Мальчика мужчина не заметил, и Иван тут же от греха подальше тихо-тихо закрыл дверь. Но в комнате осталась скрипка, а Ивану хотелось ее забрать. Он постучался, подождал, когда Садык разрешит войти, и снова открыл дверь. Мужчина стоял у противоположной стенки и, сложив на груди руки, испытующе смотрел на Ивана. Ни денег, ни дверцы в стене! Иван пребывал в недоумении. Почудилась ему что ли? Он сделал вид, что ничего не было, взял футляр со скрипкой и вышел.

Он все больше и больше попадал под обаяние восточной культуры, каждый день открывал ему новые ее грани. Мальчик почувствовал, что в исламе есть своя прелесть, своя красота. Он решил, что можно и нужно брать из чужой культуры то, что позволяет духовно обогатиться.

Это и уважение к старшим, и почитание родителей, и нетерпимость к пьянству, да мало ли что еще можно взять ценного из нравственных достижений людей иной веры. Иван начал писать музыку, понятную и близкую как европейцам, так и арабам.

Он стойко переносил пребывание в плену, на чужбине, никогда не жаловался, не скулил, а иногда проявлял характер.

Однажды, купаясь в бассейне, Иван поссорился с Садыком, который требовал выйти раньше обычного из воды. Он переплыл на другую сторону и убежал от своего сторожа, взобравшись на высоченную крышу дворца.

Садык с трудом догнал мальчика и вынудил остановиться на краю плоской крыши. Тот застыл на полуметровой высоты парапете, балансируя руками, как канатоходец в цирке. Он уже успел хорошо загореть, а волосы у него выгорели до цвета кудели. На лице его застыло упрямое выражение, глаза сверкали.

— Не дури, Айвен, разобьешься! — крикнул встревоженный Садык.

Но тот не послушал его. Разбежался по выступу и прыгнул солдатиком в бассейн с десятиметровой высоты. Садык не знал, удалось ли ему допрыгнуть до воды, он схватился за голову и закрыл глаза, представив разбитое, окровавленное тело на белых плитах двора. За время общения он привязался к мальчугану. Хвала Аллаху, все обошлось, тот вынырнул, как ни в чем не бывало, но после этого случая Садык стал вести себя с ним осторожнее.

Кроме того, ему крепко перепало от шейха за то, что он довел парня до крайности. Ведь тот мог разбиться, и тогда планы шейха относительно обмена Айвена на его двоюродного брата рухнули бы. С тех пор Садык Ивана на безрассудные поступки не провоцировал.

Но не только смелостью иной раз удивлял обитателей дворца Иван. Удивляли его настойчивость. Когда породистая сука его высочества принесла пятерых щенят, четверо уродились здоровыми, а один слабеньким. Таких, как правило, во дворце шейха убивали, чтобы не испортить породы, но Иван упросил псаря отдать ему песика. Иван взялся ухаживать за щенком, кормил его из соски, поил и, ко всеобщему удивлению, вскоре Шерхан — так он назвал щенка — окреп и обогнал в развитии своих братьев и сестер.

Упрямства тоже было в Иване хоть отбавляй. При дворе шейха некоторые блюда традиционно ели руками. Сидевший вместе с взрослыми за столом Иван есть таким образом отказался. Неслыханная дерзость! Попробовали было его вынудить соблюдать этикет, но он заартачился и вовсе не стал есть. Спать лег голодным. На следующий день подавали птицу, которую, кстати, принято есть руками не только на Востоке, но и в Европе. Но парень уже пошел на принцип и категорически отказался притрагиваться к еде без ножа и вилки. Да еще объявил голодовку. В итоге ему разрешили пользоваться во время еды столовыми приборами.

Хотя порой в поступках Вани сквозила детская наивность, принципы, характер и жизненная позиция Белова-младшего вызывали у арабов невольное уважение. И прежде всего это относилось к жестокому Садыку.

Белов отключил мобильник, положил его на тумбочку рядом с кроватью, на которой сидел. Он подпер руками подбородок и задумался. Его размышления прервала Лайза.

— Кто звонил? — Девушка стояла в выделенной Джоном и Натали Белову комнате, прислонившись спиной к стене, и с тревогой наблюдала за Александром. Она была свидетелем только что состоявшегося разговора Белова с неизвестным абонентом, который, как ей показалось, говорил об Иване.

