— Саша, ни в коем случае не подходи близко к двери! Подожди! Я сейчас сам посмотрю!
Шмидт тихо открыл дверь своего номера и вышел в коридор. Перед беловским «люксом» стоял человек в белом костюме и белой же шляпе с широкими полями. Он был один. Шмидт с независимым видом продефилировал мимо, встал у лифтов, чтобы перекрыть путь возможному подкреплению и тихо сказал в микрофон: Саша! Это он. Один.
Саша распахнул дверь и снова встретился лицом к лицу с Буцаевым. Но теперь Роман Остапович был сама любезность.
— Здравствуйте, Александр Николаевич! — произнес он и учтиво поклонился. — Вы позволите мне войти?
Белов оглянулся на Лайзу которая встала так, чтобы незваный гость ее не видел. Она отрицательно замотала головой, так интенсивно, что это могло отрицательно сказаться на состоянии ее шейных позвонков.
— У меня нет времени для разговора, — нетерпеливо произнес Белов, сжалившись над нею. — Если вы хотите что-то сказать, я вас слушаю.
Буцаева передернуло от его тона, но он сумел взять себя в руки.
— Простите, что отрываю вас от дел, — сказал он. — Я сожалею, что наша предыдущая встреча прошла так неудачно. Всему виной недостаток информации. У меня есть извинительные обстоятельства: я не знал, кто вы такой.
Белов сказал, что извинения принимаются.
— Я хочу сгладить возникшую неловкость. Поверьте, никому из нас этот конфликт не нужен. На улице, перед входом в отель, стоит ваш замечательный «Стингрей». Пришлось поменять замок зажигания, а в остальном он как новенький. Вот ключи.
Буцаев полез в карман пиджака. Белов внутренне приготовился выбить пистолет, если тот его достанет, но внешне остался совершенно спокойным. Буцаев действительно достал ключи и протянул их Белову. Саша с непроницаемым лицом взял их, подбросил на, ладони и вопросительно взглянул на гостя.
— Я понимаю, — продолжал тот, — что дружбы между нами быть уже не может, но, по крайней мере, враждовать нам тоже незачем. Как вы думаете?
Белов молча кивнул. Он внимательно следил за лицом Буцаева. Ему вспомнились слова Ватсона: «Этому человеку нельзя доверять ни в чем и никогда».
— Что я еще могу сделать, чтобы загладить свою вину? — спросил Буцаев.
Белов пожал плечами.
— Спасибо, ничего не нужно.
Роман Остапович вдруг театрально всплеснул руками и схватился за голову.
— Простите, ради бога! Как же я мог забыть? Вам и вашему подопечному наверняка потребуется подобающее транспортное средство. У меня как раз кое-что для вас есть. Девятиметровый лимузин — «Кадиллак»! Роскошная машина. На такой ездит сам президент Буш.
— Уж не тот ли самый, что я видел в Лас-Вегасе? — спросил Белов.
— Именно так, — улыбнулся Буцаев, — точно такой же. У меня их два, — добавил он гордо.
— Ну что же? Спасибо за предложение, я подумаю.
— Стоит вам захотеть, и машина в вашем распоряжении. Я могу дать своего водителя. Бой состоится через несколько дней: представляете, какой будет фурор, если претендент на звание чемпиона мира подъедет к «Мэдисон-Сквер-Гарден» на солидном авто? Это просто необходимо для раскрутки Сергея на нашем континенте. Примите это как дань глубокого уважения и робкую попытку примирения.
— Хорошо, я подумаю. А сейчас — извините, я занят, — и Белов выразительно потянулся к ручке двери.
— Простите, если помешал вам, — снова запел ту же песню Буцаев. — И еще раз тысяча извинений.
Белов закрыл дверь у него перед носом. Выглядело это довольно невежливо, но Саша и не думал церемониться. В задумчивости он подошел к Лайзе, отвел ее к дивану и сел рядом.
— Ну и что ты обо всем этом думаешь, Лайзик?
Девушку била нервная дрожь, и уже за одно это Буцаева стоило бы спустить по пожарной лестнице. Он и сам чувствовал себя на грани срыва: разговор дался ему нелегко. Но было одно обстоятельство, которое нельзя было не учитывать.
— Саша, не верь ему! — воскликнула Лайза. — Это плохой, злой, гадкий человек!
— Я все знаю — Белов подошел к окну и выглянул на улицу.
