Дженнифер грациозно присела на рабочий стул Тони. Складки ее черного аббая легли на пол возле скорчившейся Мири.

– В первую половину жизни – да. Но продуктивность вещь относительная. Спящий может прожить пятьдесят плодотворных лет, начиная, скажем, с двадцатилетнего возраста. Но в отличие от нас к шестидесяти или семидесяти годам их организм слабеет, изнашивается, становится жертвой болезней. Тем не менее они могут протянуть еще тридцать лет, представляя обузу для сообщества, стыдясь самих себя, потому что позорно не работать, когда работают все остальные. Даже если Спящий был трудолюбив и обеспечил свою старость, купив роботов, он кончит дни в изоляции, не в состоянии принимать участия в повседневной жизни Убежища. Могут ли любящие родители желать своему ребенку такой судьбы? Может ли сообщество содержать таких людей, не возлагая на себя духовное бремя? Нескольких – да, но как быть тогда с принципами?

Спящий, воспитанный среди нас, будет не только аутсайдером – проводящим вбессознательном состоянии по восемь часов в день, пока сообщество продолжает идти вперед без него, – над ним будут постоянно довлеть бесчисленные болезни нищих. Ты понимаешь, на что обречен такой человек?

Мири поняла. Но не захотела произнести вслух.

– Ему придется покончить с собой. Ужасно планировать такое для ребенка, которого любишь!

Мири выползла из-под стола:

– Н-н-но, б-б-бабушка, м-мы в-в-все умрем к-к-когда-нибудь! Д-даже т-т-ты.

– Конечно, – сдержанно ответила Дженнифер. – Но после долгой и продуктивной жизни я умру как полноправный член моего сообщества – Убежища, основы нашего существования. Я бы не хотела ничего иного для своих детей и внуков. И мать Джоан тоже.

Мири задумалась и нехотя кивнула.

Дженнифер сказала, как будто только что и не одержала победу:

– Мири, ты уже достаточно взрослая, чтобы начать смотреть передачи с Земли. Мы разрешаем их с четырнадцати лет, считая, что в этом возрасте ваши принципы уже сформированы и вы можете все понять правильно. Возможно, мы ошибались, особенно с вами, Суперами. С вами мы все еще пробираемся на ощупь, дорогая моя. Но вам будет полезно взглянуть, какую паразитическую жизнь предпочитают вести нищие – они называют себя теперь Жителями.

Мири почувствовала странное нежелание смотреть передачи с Земли, но опять кивнула. От бабушки пахло чем-то легким и чистым; ее длинные волосы, стянутые в узел, блестели, как черное стекло. Мири застенчиво положила руку на колено Дженнифер.

– И еще одно, милая, – сказала Дженнифер. – В двенадцать лет уже стыдно плакать, Мири, особенно из-за суровой необходимости. Одно только выживание требует от нас слишком много сил. Запомни.

– З-з-запомню, – ответила Мири.

На следующий день она увидела Джоан на пути от купола родителей к парку. Мири окликнула ее, но Джоан продолжала идти как ни в чем не бывало. Секунду спустя Мири вздернула подбородок и пошла в другую сторону.

Пять молодых парней ползли к решетчатому ограждению, держась в тени неподстриженных кустов, деревьев, сломанных скамеек – того, что когда-то было парком. Лунный свет серебрил ограду. Непрочные звенья решетки широко отстояли друг от друга; несомненно, ограда служила только для обозначения границ, а подлинную охрану скорее всего обеспечивало И-поле. Его слабое дрожание невозможно было разглядеть в темноте, и они не могли определить его высоту.

– Бросай повыше, – прошептал Дру ближайшему напарнику. Все пятеро были одеты в темные пластикостюмы и черные ботинки. Дру знал по имени только троих. Он познакомился с ними сегодня днем в баре, вскоре после того, как его занесло в этот городок. Похоже, им не исполнилось и девятнадцати, но это не имело значения. Они уже получили кредит Пособия на выпивку и брейни – вечеринки, так почему это должно его волновать? Почему что-то должно его волновать?

– Давай! – заорал кто-то из них.

Они бросились вперед. Кресло Дру зацепилось запучоккрепкой, нескошенной травы, и он полетел головой вперед. Ремни удержали его, а кресло выпрямилось и покатилось дальше, но остальные уже добрались до И-поля и швырнули самодельные бомбы, изготовленные из украденного с брошенной фермы бензина. Никто, кроме Дру, не знал, что это такое, так как только Дру слышал о «коктейле Молотова». Среди них он единственный умел читать.

