В издательстве Романова тогда проработали на «пятиминутке», а стихотворение сняли. Теперь его печатают везде, а Борис Николаевич — редактор всего собрания сочинений Даниила. В 1989 году в «Новом мире» опубликовали первые отрывки из «Розы Мира», главы о Лермонтове и Блоке со вступительной статьей Станислава Джимбинова «Русский Сведенборг». А потом публикации пошли одна за другой.
По приглашению Саши Андреева, сына Вадима, в 1987 году я поехала в Париж. И там Саша неожиданно повел меня на вечер поэта Генриха Сапгира. Тот приехал в Париж и в чьей-то мастерской читал свои стихи.
Мы пришли. Мне было странно, что можно вот так собираться, читать стихи и не бояться, что тебя заберут. Мне пришло в голову, что и я могу читать Данины стихи. И если тут это так просто… Я сказала Саше. Тот ответил: «Слушай, какая чудная мысль!» И вот Ирина Зайончек, переводчица, устроила чтения у себя в квартире. Собралось человек пятьдесят русских, я рассказывала им о Данииле и читала его стихи — тогда еще по бумажкам. Все вышло очень хорошо.
Потом в Москве я много рассказывала друзьям о своей поездке и, конечно, об этом вечере. А потом подумала: «А что я рассказываю? Разве я не могу то же самое устроить тут?».
Пригласила к себе домой человек двадцать и читала им. Это был уже 1988 год. После этого кто-то из друзей пригласил меня к себе, я стала учить стихи наизусть и читать их по квартирам.
Потом возникла идея: а почему бы не провести вечер во дворце культуры? С тех пор где только я не читала стихи: в библиотеках, в институтах, в музеях, в театрах. Не пойду только к иеговистам и в церковь Муна, а если пойду, так изругаюсь.
Но у адвентистов я была. Меня туда пригласил один православный человек. Он так же плохо видел, как я сейчас, и ему удалось устроиться на работу в адвентистском центре недалеко от Тулы. Он преподавал там христианскую символику. Мы с ним даже не сговаривались о программе заранее. Я рассказала коротко биографию Даниила, а потом перешла к самым религиозным его стихам. Читала «Дом Пресвятой Богородицы». Слушали, затаив дыхание, потому что о Пресвятой Богородице ничего не знали.
На одном из выступлений в Смоленске меня смущенно предупредили:
— Знаете, Алла Александровна, вот в библиотеке выступление, в Союзе художников, а еще очень попросили сотрудники исправительно-трудовых лагерей. Вы простите, пожалуйста, но они так просили…
Я ответила:
— Да что вы извиняетесь! Мне это самой интересно. Художникам я уже читала, писателям тоже, а следователям еще не читала.
Зал был полон, и почти все в нем — в погонах. А в первом ряду сидели женщины. Должна сказать, что женщина-следователь — это очень страшно. Я испугалась было, а потом думаю: «Ну, как хотите, а сейчас будете слушать».
Тогда мои выступления состояли из трех частей: я рассказывала биографию Даниила, читала стихи, а потом отвечала на вопросы. И вот я им рассказала биографию, учитывая специфику их работы, приговаривая:
— Вот вам, наверное, это будет профессионально интересно…
А им и вправду было интересно. Я прочла стихи, сказала:
— Теперь любые вопросы…
Глянула на женщин — а они в слезах!
Невозможно перечислить здесь все города, где я читала стихи Даниила: от Лондона до Владивостока. С тех пор как я начала читать, меня не оставляло чувство, что Даниил рядом и что он снял с меня страх за свои стихи, за «Розу Мира». Это были совсем не легкие годы, но я выступала, не опуская головы. И бывают странные моменты во время чтения стихов. Я выхожу, читаю стихотворение, над которым много работала, так, как задумала. И вдруг — что-то происходит. Я начинаю читать гораздо лучше, забываю о плохом самочувствии, полностью растворяюсь в тексте. И кажется, что кто-то рядом. Даниил рядом. И здесь надо, мне кажется, подробнее сказать об особенности его дара.
