После ужина Белов лег на хозяйскую кровать и тут же заснул, а Сергей устроился на лежанке, покрытой старыми истертыми шкурами. От них пахло чем-то кислым. Степанцов некоторое время глядел в почерневший от времени и копоти потолок, а потом словно провалился в темную пропасть…

На следующее — утро он проснулся оттого, что по избе кто-то ходил, скрипя половицами, и напевал какой-то шаманский мотивчик без слов: громко, не опасаясь разбудить спящих. Со своего места на лежанке Сергей не мог разглядеть, кто именно нарушает тишину. Он приподнял голову и увидел Белова,

все еще лежавшего в постели. Значит, кроме них в доме был кто-то третий. — Скорее всего, хозяин. Сергей сел и свесил ноги с лежанки. Белов вскочил с кровати.

— Аким! — воскликнул он радостно. — Вернулся, бродяга!

Он бросился к Акиму и стиснул его в объятиях. Сергей пригляделся к охотнику: низкого роста, седоволосый, с круглым загорелым лицом аборигена тайги. Трудно было определить его возраст. Ему могло быть и сорок, и восемьдесят лет.

Аким снял с плеча вещмешок и поставил его на стол. В вещмешке что-то звякнуло.

— В поселок ходил, — гордо сообщил Аким и стал доставать водку: бутылку за бутылкой.

Последняя оказалась наполовину пустой, но по виду охотника нельзя было сказать, что он заметно пьян.

— Ну, зачем же ты так? С утра пораньше? — укоризненно сказал ему Белов.

— Мне можно. Я в отпуске, — ответил Аким и снова принялся что-то напевать.

Белов рассмеялся: Аким ни разу в жизни не бывал в отпуске, потому что все его существование с малых лет — сплошная охота. И свободного времени у него тоже никогда не было: после одной охоты он тут же начинал готовиться к следующей. Сказать по правде, раньше Белов завидовал его образу жизни: Аким зависел только от природы и самого себя, а не от городских и федеральных властей, конъюнктуры рынка, цен на бензин или алюминий, зарплаты, настроения начальства и прочая, и прочая.

Но цивилизация в виде алкоголя и здесь настигла его. И почему человеку обязательно надо себя чем-нибудь разрушать: никотином, водкой, наркотиками, да чем угодно, лишь бы не быть здоровым? Размышления Белова прервал недовольный голос Акима:

— Охоты нет — ружья ты не взял. Водки тоже не привез. Зачем прилетел? К Алатырь-камню ходить?

Степанцов спрыгнул на пол и вышел из-за печи. Он подошел к Акиму и протянул руку.

— Здравствуйте! Я — Сергей.

Рукопожатие таежного отшельника оказалось неожиданно крепким для его невеликого роста. Аким, оглядел боксера с ног до головы и спросил:

— Первый раз в тайге?

Степанцов удивился. Неужели это так заметно? Но откуда он может знать?

— Аким — следопыт, — пояснил Белов. — Он на сажень в землю видит. От его глаз ничто не укроется.

— Так я и знал, — разговаривал сам с собой охотник. — К Алатырь-камню ходить… Эх!

Он подошел к полке с посудой, достал граняк из мутного голубоватого стекла и налил в него до половины водки. Затем он запрокинул голову и выплеснул содержимое в рот. Проглотил одним махом, даже не поморщившись, и потом как-то Стыдливо занюхал рукавом.

— Сейчас пойдешь? — спросил Аким.

— Да. Времени у нас мало, — ответил Белов.

Аким достал из кармана кисет, вынул из него полоску газетной бумаги, щепоть табаку и стал скручивать козью ножку.

Степанцову не терпелось спросить, что же это за Алатырь-камень такой? Зачем Белов собирается идти к нему? Но, судя по поведению Саши и Акима, тема эта была настолько серьезная, что они не хотели ее обсуждать.

Охотник взял спички, прикурил. Избу наполнил сладковатый запах самосада. Аким снова затянул песню без слов, но на этот раз она звучала печально.

Белов сидел и молчал, не желая его прерывать. Аким снова выпил и уже порядком захмелел. Вдруг он заговорил:

— Ты же знаешь, Саша, мне туда нельзя. Я там уже был. Хозяин тайги дал мне то, что я хотел, а я за это расплатился.

