Правда, я приобрела сотовый телефон, который работает и в Пограничных Мирах тоже, и там даже лучше, чем здесь, с тех пор как Макси научила меня его перенастраивать, чтобы не зависеть от всяких там спутников и телефонных компаний. Так что теперь, если у меня попросят «телефончик», я могу его и дать, если захочу, а где и на что живу — по-прежнему держать в тайне.

О, только не улыбайтесь так! Да, это есть — мне нравится быть таинственной. Это Кристи виноват со своими дневниками.

Разумеется, я могу дать вам номер моего телефона. Но вы должны пообещать, что не дадите его Кристи.

Нет, тут не только книги. Идар иногда возникают и просто из воображения. Слова не обязательно должны быть записаны на бумаге. Это может быть что угодно: от рисунка до коротенького дневного сновидения. Идар — это не божества. Боги нуждаются в изображениях, в то время как Идар, для того чтобы существовать, требуется только то, чтобы в них верили. Чем меньше в них верят, тем быстрее они блекнут и тускнеют. Даже печально, до чего некоторые из них эфемерны — почти привидения, едва существуют, их почти и нет. Но существуют области Пограничных Миров — обычно поблизости от больших городов, — где Идар жирные, как слепни в жаркое лето.

Да, они могут быть жалкими, печальными, еле видными существами, а могут быть и совсем другими. Некоторые настолько самоуверенны, что просто светятся — до того переполнены энергией. Может быть, это влияние Кристи, но меня лично больше интересуют мифологические существа.

В Пограничных Мирах все кишит волшебством. И земными духами. В нижней их части также водятся вампиры и другие малоприятные создания. Постоянно прибывают новенькие.

Знаете, почему то и дело ходят слухи, что где-то видели Элвиса? Так как значительное число людей продолжает верить, что он жив, он и в самом деле живет, существует как очень могущественный Идар. Да не один Элвис! Есть молодой — такой крутой, ранний, но еще вежливый, как все, кто только что стал известен. Но есть и парочка других: более приглаженный — из фильмов и толстый — последнего периода в Лас-Вегасе.

Вы бы на них посмотрели, когда соберутся вместе! Вы таких разборок сроду не слышали. Правда, и такой музыки тоже.

Ну вот, теперь вы представляете себе, как обстоят дела. Может, я и начала свою жизнь как отброшенная за ненадобностью часть кого-то другого, но с тех пор живу своей, отдельной жизнью. Я выросла, изменилась. Я стала собой, и никто другой уже никогда не сможет быть мной. Никто другой не знает то, что знаю я. Никто другой не чувствовал того, что я чувствовала, не пережил того, что пережила я.

Именно это я и называю — быть настоящей. Если ты можешь адаптироваться к окружающему миру, взрослеть, развиваться, становиться кем-то другим по сравнению с тем, кем ты была, значит, ты — настоящая. Значит, у тебя есть душа. Потому что фикция ни на что такое не способна. Она может быть лишь тем, чем сделал ее хозяин. Таковы, к сожалению, Идар. Они могут быть яростно независимы, как, например, Макси Роуз, но стоит Гансу Вуншманну написать о ней другую историю, изменить ей характер или судьбу — и все это немедленно отразится на Идар, которой она стала. И весь ее опыт, приобретенный уже в состоянии Идар, не будет значить ничего.

Продолжительность существования — животрепещущая тема, широко обсуждаемая в Пограничных Мирах. Многих Идар это так заботит, что они начинают страдать от разных эмоциональных расстройств. Если, конечно, не сойдут на нет прежде. Обычно они не отличаются долголетием.

Но нам с вами об этом нечего беспокоиться. Может быть, с нашим происхождением и не все нормально, но у нас тела и души вполне реальных людей. Нас невозможно изменить несколькими мазками кисти, или новым словесным портретом, или парой ударов по клавишам.

