Теперь я стала гораздо разборчивее.

— Почему тогда ты ждала меня? — спросила я Мамбо как-то, когда мы были уже знакомы несколько лет.

Она как раз показывала мне, как плести из травы прочную, со сладким запахом косичку. Не знаю зачем. Она вечно учила меня всякой ерунде, которая в момент обучения казалась совершенно бесполезной, но потом, как правило, очень пригождалась. Так что, может быть, в будущем я еще порадуюсь тому, что умею плести косички из травы.

— Ну, тогда, помнишь, когда я только появилась? — напомнила я.

— Это моя работа, — сказала она, — обучать теней.

Как будто это была самая обычная вещь на свете. Но вы же меня знаете. То есть нет, конечно, не знаете, иначе мы бы не разговаривали сейчас. Дело в том, что я не успокоюсь, пока не докопаюсь до сути. От кого-то я слышала: «Может, кошка и умерла от любопытства, но до смерти у нее была весьма интересная жизнь». Вот и я как та кошка. У меня тоже очень интересная жизнь.

Пока я не умерла от любопытства.

В Пограничных Мирах всегда что-нибудь происходит. Между сказочными персонажами, феями, духами и тенями. Скучать некогда. Начинаешь ценить свободное время.

Вам понравился бы мой тамошний «дом». Как-нибудь возьму вас туда.

Это тот самый лужок размером с комнату, который я урвала себе у того летнего дня, в котором родилась.

Этому фокусу научила меня Мамбо. Ты выбираешь пейзаж, как будто делаешь моментальный снимок памяти, с той только разницей, что «фотография» обретает физическое существование и можно спрятать ее в складку пространства там, где Пограничные Миры переходят в обычный. Ты можешь наведываться туда, когда захочешь. Он всегда на месте, этот уголок, надежно спрятан и неизменен.

Я обставила этот лужок, как настоящую квартирку. Комод и платяной шкаф в дальнем его конце, под березами.

Тахта, шезлонги, турецкий ковер — это в противоположном конце, под яблоней. Сервировочный столик и торшер, который, вообще-то, не нужен, потому что здесь всегда светло. Вечное начало дня, утренняя свежесть, все на свете кажется возможным.

Повсюду книжные шкафы, я настоящий книжный червь, собираю все на свете. Моя кровать — в тени кедров. На ветвях всех деревьев развешены разные мелочи: ленточки, картинки, призмы. Все, что мне заблагорассудится.

Кристи очень занимает, какова моя жизнь, когда я не с ним. Он говорит: «Ведь это же так естественно, что мы интересуемся жизнью близких нам людей. Что они делают, когда мы не вместе. О чем они думают».

Я знаю, ему неприятно, что я не проявляю такого же любопытства в отношении его, — он же понятия не имеет, что, когда он спит, я порой заглядываю в его дневники.

Но, как вы уже поняли, я вовсе не так поглощена Тайной, как он полагает. Да, моя жизнь полна приключений, она весьма насыщенна, я охотно общаюсь с разными забавными людьми и прочими существами, но, вообще-то, я самая обыкновенная девушка. О, не смейтесь! Да-да, обычная девушка в необычных обстоятельствах.

Однажды я оказалась на вечеринке в Хинтерленде — это у черта на куличках. В другом мире, понимаете?

Нет, это надо увидеть, чтобы поверить. Представьте себе сказочный замок на вершине горы; густой лес спускается чуть ли не от самого фундамента вниз по склону, в долину. Рва вокруг нет, но есть башни и огромный, как футбольное поле, зал. По крайней мере таким он кажется. Но лучше всего то, что посредине этого зала, величиной с футбольное поле, растет огромное дерево — древний дуб; даже не знаю, сколько ему веков.

Мне больше всего нравится, что все это — внутри, в помещении. А мой лужок, наоборот, нравится мне за то, что он — «на улице». В общем, все это так нелепо, что я чувствую себя вполне комфортно.

Уже не помню, кто устраивал тогда вечеринку. Замок был как бы общественным местом, все время кто-то входил и выходил, и после полуночи там набралось, наверное, никак не меньше тысячи гостей, самых разных. Феи, тени, Идар, обычные люди, умеющие пробираться в Пограничные Миры. Все были в карнавальных костюмах.