Внизу, уменьшенный расстоянием до размеров игрушечной машинки, стоял серебристый «Стингрей». Проходя мимо него, прохожие останавливались, с интересом рассматривали и, восхищенно покачав головой, шли дальше.
Раздался стук в дверь и одновременно голос в наушнике сказал: «Это я, открой». Белов, погруженный в свои мысли, совсем забыл о том, что не отключил мобильный, и Шмидт слышал весь их разговор с Буцаевым.
Он открыл дверь и впустил Дмитрия. Они прошли в номер.
— Чего ты с ним цацкаешься, я никак не пойму! Грохнуть его, и дело с концом, — возмутился Шмидт.
Белов взял его за плечо и посадил на диван рядом с расстроенной Лайзой, а сам остался стоять.
— Ты же видишь, он хочет мира, — сказал он, не будучи, впрочем, вполне уверенным в своих словах.
— «Хочешь мира — готовься к войне!» — процитировал Шмидт поговорку древних римлян.
— Дима, ты все время забываешь одну вещь. Мы здесь на чужой земле. Прессе только и нужен скандал с участием русских. Любая шумиха может повредить Сергею. И потом, я уже не Саша Белов, а крупный бизнесмен, директор крупнейшего алюминиевого комбината. Вспомни пресс-конференцию в аэропорту. Положение обязывает. Ты же не думаешь, что я его боюсь?
Шмидт с укором посмотрел на Белова.
— Мне это даже в голову не пришло.
— Правильно делаешь. Его — не боюсь, но это еще не значит, что я ничего не боюсь. Мне есть что терять. Например, комбинат. Спортшколу. Дом Нила Сорского. Я не вправе рисковать чужими судьбами. Я давно уже не волк-одиночка, на мне лежит большая ответственность. Но даже это не самое главное. А главное то, что я не хочу никого убивать, Даже такую мразь, как Буцаев. К тому же им дело не ограничится, придется мочить его шестерок.
Потом копов, которые выйдут на наш след, и пошло-поехало. Ты что, забыл, как начинаются войны?
— Ты прав, как всегда, — вздохнул Шмидт. — Я этого не учел.
— Зря, Дима, зря. Поэтому я тебя прошу: до боя — никаких инцидентов. Ладно?
Шмидт кивнул, но в глазах его при этом загорелись лукавые огоньки.
— Саша, обещаю: я ничего с ним не сделаю. До боя, — последние слова он выделил особо. — А пока — дай-ка мне ключи от этой крошки, я хочу проверить, все ли с ней в порядке. Не исключено, что твой «Стингрей» нашпигован пластидом, как пояс шахида,
Белов отрицательно покачал головой.
— Думаю, «Стингрей» чист, но ключи, извини, все равно не дам. За машиной могут следить, а я не хочу светить тебя раньше времени. Поэтому я спущусь сам и перегоню машину в подземный гараж.
— Ты что, с ума сошел? — воскликнул Шмидт.
Лайза молитвенно сложила руки:
— Саша! Заклинаю тебя, не делай этого! Забудь про «Стингрей»!
Белов с трудом сдерживал накопившееся в нем напряжение. С одной стороны, на него давил огромный груз ответственности за чужие судьбы и жизни, но, с другой, шестое чувство, невероятно обострившееся за последние месяцы, подсказывало, что опасности следует ждать не с этой стороны.
Проще всего было бы крикнуть: «Хватит! Я лучше вас знаю, что делать!» Но зачем обижать близких? Зачем повторять пройденное? «Легче сдерживаться перед посторонними, случайными людьми, чем в отношении, тех, кто всегда находится рядом», — подумал Белов. Он взял себя в руки и тихо сказал:
— Ребята… Прошу вас, ответьте мне только на один вопрос. Вы мне верите?
Шмидт и Лайза переглянулись.
— Ну да, верим, — ответил Шмидт за обоих.
— Я часто ошибался? — спросил Белов. — Я часто делал не то, что нужно?
— Что-то не припомню, — признался Шмидт.
— Тогда, пожалуйста, поверьте мне и в этот раз. Поверьте и помогите, когда я вас об этом попрошу. А пока не мешайте, ладно?
Белов стоял посередине гостиной. В его ладной фигуре было столько силы и решимости, что даже Шмидт не нашелся, что ответить. Это был какой-то новый Белов, которого они еще никогда не видели. Он говорил, как Саша, двигался, как Саша, вел себя, как Саша, но вместе с тем от него исходила такая мощная энергия, что, казалось, воздух вокруг него начал электризоваться и потрескивать.