Аким развязал тесемки на куртке из кожи марала. — Под ней оказалось обычное солдатское белье, давно нестиранное и латанное-перелатанное, Аким задрал рубаху и показал рубцы на смуглой безволосой груди. Таких шрамов боксер еще не видел. Четыре параллельные бугристые дорожки наискосок тянулись от ключицы к животу.

Степанцову вдруг стало не по себе, но он постарался не подавать виду.

— Хозяин тайги захочет, — продолжал Аким, — даст все, что пожелаешь, только надо за это заплатить. Ты готов платить? — обратился он к Белову.

Саша задумался. На мгновение его одолели со мнения. Правильно ли он поступает, подвергая свою и чужую жизнь опасности? Имеет ли он на это право?

Он нахмурился. Но уже через секунду внутренне встрепенулся, отгоняя прочь мрачные мысли. В конце концов, ему не привыкать. Он всегда и за все платил сполна, Так будет и в этот раз.

— Я готов, Аким, — ответил Белов, спросив у боксера взглядом, согласен ли он: тот кивнул. — Мы пойдем и попросим.

Если до этого у Степанцова и были пути к отступлению, то теперь они были отрезаны.

— Ладно, — согласился Аким, — дело ваше…

Он затушил самокрутку и положил ее на край стола. Затем встал и, покачиваясь, пошел к огромному кованому сундуку, стоявшему в дальнем углу. Ногами он выписывал кренделя, но речь его была по-прежнему ровной и четкой.

Аким откинул тяжелую крышку и снял наполовину истлевшую рогожку, прикрывшую содержимое сундука. Знаком подозвал гостей и достал со дна сундука толстую палку, потемневшую от времени. К ее концу сыромятным ремешком было крепко накрепко, примотано широкое, бритвенной заточки лезвие.

Казалось, охотник правил его только вчера. А вот древко, напротив, выглядело как экспонат этнографического музея: оно было покрыто какими-то пиктограммами и казалось очень и очень древним.

— Без него вас не пущу — Хозяин вас не примет. Мой прадед с этим копьем ходил, отец ходил, потом я ходил. К Алатырь-камню нельзя приходить с ружьем в руках, плохо будет. Вот, возьми.

Аким передал копье Белову и снова полез в сундук. На сей раз он извлек из него самодельный охотничий нож с рукоятью из лосиного рога в расшитых узорами ножнах и отдал его Сергею. После этого он захлопнул сундук и поплелся к кровати.

— Лодка и весло в сарае, Саша. До пятого переката пройдете на лодке. После пятого будет плес, от него иди прямо на горную гряду. Версты три-четыре от берега — и вот он, Алатырь-камень…

Аким улегся на кровать и вытянулся во весь рост. Он сложил руки на груди и стал похож на покойника.

— Чего это он? — шепотом спросил Степанцов, продевая свой ремень в кожаную петлю на ножнах.

Белов приложил палец к губам.

— Тихо. Пусть спит. Я же говорил — он нам не помощник. Мы все должны будем сделать сами.

Белов пошел к выходу и знаком велел боксеру следовать за ним. Сергей только теперь заметил на стене старую тулку Акима. Сердце его сжалось от дурного предчувствия.

— Может, лучше ружье взять? — спросил он.

— Нет, — отрезал Белов. — Ты же слышал, с ружьем к камню подходить нельзя; У каждой игры есть свои правила, лучше их не нарушать.

Они вышли из дома, обошли его с торца и оказались перед большим сараем. Когда-то в нем держали сено и домашнюю скотину — может быть, корову, а может, овец. Но сейчас все пришло в запустение. Стропила подгнили и кое-где надломились, в стенах зияли щели. Белов нашел насос, вытащил наружу надувную лодку и попросил Сергея ее накачать.

Пока Степанцов был занят лодкой, Белов еще раз сходил в избу и собрал рюкзак: небольшой запас еды, спички и носки на смену. Больше и не понадобится. К моменту его возвращения Степанцов уже управился с лодкой. Он заметил, что Саша собирается идти; налегке, и предпринял еще одну попытку выяснить, что же их ожидает.

— Теперь ты можешь объяснить мне, что все это значит?

Белов вместо ответа улыбнулся и подвел его к колодцу в середине круга, образованного домами. Колодец был старинный; раньше такие называли журавлями: высокий столб с поперечной перекладиной; на одном конце перекладины — противовес, на другом — цепь с ведром. Но Белов не стал набирать воду. Он показал Сергею странный узор, вырезанный на столбе.