(Корейские LЁDчики, «План Путина»)
Путин, как и любой популярный бренд, становится частью пейзажа, повсеместной кока-колой. Интересно, что тут в рэпе прослеживается даже шестидесятническая инерция — вспомним Андрея Вознесенского со стихами, битком набитыми марками западного ширпотреба — пищевого и бытового. Рэперам, конечно, далеко до галочьего энтузиазма Андрея Андреевича, но и времена изменились, экзотическая и вожделенная когда-то рекламная мишура обернулась повсеместными бытовыми отходами…
Не только Путин, но и его ближайшее окружение входит в каждый дом: «Володина Кони» — популярный персонаж, навскидку встречается не только у LЁDчиков в политическом контексте, аналогом коня Калигулы, но и в криминально-бытовом — у Ноггано («Вставляет нереально», совместно с группой АК-47).
Не забыты и родственники героя, причем в знаковом ряду:
Вот со смугленькой Жанной Фриске
Я бы сожрал по кругленькой, догнался бы виски с колой
И подошел бы к ней близко, к полуголой,
На маленькой яхте, в каком-нибудь море Карибском
Для Кати Лель я приготовил бы манаги,
Дал бы ей попробовать своей джаги-джаги.
И с Варум бы замутил, но она уже мутит, блин, с Агутиным.
Ну или с дочкой Путина, ой да ну тебя.
При таких раскладах лучше замутить с Машей Распутиной
Или начать все сначала с Юлей Началовой,
Да и Ротару не такая уж старая.
Жаль только, не пересечься нам с вами —
Вы на экране, а я дома, с пультом на диване.
Российская власть традиционно не сильна в PR'е, тем не менее существуют несколько периодов и кампаний, опровергающих тенденцию. Прежде всего 20-е и 30-е годы минувшего века, когда весь мир заговорил на социалистическом новоязе — «Совет», «колхоз», «нарком», «черный квадрат», «земшар» и пр.
Затем, через полвека — PERESTROYKA.
Были рекламные кампании, задуманные для внешнего потребления, но получалось обработать ими лишь внутреннее пространство: московская Олимпиада-80 с брендом «Мишка Олимпийский». Слагались в огромном количестве песни, снимались мульт- и просто фильмы, Мишка — персонаж детских утренников и уличных баннеров — раскручивался по современным пиаровским правилам с нехилым бюджетом.
Из народного сознания выветрилась та непростая Олимпиада и бойкот ее Западом, а Мишка остался — шоколадным дизайном, песней Пахмутовой — Добронравова «До свиданья, наш ласковый Миша». (Сегодня, если не знать реалий, породивших этот шлягер с его сказочно-символистским словарем, «Ласкового Мишу» можно смело ставить в один ряд с мистическим гимном раннего БГ «Миша из города скрипящих статуй».) Репликой «А Баба-яга — против». Мало кто помнит: это название анимационного сериала, в котором Баба-яга сама претендовала на статус олимпийского символа и всячески противодействовала герою. Потерпев фиаско в финале.
Путин, как и Мишка Олимпийский, — бренд для внутреннего потребления.
Наверное, есть некая метафизическая справедливость в том, что Владимир Путин, впервые в России сделавший своей идеологией прагматический, сугубо коммерческий подход к высшей власти, раскручен по законам коммерческого брендинга.
Бренд «Путин» эволюционирует и теряет самостоятельность. Как справедливо фиксируют рэперы, он превращается в упаковку, кляр, тесто, в которое власть заворачивает текущую российскую жизнь для вящей съедобности.
Упаковка не может быть полноценным героем скольконибудь длительное время. Траекторию бумеранга и минное поле, усеянное граблями, на которые так легко наступить, никто не отменял даже на российском политическом рынке. Современный музыкальный фольклор демонстрирует не только исчерпанность прежних рекламных стратегий и необходимость властного ребрендинга. «Мы ждем перемен!» — слоган, получивший вторую жизнь после смерти Цоя, подхваченный «креативным классом», ныне звучит как призыв к смене бизнес-модели. Перефразируя известный афоризм Шварца о драконе, можно сказать, что популярный бренд может быть вытеснен только другим брендом, популярнейшим.
Но передовые музыканты, по счастью, так далеко не смотрят. Их можно понять.
В конце концов, песни протеста петь куда интереснее, чем песни про тесто.
