Мой оригинал при этих словах едва слезу не пустил, чем сильно поразил меня. Я-то наверняка, и не хуже оригинала, знал, что Андрюха всегда был моральным уродом. Таким уродом он и останется до самой смерти.
— Представляешь, как мать моя умерла, прямо на мой день рождения, ночью, прикинь, так он один из всех товарищей мне помог… — продолжил скулить оригинал. — С той ночи меня не бросает одного…
От этих слов у меня внутри случилось затмение. В этот миг, задрожав, лопнула последняя, невидимая, но самая прочная ниточка души, связывавшая меня с моим прежним «я». Пелена горечи и печали опустилась поверх моих потрескавшихся извилин, поверх нервных клеточек, скрутившихся в узелки от обескураживающего осознания того факта, кто же я есть на самом-то деле.
Оригинал еще продолжал сбивчиво бормотать, восхваляя Андрюху. Но я-то понимал, что тот гад, как шакал, прибежал на запах падали. Тому мерзавцу просто негде было долбить своих шалав, а тут вдруг нарисовалась освободившаяся квартирка. И остальные мои дружки-товарищи тоже молодцы те еще. Быстренько соорудили себе притон. А мой оригинал и рад стараться! Конечно, он ведь может и дальше оставаться в плотном окружении «настоящих друзей». Лучше всю жизнь себя обманывать, чем осознать свое полное одиночество в протухшем течении лет. Никчемность и ненужность.
Для него — лучше, однако для меня этот вариант уже абсолютно неприемлем.
Я закрыл глаза и глубоко вдохнул прохладный воздух вечернего города. Как мне знаком этот привкус гари автомобильных выхлопов и запах жареного подсолнечника с маслобойни, который вечерами извечно накрывал весь наш микрорайон…
Свирепые мысли накатили вдруг. А может быть, дождаться, пока свалят все кореша, и полоснуть «финкой» по горлу это спившееся убожество, не просыхающее со дня смерти матери? А почему нет? Мясорубка есть, за ночь мясо с костями на фарш перекручу и в унитаз смою. А потом разгоню все это гребаное сборище существ, деградирующих в животное состояние, и заживу новой жизнью! Хотя бы в память о маме, сердечко которой не выдержало такого забулдыгу-сынка…
Я повернулся и оценивающе посмотрел на своего «оригинала», как смотрит хищник из засады на свою будущую жертву. Поверить не могу, что всего-навсего за один какой-то месяц я превратился вот в это жалкое ничтожество. А может быть, я и был таким всегда? Нет, не может быть! Нет! Или да? Или… все же может?
Мой «брат» упал на самое социальное дно, и не факт, что, проломив его, он не опустится еще ниже. А я за это время поднялся, пусть хотя бы на самую малость, но вверх, и глянул оттуда на это пустое прожигание жизни. Я многое понял, лишь пригубив настоящую реальность, а сколько всего еще мне предстоит узнать! Но самое главное я уже узнал.
Я узнал цену своего законного права на жизнь. Я заслужил это право! Это МОЯ ЖИЗНЬ!!! Не его…
Рука уже нащупала рукоять ножа за поясом, как вдруг мой оригинал, продолжая что-то невнятно бубнить, поднял голову и посмотрел на меня своими глазами. Под маской радости и беззаботного существования, там, глубоко внутри у инженера Костика были одни лишь вселенская пустота и неизлечимая боль. Его губы растягивались в улыбке, но глаза-то соврать не смогли!
Мой оригинал и убивать не нужно, он уже мертв. Мне хорошо знакомо это выражение глаз, такое мне никогда не забыть. Точно такими же пустыми глазами Анютка смотрела на стены старого КБО в Припяти. Но ведь за секунду до этого ее глаза были совсем другими. Она хотела жить, отчаянно хотела! В этом проклятие натуры человеческой. То, что имеем, мы ценим лишь в тот момент, когда теряем.
Анютка это поняла, у нее было время, неуловимый, но достаточный миг, чтобы это понять. Может быть, и жила она по-настоящему совсем чуток, лишь в те короткие мгновенья, пока я стрелял в мутанта?!
Я еще раз заглянул в глаза оригинала. По-прежнему пустота-а-а… Что же такое жизнь с нами вытворяет, что у живых людей глаза становятся как у мертвых?
А мне жаль этого ничтожного слабака, по-человечески жаль. А вдруг когда-нибудь он все же сумеет ожить и очнется от этого дурманного сна. Он — это же я. Ведь если бы меня самого чья-то неумолимая рука не вышвырнула отсюда, из алкогольной иллюзии в суровую реальность, то и я сейчас в точности повторял бы его судьбу.
Ответ на вопрос, что мне дальше делать, пришел сам по себе. Если я убью «близнеца», то буду ничем не лучше тех уродов, которые пытались лишить меня самого моего права на жизнь. Ведь даже такое убогое создание, как мой оригинал, тоже имеет это право. Пусть даже оно пока и не реализовано.
— Ладно, дружище, тут мне пора выходить. Бывай.
Я уверенным шагом устремился вон из прогорклой кухни и, пройдя по коридору, очутился у выхода на лестничную площадку.
Я не знал сейчас, что мне делать дальше, чтобы жить, куда идти, куда приткнуться, но то, что места здесь мне уже не осталось, — доказанный факт.
И такой же факт — теперь я несказанно рад тому, что мама тоже отсюда вырвалась. Пусть и в совершенно противоположном смысле.
— Погоди, а ты кто такой? — в коридор вышатнулся довольный, только что перепихнувшийся Андрюха и с подозрением глянул на меня.
Во мне проснулось застарелое желание, реализовать которое в прошлой своей жизни я себе так и не позволил. Я резко развернулся, натянул на лицо издевательскую улыбочку, подошел к пребывающему в смятении корешу и что есть мочи врезал ему берцем прямо в пах. Глазки этого похотливого ничтожества округлились, оно согнулось и что-то пропищало тоненьким-тоненьким голосочком.
— Это тебе от меня за рыжую. — Я схватил его левой рукой за волосы, приподнял голову и заглянул гаду в бесстыжие глаза. — А это за меня и лично от меня.
Сжатый кулак моей правой руки просвистел в воздухе и обрушился на эту опротивевшую мне физиономию. Кровавая юшка брызнула на стены, бесчувственное тело Андрюхи обмякло и шмякнулось на пол. Я выпрямился, развернулся, вышел на лестничную площадку и захлопнул за собой дверь своей бывшей квартиры. Замкнулись ворота в мою прошлую жизнь.
Настроение мое значительно улучшилось от осознания того, что Андрюха, очнувшись, не досчитается нескольких зубов. Я бодро проскакал по ступеням и очутился в тамбуре подъезда. Моя рука потянулась к ручке двери, но в этот момент дверь вдруг сама начала передо мной открываться. Кто-то заходил в подъезд с улицы. Я сместился в сторонку, вглубь тамбура, чтобы не мешать входящему и дать человеку пройти.
Дверь скрипнула, и в подъезд зашел крепкий мужичок в дутой спортивной куртке, с дурацкой угловатой кепкой на голове. Сделав пару шагов к ступеням, он вдруг резко остановился, глянул на меня и… широко улыбнулся.
И то ли эта самая лыба на его блондинистой морде того смазливого образца, что так обожают женщины, мне совершенно не понравилась, то ли движение его правой руки в кармане куртки мне показалось стремным, то ли дурацкий смайлик на его кепочке сыграл свою предательскую роль, но я бросился на него. И успел прижать его к стене, за миг до того, как раздались приглушенные хлопки выстрелов. Куртка мужика возле правого кармана взлохматилась дырками от пуль, но я уже был вне сектора обстрела и пытался развернуть туловище стрелка к себе спиной.
Блондин выхватил из кармана пистолет с глушителем и направил его на меня, но выстрелить так и не успел. Я рефлекторно отработал один из тех приемов, которым меня обучал Стилет в туннельном логове братвы, и оружие убийцы улетело за перила под лестницу, к подвальному окошку.
Выхватив свою «финку», я ударил мужика в живот, но лезвие лишь скололо штукатурку со стены, к которой мгновение назад прилипала эта изворотливая сволочь. Еще несколько раз я взмахнул ножом, но убийца оказался проворнее. Он перехватил и вывернул мою руку, пальцы сами разжались и нож упал ему прямо в ладонь.
Сейчас этому крепышу ничего не мешало завершать начатое дело и прикончить меня моим же оружием. Но убийца еще раз широко улыбнулся, отпустил мою руку и отступил на несколько шагов назад, помахивая «финкой». Нет, отпускать меня он совсем не собирался. Просто все убийства для него были не больше чем игра, но игра, ставшая смыслом его жизни. И на этот раз он решил получить от процесса максимальное удовлетворение. Имел право.