Мы живем в разделенном, раздробленном мире. Разбиты наша жизнь, все понятия. Разорвана связь физической жизни с духовной, раздроблены на части все профессии. Иногда еще соединяются в одном лице поэт и прозаик, но чаще даже поэты пишут или лирические, или гражданские стихи, а талантливая шутка породила пародиста как профессию.
Но если бы мы отправились в глубокую древность, босиком или в грубых сандалиях прошли по выжженным солнцем пыльным или каменистым дорогам очень давних и очень дальних стран, то неминуемо встретили бы на одной из таких дорог человека, который казался бы странным только для нас, но для тех, кто жил рядом с ним, был совершенно понятен. Кто он? Поэт — в том древнем значении этого слова, которое мы сейчас потеряли. Вероятно, и в древности, как и позже, в самой обыкновенной семье рождался странный мальчик и вырастал необычным человеком. Он слышал, а часто и видел то, о чем окружавшим его людям было известно только «умственно». Такова уж особенность душевной структуры человека, наделенного религиозным чувством. Такими были и поэты Древней Эллады, и ветхозаветные пророки, и средневековые миннезингеры — не авторы куртуазных любовных песен, а создатели «Парсифаля» и «Тангейзера».
Люди этого строя воспринимали мир цельным, образным и нераздельно слитым с миром Иным. Для них религиозный, философский, поэтический и музыкальный лики Вселенной представали как единое целое, не поддающееся расчленению, нашей теперешней раздробленности.
Во все времена были люди, обладавшие особым свойством: они слышали не земное, а Божье время. Такими были первые христиане, ожидавшие немедленного пришествия Христа, такими были обезумевшие от страха перед близившимся концом света последователи Аввакума и Савонаролы. Такими бывают поэты, таким был Даниил Андреев в своей мечте о братстве и единении перед Богом всех живущих на земле. Он слышал Божью правду и Божье время, порой смешивая его с земным, потому что сам жил на некоей пограничной по лосе. Думаю, что многое из того, что происходило за эти годы, иначе и не объяснить. И из этого пограничья ко мне, как из какого-то светлого тумана, приходят люди. В черные андроповские времена мне удалось переправить хранителю «Русского архива» в Лидсе Ричарду Дэвису подлинники тюремных черновиков Даниила. Возник Саша Палей, который нашел издателя и уговорил его в 1990 году выпустить первое издание «Розы Мира» — ту большую зеленую книгу. Вместе с моей крестницей Вероникой они готовили ее к печати. И еще возникали люди, иногда молчаливые, иногда помогавшие, иногда просто приходившие ко мне. На мои выступления являлись слушатели, их становилось все больше и больше. И поэзия Даниила стала звучать по-настоящему. Так же без каких-то моих усилий возникли телевизионные передачи, люди сами приходили ко мне.
А круги стали расходиться все шире. В 1990 году маленькая, тихая, добрая, лишенная всякой агрессивности Татьяна Борисовна Антонян тоже мистическим образом начала заниматься тем, что потом постепенно стало Фондом имени Даниила Андреева.
Появилась Ирина Залешева — русская, замужем за чехом. Она организовала перевод «Розы Мира» на чешский язык и издание книги в Чехии. Тогда же в 1990 году Саша Казачков, прекрасный переводчик с испанского, перевел большую часть «Розы Миры» на испанский язык. Книгу издали на острове Майорка, там, где жили Шопен и Жорж Санд. И в том же году на жарком юге США Ира Антонян перевела на английский язык первые главы «Розы Мира», которые передали издателю, в конце 1997 года выпустившему в свет английское издание «Розы Мира» Перевод этот делал на протяжении нескольких лет канадец, учившийся в России. Отдавая перевод в дар Фонду, он сказал:
— Все, что в переводе плохо, — от меня, все, что хорошо, — не мое.
Он отдал перевод на следующих условиях: не хочет, чтобы на книге стояло его имя и чтобы ему платили за эту работу. А потом они с Ириной Антонян год вместе работали над редактированием книги. В это время у него родился сынишка, названный Даниилом. Теперь японец Юсуке Сато переводит «Розу Мира» на японский язык, а первый диплом по творчеству Даниила Андреева в Московском университете защитила Маша, моя крестница.