Кем была одета я? Разбойником в синей полумаске. Или разбойницей? Не важно. На мне были треуголка, сапоги до коленей, бриджи, мятая рубашка под курткой для верховой езды. Еще мне полагался пистолет длиной в руку, разумеется ненастоящий.

В общем, я сидела с Макси Роуз на подоконнике, окно выходило во дворик, и мы беседовали о смысле жизни — а позвольте вам заметить, что в Пограничных Мирах этот вопрос стоит еще более остро, чем здесь, — и вообще обо всем, о чем обычно говорят в это время суток.

— Чего я не понимаю, — говорила Макси, — так это почему люди так стремятся свести в одно разные мифы и сказки. Нет, я, разумеется, знаю, что существуют параллели между фольклорными мотивами у разных народов, но все-таки. Половина таинственности и волшебного воздействия заключена в их противоречивости. Мы живем в мире произвола и насилия. Почему в сказках должно быть иначе?

— Людям хочется понимать происходящее, — возразила я.

— Да брось ты! Большинству из нас вовсе не нужно ничего понимать. Хотя я лично тем, что еще жива и благополучна, обязана как раз меньшинству.

— В смысле? — не поняла я.

Она пожала плечами:

— Именно так Идар и сохраняют свое влияние. Мы знаем здешние порядки. Мы обучаем теней.

Макси была моя старая подружка, зеленоглазый подросток с выкрашенными в розовый цвет волосами, пониже меня ростом, с пристрастием к одежде ярких цветов, смешным неуклюжим ботинкам и бесконечным разговорам. Сегодня она была одета панк-балериной: пачка, столь же шокирующе розовая, как и ее волосы, и легинсы — такие изодранные, как будто их изрядно потрепала акула. На ногах — большие черные ботинки фирмы «Доктор Мартенс». По правде говоря, карнавальный костюм Макси выглядел лишь немногим более экстравагантным, чем ее обычная одежда. Разве что обычно она не носила маски Зорро — черный шарф с прорезями для глаз.

Она всегда была так полна жизни, казалось такой настоящей, что легко было забыть, что она всего лишь второстепенный персонаж книжонки в мягкой обложке, которую почти не читали ни при жизни автора, ни после его смерти. Идар, к которым она принадлежала, существуют благодаря вере других в их существование. Мне всегда казалось абсурдным, что Макси выглядит столь живой и подвижной. По логике вещей она давным-давно должна была поблекнуть и испариться.

— Обучаете, — задумчиво повторила я за ней, вспомнив тот день, когда я спросила Мамбо, почему она тогда ждала меня. — Как Мамбо — меня?

Макси кивнула.

— И благодаря этому остаетесь живыми?

Макси широко усмехнулась:

— Я всегда говорила, что ты способная ученица.

— И многие из вас этим занимаются?

— О, конечно! Мамбо, Клери Уайз, Фенритти, Джейсон Труленд, я. Когда видишь кого-нибудь из Идар, который кажется вполне настоящим, значит, либо он из какой-то популярной книги — и множество людей в него верит, — либо он работает с тенями.

— Выходит, Мамбо все это делала не столько чтобы помочь мне, сколько чтобы помочь самой себе.

— Да нет же, нет, нет! — воскликнула Макси. — Так ничего не выйдет! Ты действительно должен искренне заботиться о тенях. Очень многие Идар вообще теней терпеть не могут. Ты только представь: вы, тени, появляетесь в Пограничных Мирах маленькими, строптивыми, неуклюжими, полными жизни, но совершенно не умеющими ею пользоваться. Почти у каждого из вас — мешок всякой дряни за спиной, и меньше всего вы настроены слушаться чьих-то советов.

— Я не была строптивой, — заметила я.

Она ухмыльнулась:

— Это ты так считаешь. Как бы то ни было, иногда очень тяжело учить вас себя вести. Не могу представить, что кто-то стал бы этим заниматься, если бы по-настоящему не любил свою работу. А то, что благодаря этому мы продолжаем существовать, — это всего лишь побочный эффект. Ну, по крайней мере сейчас. А первые Идар действительно когда-то поняли, что общение с тенями приносит им не меньше пользы, чем их подопечным.