В его голосе послышалась боль:

— Да, в твои дни рождения я приносил тебе одни неприятности, не правда ли? Боже мой, Эбони, прости меня... прости за все. Я действительно наделал массу глупостей.

— Не больше, чем я. Мы должны научиться прощать друг друга, Алан, и быть благодарными судьбе за то, что она свела нас вместе. Я знаю, ты до сих пор думаешь, что слишком стар для меня, но это не так. Как раз то, что нужно.

Он криво усмехнулся.

— У тебя есть склонность к мужчинам старше тебя?

— Думаю, что да, — ответила она совершенно серьезно. — После того, как я была свидетельницей папиной погони за женщинами, мне был нужен сильный, надежный человек, в чью любовь я могла бы полностью поверить. Может ли человек моего возраста дать мне это? Сомневаюсь. И знаешь что? Мне кажется, что одна из причин, по которой ты полюбил меня, — именно мой возраст. Я думаю, моя юность нашла отклик в твоей душе, оживила то, что ты потерял силой обстоятельств, — твою юность со всеми ее желаниями и страстями. Со мной ты чувствуешь себя молодым, Алан, и никакая более взрослая женщина не смогла бы добиться этого.

— Даже Адриана, — добавила она, и у нее кольнуло в сердце. Боже, неужели она никогда не избавится от ревности к этой женщине? Неужели никогда не пройдет боль от того, что он любил ее первую, любил по-другому? И не потому, что они спали вместе. Это она как раз могла пережить. Ей нужно было сердце Алана, к ней должна быть повернута его душа. Она желала знать, что он принадлежит ей целиком, а не только своим телом. Именно это она и имела в виду, когда говорила о призраке в постели.

— Адриана, — повторил он, нахмурившись, и Эбони почувствовала внезапный приступ паники. О чем он подумал, что выглядит таким озабоченным... и таким виноватым.

Эбони почувствовала, что не должна упускать момент. Она должна знать. Должна!

— В чем дело, — резко спросила она. — Чего ты не досказал мне о ваших отношениях с Адрианой?

Теперь он выглядел еще более озабоченным.

— Мне надо кое в чем признаться тебе, и надеюсь, что ты поймешь меня правильно.

— Что же? — с трудом проговорила она.

— Прошлым вечером я... ну, по правде сказать...

Он мог уже ничего не говорить. Вся картина с необычной ясностью предстала перед ее глазами. Бизнесмен, с которым якобы должен был ужинать Алан, вовсе не был мужчиной. Привидение обрело плоть и вошло в их жизнь.

— Ты ужинал с Адрианой, — сказала она ничего не выражающим тоном. — Это был совсем не деловой ужин.

Выражение его лица говорило о многом.

— Эбони, ради бога, не подумай чего-нибудь плохого.

Чего-нибудь плохого? Чего плохого? Что он спал с ней?

Трудно предположить, что он спал с ней в ресторане. Если только...

Кусочки мозаики событий вчерашнего вечера начали складываться в общую картину, и глаза Эбони расширились от ужаса и понимания.

— Она остановилась в отеле «Рамада», не так ли? — уверенно сказала она. — После ужина ты привез ее обратно в отель, да? Именно поэтому ты и очутился там и увидел нас с Гарри.

— Эбони, не надо. Вспомни, как я напрасно подозревал вас с Гарри. Ты сделаешь такую же ошибку, если будешь думать, что прошлым вечером между мной и Адрианой что-то было. Она счастлива в браке и на шестом месяце беременности. Я не спал с ней и не сделал ничего плохого. Поцеловал ее на прощание в щеку, вот и все.

От волнения Эбони вскочила на ноги и бросила на него яростный взгляд.

— Я тебе не верю! — пылко воскликнула она. — Ты целовал ее, ублюдок. Ты распространялся тут насчет меня и Гарри, а сам все то время был в объятиях женщины. Ты все еще любишь ее. Всегда любил. Не отрицай этого!

У нее вдруг нестерпимо заболела голова. Выбравшись из-за стола, она, ничего не видя, бросилась в проход, не задумываясь о том, куда и зачем бежит. Когда Алан поймал ее за лодыжку, прежде чем она успела взобраться по узкой лесенке, Эбони начала яростно отбиваться. Повернувшись, попыталась ударить его ногой, но он увернулся, а она, потеряв равновесие, свалилась прямо в его объятия.

