© Андрей Дай, 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2018

Олень все-таки умер.

Вчерашний дождь каплями блестел на его подрагивающей шкуре, и, если не смотреть в страшные, смертью мутные глаза, казалось, что зверь просто спит. Раскинув богатые рога, по-хозяйски развалившись на зазеленевшем с первыми оттепелями лесном мху, уложив лобастую голову мне на колени. Даже в смерти он был величествен и прекрасен. Если не смотреть в глаза… И на гранатовую лужицу крови… И на короткий стальной болт, хищно впившийся в бок благородному животному.

Я не успел. Догнал, когда помочь не смог бы и Спящий. Все утро бежал по бусинам его крови и не успел. Видел же, что кровь темная, страшная. Такая бывает, когда задета печень, а значит – зверя уже не спасти и лучше всего дать ему уйти на небесные пастбища с миром. Уговаривал себя остановиться, ругал за слабость и все равно бежал.

Он споткнулся о кочку на небольшой полянке. И не смог больше встать. Только смотрел на меня большими печальными глазами, пускал носом пузыри и жадно дышал. Я метался вокруг, искал кровохлебную траву, пытался остановить кровь, выдернуть мучивший оленя болт. Все без толку.

На бегу я успел накинуть тетиву – думал добить самца, чтоб сократить мучения. А когда он умер, расплакался. Сидел посреди разрезанной наискось солнечными лучами прогалины в бору, держал тяжелую голову благородного оленя на коленях, гладил жесткую шерсть на упрямом лбу, а слезы катились и капали на его густые ресницы. И было как-то пусто и гадостно на душе. Словно соседский мальчишка из баловства растоптал твой песочный замок, а ты смотришь на это из окна и ничего сделать не можешь. Только плакать.

У нас в лесу тысячи оленей. Может быть, даже десятки тысяч. Могучих самцов и изящных самочек. И тем не менее, собираясь на охоту, мужчины лесного народа долго выбирали, какой именно зверь именно сейчас должен умереть. Приболевший или раненый, со сломанными рогами или не добившийся благосклонности самок – эти годились для охоты. На таких вот красавцев – князей оленьего племени – охотиться никто бы и не подумал.

И еще: лесной народ не использует арбалеты. Это лживое оружие придумали люди с запада. Далеко от моего леса. За Великой рекой. На сотни дневных переходов западнее границ княжеств. Отец рассказывал – там говорят на жутко исковерканном орейском, а значит, совсем позабыли заветы отцов. Не мудрено, коли взялись пулять стальными стрелами в красавцев-оленей. Да еще весной…

Вот и вышло так, что троих разгоряченных долгой утренней охотой чужестранцев встречал я на маленькой полянке совсем не добром.

– Это моя стрела, – с ходу, шагов за десять, заявил увешанный железом незнакомец. Его орейский действительно был настолько плох, что я насилу его понял. – И олень мой!

Кто охотится в доспехах? Кто бегает по лесу с длиннющим мечом на боку? Тот, кому негде это все сложить. Тот, кто никому не верит и свое имущество всегда носит с собой. Тот, для кого меч – средство выжить в этом огромном жестоком мире. Наемник!

– Это мой лес, – четко выговаривая слова, чтоб бродяга наверняка понял, ответил я. – Мои олени. Ты вор!

Он засмеялся. Только никто ему не поверил.

Наемник был высок и могуч, а на бедре висел длинный меч. По бокам стояли еще два плечистых вооруженных мужика. И пусть доспехов их плечи не нашивали, но боевые топоры руки держали умело. А напротив на корточках сидел я. И совершенно их не боялся.

– Парнишка, – проявил благородство наемник. – Беги отсюда. Иначе, Басрой клянусь, мне придется тебя выпороть…

Думаю, если бы не мой лук с наложенной на тетиву стрелой, вор уже давно бы попробовал напасть. А так-то – с десяти шагов трудно промахнуться.

– Да неча с ним разговаривать, – неожиданно громко гаркнул один из плечистых. – Он поди дурачок тутошний, деревенский. Уши ему надрать, да и всего делов-то…

Мужик покрепче сжал топорище и шагнул. И получил стрелу в глаз.

Тело еще не коснулось влажной вчерашним дождем земли, а я уже снова был готов стрелять.

– Ты сумел рассмешить белок, вор, – процедил я сквозь зубы. – Забирай труп и беги из моего леса!

