такой же, как всегда, в своей обычной одежде — свитере и черных джинсах. Как всегда... Они вместе всего три недели, а кажется, будто она знает его всю жизнь...

Рене следила за ним глазами, как в прошлый раз — и совсем по-другому. Потому что теперь это был ее мужчина, человек, которому она нравится — и который очень нравится ей. На губах еще чувствовался вкус его поцелуя, и было весело и жарко от мысли, что вечером они поедут домой — вдвоем.

Отправившись за вином, Тед задержался немного поболтать с тетей. Узнал, что Ролло, прихватив Кошмарика, на не делю уехал в Марсель, и обрадовался: не хватало, чтобы собаки, приревновав Рене друг к другу, устроили публичную разборку! На прогулке, когда черный песик облаял высунувшего морду из проезжавшей машины ротвейлера, Тед заподозрил в нем изрядного драчуна — Рене со смехом подтвердила, что размеры противника его никогда не смущали. Хорош смех! А разнимать потом кому?!

Затем он вернулся к Рене уже окончательно, уселся напротив и зажал ее ноги между коленями.

— Ты чего не ешь?

— Тебя жду...

Он осторожно пригладил топорщившиеся светлые прядки, сообщил (а то вдруг она не заметила): — Я пришел! — и рассмеялся, потому что Рене не застеснялась и не спряталась, как улитка в домик, а теплым котенком прильнула к его руке.

Начав есть, она вспомнила разговор с тетей Аннет и спросила:

— А ты что — правда готовить не любишь?

— Примерно как ты — овсянку, — усмехнулся Тед.

— Тогда давай дома я сама готовить буду?

— Давай...

Все было как тогда: радость и смех, и мурашки, пробегавшие по телу — и даже то, что, словно угадав ее мысли, Тед улыбнулся, протянул руку и предложил:

— Пошли, потанцуем?

Все было как тогда — и лучше, потому что на этот раз Рене не думала, куда деть ноги и руки и как она будет выглядеть со стороны. Прижалась к нему, дотронулась до коротко стриженых волос на затылке — можно, все можно! — и сказала то, что вырвалось из самого сердца:

— Мне так хорошо с тобой!

Она даже не знала, услышал ли ее слова Тед — говорила она тихо. Наверное, все-таки услышал — кивнул и потрогал губами за висок.

Услышал и подумал: «Что же это за жизнь такая... проклятая!»

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

В понедельник утром Рене позвонила мэтру Баллу и сообщила, что готова к решительным действиям. Адвокат попросил ее заехать к нему на следующий день, как он выразился «для согласования некоторых вопросов».

Тед предполагал, что одним из «согласовываемых» вопросов станут чересчур тесные отношения мадемуазель Перро неким частным детективом, могущие бросить тень на ее репутацию, столь важную при бракоразводном процессе.

Но Рене беспокоило лишь одно: как бы успеть с утра, до встречи с мэтром, посетить косметолога. Тед не понимал, какого черта ей нужен косметолог — при ее свеженькой гладенькой мордочке больше девятнадцати он бы ей в жизни дал! — но, очевидно, «у них» так было принято.

Лишь под вечер, когда она уселась довязывать тот самый зеленый свитер — кстати, получалось действительно неплохо ее лицо принято уже знакомое ему отрешенное выражение губы зашевелились, выговаривая неслышные слова.

Решив не мешать, Тед тихонько включил телевизор. Ничего интересного не показывали — какой-то нудный фильм, еще более нудную викторину и новости. Казалось, Рене была полностью поглощена безмолвным разговором с адвокатом, поэтому он удивленно обернулся, услышав ее голос:

— Три недели прошло... даже газеты про меня уже забыли. Знаешь, я часто думала: вот если я умру — ведь через месяц про меня никто и не вспомнит. Никто... только собаки бы ждали, что я вернусь, — она грустно улыбнулась, сразу показавшись ему куда старше своих лет, и снова углубилась в вязанье.

В этих словах была какая-то привычная безнадежность. Теду захотелось схватить ее, встряхнуть, закричать: «А я? Неужели ты думаешь, что я мог бы забыть тебя?» Только зачем? Он и без того достаточно осложнил их отношения...

Подойдя, он наклонился, хотел обнять ее — и, не сдержавшись, рухнул на диван, обхватил ее бедра и зарылся лицом в теплый живот, едва прикрытый тонкой футболкой.

— Рене! — как всегда, ее имя заменило ему любые другие, незначащие и ненужные слова. — Рене...

«Любимая, любимая, любимая! Я не хочу, чтобы тебя снова не было...»

Легкие руки легли ему на плечи, погладили по голове, чуть взъерошив волосы — так бережно, как никто и никогда еще не дотрагивался до него.

Какая-то волна подхватила Теда и понесла, смывая и отбрасывая в сторону последние остатки здравого смысла — наверное, поэтому он внезапно сказал то, что не собирался и не должен был говорить:

— Скажи, а если бы я предложил тебе сейчас уехать – что бы ты сделала?

— Куда уехать?

Не поняла... Он знал, что она не поймет, и не стоило вообще говорить об этом — и все-таки...

— Куда-нибудь... в Канаду, например.

— Зачем?