— И куда ты собралась? — грубо спросил он. — Снова в воду? Хватит дурить, Эбони. Между нами не должно больше оставаться ничего невысказанного. Клянусь богом, на сей раз ты меня выслушаешь!

С этими словами он понес ее по узкому проходу в единственное место, где они никогда не занимались разговорами. В спальню.

12

Алан ногой захлопнул за собой дверь — каюта была маленькой, а на руках у него лежала Эбони. Наклонившись над кроватью, он хотел осторожно положить ее на покрывало, но именно тогда она начала сопротивляться.

— Пусти меня, животное. С меня хватит твоих хитростей и твоего лицемерия.

Он бросил ее на кровать, но это оказалось не очень удачным решением. Полотенце, которое и так уже сползло вниз, обнажив ее груди, распахнулось совсем.

— Прикройся, — рявкнул Алан и отвернулся, чтобы успокоиться.

Когда он повернулся опять, полотенце лежало поперек ее тела как будто перед сеансом массажа. Эбони задрала подбородок с вызывающим видом, но глаза... в глазах стояло такое отчаянье, что он с трудом вынес ее взгляд.

— Я жду, Алан, — резко сказала она. — Только на этот раз тебе придется найти объяснение получше.

— Что значит получше? — нахмурился он.

— Объясни мне, почему я должна верить, что тогда, в пятницу вечером, между тобой и Адрианой ничего не было, хотя за мою встречу с Гарри ты считаешь меня шлюхой. В конце концов, ты любил Адриану достаточно сильно, если просил ее выйти за тебя замуж. Тогда как я... я отвергла предложение Гарри, потому что никогда не любила его!

Он тяжело вздохнул и скривился. Попался в собственную ловушку! У него никогда не возникало искушения разжечь ревность Эбони своей воображаемой любовью к Адриане. Это было бы жестоко и не имело смысла. Однако, того не желая, он добился именно такого эффекта.

Когда Алан двинулся к Эбони и сел рядом с ней на кровати, она вся сжалась от страха. Он взял ее за руку, и она как будто окаменела. Но он просто держал ее руку в своих руках и начал говорить тихим и спокойным тоном:

— Думаю, мне надо было сделать это раньше. Но, как говорят, лучше поздно, чем никогда.

Эбони удивилась, увидев, что на его губах появилась сожалеющая и трогательная улыбка.

— Я действительно просил Адриану выйти за меня, признаюсь в этом. Но не потому, что любил ее. Мы были хорошими друзьями, нас принесло в объятия друг друга, но никто из нас не был влюблен. Ни я, ни она. Просто два одиноких человека, потянувшихся друг к другу, как тебя потянуло к Стивенсону.

Эбони удивленно заморгала.

— Но... но если ты не любил ее, почему тогда просил выйти за тебя замуж?

— Действительно, почему? Тебе ничего не приходит на ум, дорогая?

Она отрицательно покачала головой.

— Я попросил Адриану выйти за меня замуж, чтобы защитить милую невинную девушку, которая, как я полагал, еще слишком юна для любви и при виде которой каждый раз мое сердце переворачивалось.

Сердце Эбони чуть не выпрыгнуло из груди. Так, значит, все-таки она была права. Значит, уже в то время она была нужна ему.

— Да, мне нужна была именно ты, Эбони, а не Адриана, я любил тебя, но в то время не мог в этом признаться даже самому себе. Может быть, если бы ты не была моей подопечной, я смог бы понять, что передо мной созревшая молодая женщина, которая так же способна дарить свою любовь, как и получать ее. Но тогда меня мучило чувство вины оттого, что я желаю невинную девушку, вверенную моим заботам. И я решил оградить тебя от своей плотской страсти, от дурного влияния.

В его тихом смехе послышалась давняя боль.

— Мне казалось, что жена может стать прекрасным противоядием против этих запретных желаний. Но иногда даже самые лучшие планы смертных не удаются. Когда Адриана вышла замуж за Брайса Маклина, я должен был изменить тактику, направленную на твое спасение, стал груб, жесток и причинял тебе боль. При встречах я каждый раз намеренно отталкивал тебя, хотя был почти вне себя от безысходности, но, как оказалось, такое поведение — наихудшее из того, что можно придумать...