Посмотрела бы я на того, кто попробовал бы мне указывать, какой я должна быть! Кто бы он ни был, лучше бы ему иметь хорошую реакцию. Почему? Потому что я бы так ему врезала, что он бы так и сел на задницу раньше, чем успел бы сообразить, кто ему вмазал.

О да! Я могу быть и жестокой, когда надо. Это первое, чему приходится учиться, если хочешь выжить в каждом из миров.

— Итак, мы обе не соответствуем… — говорю я.

Забавно. Не помню, когда я в последний раз так много говорила. Наверное, в этом я похожа на Кристи — люблю сидеть в уголке, просто впитывать. Имейте в виду, он всегда был спокойным. А мне пришлось долго учиться, чтобы стать такой.

Саския кивает:

— Да, похоже, не соответствуем…

Я-то сказала это в шутку, а она восприняла всерьез. Я некоторое время наблюдаю за ней: взгляд ее скользит мимо меня, куда-то в окно, но она не смотрит ни на что конкретное. Она глубоко ушла в себя, меня здесь вообще больше нет. Во всяком случае для нее — нет. И ничего нет — ни посетителей, ни самого кафе.

Я встаю и приношу ей еще чашку зеленого чая, а себе — черного кофе. Когда я возвращаюсь, Саския уже снова здесь, она внимательно смотрит, как я подхожу к столику.

Я ставлю перед ней ее чашку чая, она улыбается и благодарит.

— Читала про ИИ, — говорит Саския, когда я усаживаюсь опять в свое кресло. — Ну, знаете, про машины с искусственным интеллектом…

— Ага.

— Вот и подумала: жизнь не слишком отличается от такой книги, честное слово. Если бы люди знали, кто мы на самом деле, они бы нас ненавидели точно так же, как ненавидят в фантастических романах андроидов и интеллектуальные машины.

Я протестующе мотаю головой:

— Мы такие же настоящие, как люди.

— Но они состоят из плоти и крови.

Подавшись вперед, я щиплю Саскию за предплечье.

— Мы тоже, — говорю я ей.

— Возможно, сейчас — да, но…

— Сейчас не сейчас, какая разница? В нас есть дух. У нас есть душа. А как мы их получили — это не важно.

— Для людей — важно.

Я улыбаюсь:

— Черт с ними, с людьми.

Но она не улыбается в ответ.

— И для меня, наверное, это важно, — говорит она. — Вам легче: вы, по крайней мере, знаете, откуда взялись. А я и этого не знаю. Когда я оглядываюсь назад, обнаруживается, что у меня полно воспоминаний, но все они начинаются лишь с того момента, как я пробила невидимую стену и оказалась здесь. Неужели я возникла из ничего? И неужели у меня тоже может быть душа?

— Что ж, это нетрудно выяснить, — говорю я.

Она озадаченно смотрит на меня.

— Давайте попробуем вернуться туда, откуда вы пришли. Я отведу вас обратно в Вордвуд. [3]Может, здесь и нет ответов на ваши вопросы, но там они должны быть.

— Ну… не знаю.

— Что вас останавливает?

— А что, если, попав туда, я больше не смогу вернуться обратно? Что, если я лишь часть этого Вордвуда или как там его, и, как только снова окажусь там, он меня поглотит? И вас заодно?

Я пожимаю плечами:

— По-моему, надо попробовать. Все зависит от того, насколько сильно вы хотите узнать правду.

Саския оценивающе смотрит на меня.

— Вы и вправду такая жесткая? — спрашивает она.

— Не забудьте добавить «жестокая», — улыбаюсь я.

— Я тоже хотела бы такой быть — жесткой, жестокой. Уверенной в себе.

— Над этим надо работать, — говорю я. — И быть жесткой вовсе не значит никогда не бояться. Просто вы больше не позволите страху удержать вас от того, что вы хотите сделать, или от того, что вам надо сделать. Вот этого действительно можно достичь.

Она задумчиво кивает: