Охотник за утками шлепал вброд через топи, глубоко дыша сладким воздухом рассвета, смешанным с запахами влажного гниения. Каждое движение высоких сапог сопровождалось сосущим звуком болотной жижи и тихим бульканьем. Конспиративным шепотом шелестела осока. Собака рядом махала хвостом, словно стрекоза.

«Легче, девочка, нам здесь быть не полагается», улыбаясь сказал охотник. «Ищи уток!» Резко взлетела стая диких уток, до сих пор таившихся. Охотник вскинул ружье, выстрелил раз, второй. Упала птица и собака рванулась за ней.

Охотник, улыбаясь, ждал. Лучшая его собака. Никогда не промахивается. Красавица.

«Эй, девочка, что ты там достала, давай-ка поглядим, красотка...» Жена жалуется, что с собакой он разговаривает с большей нежностью, чем с ней. Собака бросила утку к его ногам. Охотник наклонился подобрать ее из мелкой воды, и тут мимо проплыла змея.

Не змея. Зеленая и длинная, но с плавниками. И три глаза. Три. Не колеблясь, охотник схватил тварь сразу за головой так, как обычно хватают змею-медянку, если вообще ее надо хватать, и вытащил из воды. На брюхе — четыре короткие лапки.

И тварь продолжала смотреть на него двумя боковыми глазами, а третий уставился вверх в пустое серое небо. Она не билась и не пыталась укусить. Просто смотрела — спокойно и с интересом.

Собака загавкала, привлекая внимание к своей утке. Охотник ее игнорировал. Он продолжал смотреть на тварь, так безмятежно глядевшую в ответ. «Что?.. что ты такое?» Потом он увидел обуглившийся корабль, наполовину погруженный в ил и воду.

Лиза никак не могла привыкнуть к охране. Служба безопасности, да, в Кентоне всегда такая была, хотя и не потому, что здесь ожидали каких-то хлопот. Мемориальный болотный заповедник и исследовательский фонд им. Джона К. Кентона в северной части штата Нью-Йорк, в общем, не был очагом жаркой активности. До настоящего времени величайшим волнением в Кентоне была борьба за сдерживание Luthrum salicaria, пурпурного вербенника, от вытеснения местных кормовых растение водоплавающей птицы.

Тем не менее, как во всех исследовательских лабораториях, в Кентоне имелось дорогое оборудование и никто не желал, чтобы его украли, поэтому здесь всегда был хотя бы один охранник, но редко один и тот же задерживался надолго, потому что служба ужасно скучная. Но сейчас здесь армия, солдаты, двое перед дверью, двое за ней и бог знает сколько в патрулях вокруг не огороженного периметра болот. Никто из них не знал, что они охраняют, хотя Лизе казалось, что если у них имеется хоть какой-нибудь разум, то все что угодно можно найти в напряженной, крепко давящей атмосфере, пропитавшей Кентон наподобие поблескивающего тумана.

«Документы, пожалуйста», сказал солдат и Лиза подала свой новенький правительственный пропуск. Солдат провел им в слоте компьютера и вернул назад. Потом он улыбнулся: «Окей, Лиза Съюзан Джексон. Вы уверены, что возраст позволяет вам находиться здесь?» Ты выглядишь не старше меня, хотела огрызнуться в ответ Лиза, но не стала. Она уже поняла, что единственное, что срабатывает, это молчаливое презрение, да и то не всегда. Не было никакого смысла объяснять, что она студентка-выпускница в области пресноводных экосистем, что ее выбрали из трех сотен других претендентов для этого престижного и необычно хорошо профинансированного проекта, и что она сделала значительный вклад в текущую работу Кентона. Она была маленькой светловолосой женщиной, выглядевшей лет на четырнадцать и поэтому даже этот кретин в камуфляже чувствует, что имеет право на патронаж.

Она с ледяным спокойствием прошла мимо и вошла в главную лабораторию. Еще рано, но Пол и Стефани уже здесь, а в окно она увидела Хала, отплывающего с дока на плоскодонке в компании с еще одним визитером. Сотрудники вечно пытаются прийти раньше приезжих ученых и разных типов из Вашингтона, даже если это означает появляться в Кентоне в четыре утра. Но Лиза так не может, не с Карло.

«Лиза, пришли результаты последних тестов», сказал доктор Пол Ламбет, ведущий ученый Кентона. Все ученые относились к ней весьма внимательно, держа ее полностью информированной, хотя она всего лишь интерн. И хотя проект сейчас сильно засекречен. Доктор Стефани Хансен настояла, чтобы Лиза осталась даже после того, как Министерство обороны поставило под вопрос присутствие всего лишь студентки в подобной беспрецедентной ситуации. Хал — то есть, доктор Харольд Шеффер — боролся за то, чтобы Лиза получила необходимый допуск, хотя из-за Данило это было, наверное, нелегко. Ничего, что она не виделась с Данило больше года, или что членство в «Гринпис» не совсем равносильно членству в организации «Китай — первый!», или у нео-наци. МО не славится терпимостью к экстремистским организациям даже и ненасильственным.

Конечно, Лиза сознавала, что Стефани и Хал думали в основном о защите своей программы интернов, чем специально о ней. Лиза все равно благодарна. Она просто желала, чтобы благодарность не заставляла ее чувствовать себя так скованно.

«Последние результаты», повторила Стефани вслед за Полом, и дрожь тревоги прошла по Лизе. Стефани, решительная и молчаливая, никогда не повторяла слова за другими и не говорила ничего, кроме необходимого. И глаза Стефани светились на ее обветренном лице, которое тридцать лет провело на свежем воздухе, изучая, как окружающая среда и все, что есть в ней, работают вместе для поддержания жизни.

Пол всегда был цветистее Стефани. Конечно, именно Пол в конечном счете сделал объявление для прессы, стоя бок о бок с президентом в Овальном кабинете. «Может, вы лучше сядете, Лиза? Новость нешуточная.» «Что там?», спросила она, надеясь, что это не розыгрыш, ибо он знал, что она реагирует на его шутки, затаив дыхание, как он и ожидал.

«Генетическая структура базируется не на ДНК.» Она почувствовала, как открывается рот и расширяются ее глаза, хотя заявление не было неожиданным. Она раздумывала над этим с тех самых пор, как увидела животное, принесенное человеком, незаконно охотившимся на уток в заповеднике. Они все раздумывали. Космический корабль заставил их отнестись к животному столь серьезно, а не просто списать со счета, как еще одно уродство, вызванное загрязнением окружающей среды. Из Вашингтона прибыли спецы НАСА, прогнали тесты на обуглившейся поверхности и загадочной внутренности полупогруженного объекта, и удостоверили, что эта структура — космический корабль. И немедленно увезли его куда-то в секретное место.

Но Пол Ламбет отвоевал продолжение исследования этого животного и других животных, в точности таких же, найденных вскоре же, в рамках собственного проекта Кентона и приезжих ученых из лабораторий Вашингтона. Пол победил, но не потому, что в Кентоне была хорошо оборудованная лаборатория (хотя она была: Джон К. Кентон оставил пожертвования столь щедрые, что из завидовали даже такие места, как Гарвард). Кентон удержал ответственность за главные исследования потому, что именно здесь находились болота, а кто знал, что еще привез этот корабль? Кентонский заповедник, немедленно объявленный в карантин, стал горой, куда устремились выдающиеся научные Магометы, ибо к ним не пойдет же вся эта болотная экосистема. Поэтому в Кентоне проводились исследования in situ, а Колумбийский, Гарвард и Колд-Харбор занимались зоологией и генетикой.

Основано не на ДНК. Чужая.

«Что...» Лиза почувствовала раздражение оттого, что голос оказался чересчур тонок. «... что они собираются делать?» «Пока ничего», ответил Пол, и даже в его гладком, любимым прессой голосе, она расслышала скрытое благоговение. «Мы еще даже не исследовали экосистему. Вы закончили тестирование проб воды?» «Еще нет», ответила Лиза. Да, работа, вот что ей нужно, рутинная методическая работа. Чтобы вернуть ее на грешную землю. Но она пока не может. «Мне можно посмотреть отчет?» «Конечно», улыбаясь, сказал Пол, и снова проявилась его снисходительность, эгоистическое удовольствие собственной щедростью — разделить исторический момент с весьма юной коллегой. Лиза отбросила прочь это впечатление. Она рванулась к отчету и жадно начала читать, желая узнать все, заглотнуть все разом.