– Дерьмо! – вскрикнул самый младший. Его бомба, должно быть, ударилась о верхнюю часть энергетического барьера, взорвалась и рассыпала дождь огня и осколков пластика по земле. Сухая трава загорелась. С двумя другими устройствами случилось то же самое; четвертый паренек выронил свой снаряд и с криком побежал прочь. Рубашка на нем вспыхнула, подожженная одним из осколков.

Дру подогнал свое кресло на расстояние шести футов к ограде, размахнулся и бросил бомбу через верхнюю границу И-ограждения. Трава по обе стороны защитного экрана ярко запылала.

– Карла зацепило! – закричал кто-то. Три парня бросились назад, к своим скутерам. Один подскочил к ревущему Карлу и принялся катать его по земле. Дру неподвижно наблюдал за пожаром, слушая вопли сирены, которые заглушали крики горящего мальчика.

– Тебя пришли вытащить, засранец. – Помощник шерифа открыл И-запор и распахнул дверь камеры. Дру издевательски посмотрел на него с лежанки из пенокамня, но ухмылка сползла с лица, когда он увидел своего спасителя.

– Ты! Зачем?

– А ты снова ждал Лейшу? – спросил Эрик Бевингтон-Ватроуз. – Увы. На

этот раз тебе достался я.

– Ей надоело вносить за меня залог? – протянул Дру.

– Давно должно было опротиветь!

Дру пристально смотрел на него, пытаясь ответить столь же холодным презрением. Тот разъяренный мальчик, который дрался с ним под тополем, исчез бесследно. Коротко стриженные волосы, чистая кожа. Эрик носил черные хлопковые брюки и черный пиджак с косым вырезом – консервативно, но модно. Он напоминал красивого решительного ишака, привыкшего управлять ходом событий, тогда как сам Дру был похож на Жителя, опустившегося донельзя. Так и было на самом деле. Дру внезапно увидел Эрика и себя самого в образе гладкого, прохладного овоида, плавающего рядом с кривой, скособоченной пирамидой с рваными краями.

Кто виноват в том, что он изуродован? Кто его искалечил? Чья проклятая благотворительность открыла ему глаза на собственную никчемность?

– А если я не захочу выходить под залог?

– Сгниешь здесь, – сказал Эрик. – Мне лично наплевать.

– Охотно верю. В таком-то костюмчике с зазнайством Неспящего и денежками твоей тетки!

Но этим Эрика было не пронять.

– Теперь это мои денежки. Я их зарабатываю. В отличие от тебя, Арлин.

– Некоторым это немного сложнее.

– Сейчас я тебя пожалею. Бедняжка Дру. Бедный вонючий калека и мелкий преступник Дру, – настолько равнодушно произнес Эрик, что Дру захлопал глазами. Даже Лейше не удавалось принять такой отстраненный вид.

А если бы удалось, разве пришел бы кто-нибудь из них в эту камеру?

– Охранник, – позвал Эрик, – мы уходим.

Никто не отозвался, не заикнулся о возбуждении дела, адвокатах, внесении залога, обо всей дерьмовой системе правосудия.

Дру подтащился к двери, отталкиваясь локтями, и забрался в кресло, стоявшее прямо за решеткой. Никто ему не помог. Он последовал за Эриком, почему бы и нет? Какая, к черту, разница, гнить в этом городишке, где всего один скутер, или где-то еще? Своим равнодушием он доказывал глупость любого из вариантов.

– Если бы ты действительно так думал, ты бы остался здесь, – бросил Эрик через плечо, не замедляя шага, и Дру снова почувствовал, что его ткнули мордой в грязь: они были просто умнее. Проклятые Неспящие.

Их ждал наземный автомобиль. Дру повернул свое кресло-каталку в противоположную сторону, но не успел тронуться с места, как Эрик одним ударом отключил подачу И-энергии на панели управления в ручке кресла.

– Эй!

– Заткнись, – сказал Эрик. Дру нацелился дать ему правой, но Эрик имел преимущество в подвижности. Кулак врезался в подбородок Дру, и боль пронзила лицо до самых висков. Когда боль слегка стихла, Дру оказался в наручниках.