Саша ответил не сразу.

— Так, знакомый один, капитан Немо, — сказал он, потому что мыслями был далеко отсюда. Перехватив удивленный взгляд Лайзы, он пояснил: — Ивана похитил шейх Абдул Аль Азиз. В общем, российское правительство не будет вызволять его из плена, так как он теперь подданный Соединенных Штатов. Они и должны его спасать.

Лайза с сокрушенным видом покачала головой, словно осуждая кого-то.

— Как все запутано: мальчик русский, гражданин Америки, живет в Англии, похищен арабами из Эмиратов.

— Действительно, запутано, — согласился Саша. — И, тем не менее, что-то надо делать, не сидеть же сложа руки.

— Нужно обратиться к правительству США, — подсказала Лайза.

— Это очень долгий путь, а у меня нет времени: только пара дней.

— И все-таки я предлагаю действовать так, как предписывает закон, — твердо сказала Лайза. — Обратимся к властям и одновременно к моему знакомому, дипломату Сэму Рэмсфилду. Он из Организации Объединенных Наций. Мы с ним в приятельских отношениях. Рэмсфилд нам поможет.

На следующий день Лайза и Белов, оставив Штернгарта в Санта-Кери, вылетели в Нью-Йорк. Прибыли в аэропорт ночью и на такси отправились домой к Лайзе. Саша впервые был в столице Америки, и его поразило обилие огней рекламы. Они были повсюду. Неоновой светящейся коркой были покрыты вздымавшиеся к небу небоскребы; сверкая фарами, непрерывным огненным потоком двигались по улицам-каньонам автомобили. Белову вдруг почудилось, что он находится в кратере действующего вулкана: небоскребы — это раскаленные стенки кратера, а автомобили'- текущий по дну поток лавы.

Квартирка девушки Белову понравилась. Он осмотрел ее сдержанно, без ахов и охов, как подобает мужчине, похвалил и отправился в душ. День выдался хлопотный, напряженный. Белов с удовольствием постоял под прохладными струями. Полчаса спустя он уже спал в застеленной Лайзой чистой постели.

На следующий день утром на «мерседесе» девушки они отправились через центр Нью-Йорка к зданию ООН. Чужой город, озабоченные лица нью-йоркеров, бешеная по темпу и, как показалось Белову, бессмысленно активная жизнь. Он вдруг подумал, что все эти люди — жертвы массового психоза, который заставляет их бежать все быстрее и быстрее. Куда, зачем, это уже не имеет значения. Главное — обгонять других.

А он, разве он не так же участвует в подобной гонке? Вместо того, чтобы общаться с сыном, друзьями, Лайзой, наконец. Ведь Красносибмет отнимает у него все силы и время, отпущенные ему богом или природой на этой земле.

Вопреки этим размышлениям, их машина еле-еле тащились по улицам, то и дело попадая в пробки. Взгляд Белова скользил по лицам продавцов, водителей, прохожих, полицейских. Кстати, вид некоторых копов удивлял. Это были толстые негритянки, с трудом умещавшиеся в сшитой на заказ форме. Кого они могут догнать и задержать?

Женщин на улицах много, но они в большинстве своем какие-то несексуальные. Ни одной даже отдаленно напоминающей Шарон Стоун, Ким Бейсинджер или, скажем, Деми Мур, а именно таких красоток представляешь себе, когда думаешь об американках. Нет, все гладенькие, кругленькие, аккуратненькие. При взгляде на них невольно возникают мысли о брачном контракте, раздельном счете и исках о сексуальных домогательствах, уж никак не о любви или даже сексе. Нет, Белову решительно не понравился этот новый вавилон, хотя в нем и было свое очарование. Очарование сложного, технологичного и бездушного механизма.

Офис Сэма Рэмсфилда располагался в небоскребе ООН. Лайза довольно лихо припарковала «мерседес» на битком забитой машинами автостоянке. С самим дипломатом девушка с утра уже договорилась о встрече, однако из-за пробок на дорогах они опаздывали. Пришлось поторопиться. Спешно покинули машину и ринулись к зданию. На лифте поднялись на двадцатый этаж.