Наемник был опасен. Умелый воин с хорошим мечом. Он все еще отказывался верить, что худосочного вида парень с легким охотничьим луком в руках сможет причинить ему вред. Однако он сомневался. И причина тому валялась у его ног со стрелой в глазу.

– Держись, малыш! Я иду!

Клянусь кошмарами Спящих, давно в нашем лесу не случалось такого столпотворения. Меня так и подмывало оглянуться, аж между лопаток зудело, глянуть на этого, нового незнакомца. Да только отточенное лезвие в руках наемника не простило бы мне излишнего любопытства.

Мой незваный спаситель тоже путешествовал по моему лесу в доспехах. И у него тоже был меч. И я хотел уж было прыгнуть за ближайшую сосну, чтоб не подставлять незнакомцу спину… Уж больно необычным показалась встреча двух воинов за десятки лиг от ближайшего селения. Но я передумал – из-за голоса. Бывает так – услышишь голос и отчего-то знаешь: это хороший человек. Или увидишь походку – и чувствуешь: этот опаснее росомахи…

– Какая удивительная встреча, ваше высочество! – прорычал наемник. – И какая прекрасная смерть! Умереть, защищая крестьянского парнишку. О вас барды станут баллады петь…

– Я знал, что ты падешь до грабежа нищих детей, Гостар. А когда-то ты был вторым мечом королевства!

Почему я не удивился тому, что эти двое отлично знали друг друга?

– Первым! – яростно выкрикнул наемник и теперь игнорируя мой лук, повернулся навстречу новой опасности. – Я и теперь – первый!

Это начинало меня забавлять. Но чтоб уже ничего не мешало наслаждаться зрелищем, мне стоило доделать одно маленькое дело. Тихонько тренькнула тетива. Почти неслышно кованый трехгранник вошел в горло плечистого мужичка с топором, вышел сзади и пришпилил последнего соучастника вора к сосне. Это чтоб не отвлекать воинов от их спора.

Впрочем, я зря беспокоился. Два оленьих быка во время гона тоже ничего не видят вокруг, кроме рогов соперника. Этим гремящим железом самцам посреди древнего леса хватило пары слов, чтоб сцепиться.

Я наложил новую стрелу на тетиву, прислонился к теплому боку столетней сосны и приготовился смотреть. Да только чудеса этой удивительной поляны на этом не закончились.

За треском вытаптываемого подлеска я едва не пропустил появление нового гостя моего леса. Ну конечно! Не мог же тот, кого наемник назвал принцем, путешествовать по землям лесного народа в одиночку. Но вот кого я точно не ожидал увидеть, так это жреца!

– Господа! – завопил укутанный в коричневый балахон, сгибающийся под тяжестью поклажи, пыхтящий от бега жрец. – Басра всемогущий! Что таки не поделили два блистательных воина посреди этого убогого края?!

– И что именно тебе показалось убогим в моем краю, бродяга? – хмыкнул я, отвлекаясь. Все равно бой развивался как-то вяло. Словно первый запал прошел и теперь соперники лишь искали повод, чтоб прекратить это безобразие.

– Тфу, демон! – зачем-то плюнул в сторону невысокий полный жрец, только теперь разглядев меня на фоне коры дерева. – Упаси Басра-Создатель!

Он наконец-то добрался до маленькой полянки, с наслаждением сбросил тюк с плеч, хрустнул поясницей и решительно направился в сторону безмятежно вытаптывающих траву воинов.

– Да оставь их, жрец! – крикнул я ему в спину. – Пусть себе потешатся. Не зря же они тащили на себе все эти железки столько лиг!

Толстяк все испортил. Одного мельком брошенного взгляда на суетливого коротышку хватило наемнику, чтоб просмотреть очередной выпад принца и лишиться головы. Алый фонтанчик крови коротко блеснул в золотых солнечных лучах, и безголовое тело браконьера мешком свалилось на ржавую хвою.

Я был слегка разочарован. В кои-то веки в моем лесу одновременно набралось столько чужеземцев, а не прошло и пяти минут, как среди живых осталось лишь двое. Да и те… Принц в стоптанных сапогах, помятых простеньких доспехах и с царапиной через всю щеку. Да суетливый жрец неведомого бога Басры, в драной коричневой рясе, подпоясанной веревкой, и сандалиях на грязных ногах. И от обоих так смердело потом, словно они камни в каменоломне ворочали, а не прогуливались по самому прекрасному в мире лесу.