Ночью в аэропорту Генуи я смотрела, как приземляется самолет Марка. Я ждала его, чувствуя невыносимую тоску, и хотела попросить сразу же уехать отсюда, попросить сесть за руль, ехать всю ночь, чтобы, когда тьма отступит, мы были уже далеко, во Франции. Я хотела убежать от несчастья. Но если бы Джульетта попросила меня остаться с ней, я бы осталась. Осталась и ждала, когда жизнь Дарио исчерпается до конца и вместе с ней его горе и его раскрытая тайна. Чтобы этот ragazzo, всеми любимый мальчик, угасал, день и ночь окруженный любовью, которой заслуживал, он был гостем жизни, слишком короткой, чтобы вместить его поэзию. Вплоть до вечера, когда произошел несчастный случай, он оставался и хотел оставаться впредь сострадательным наблюдателем. Всю свою жизнь осторожным неучастием он словно бы отдалял, отстранял от себя день, час, минуту, когда смерть ребенка втолкнет его в безнадежно жестокую жизнь людей. И подросток, который негромко повторял: "Меня зовут Дарио… — Марио? — Нет, Да-рио, Дарио Кон-тадино… " — станет безличным и беспамятным взрослым. Я не знаю, в каком лимбе бродил он до самой своей смерти и сам ли он выбрал себе наказание пребывать на пограничье двух миров, оберегая себя от признания правды и от самого себя. Поощряя беспамятство, Дарио Контадино довел свое раскаяние до самозабвения.
Он ушел два года спустя после того июньского дня, и у меня слились в памяти лицо подростка и то лицо, что медленно повернулось ко мне в последний раз, я узнала этот взгляд, движение, которым он провел рукой по лбу, и никогда, никогда мне не справиться с его беспокойством, никогда не дать ему отдыха — никогда ничего я не смогла для него сделать.
Он умер утром, на рассвете, позвав Джульетту, которая уже не одну ночь возле него бодрствовала, так как он был в агонии. Он назвал ее по имени впервые за три долгих года и попросил: "Джульетта, обними меня покрепче…" И она крепко прижала его к себе и почувствовала его последний вздох, у самой шеи, в волосах. И она тихонько опустила его голову на подушку и закрыла ему глаза, шепча бессильные слова любви, и дом вдруг стал тихим и ласковым, да, ласковым, сказала мне Джульетта, когда мы стояли с ней на маленьком кладбище за разрушенной часовней, где похоронили Дарио. Рядом с ним спит и Малика Бен Салем. С помощью Даниэле Филиппо и своих высокопоставленных друзей Джульетта добилась разрешения, чтобы девочку похоронили на этом кладбище. Она так и не решилась сказать об этом Дарио. Иногда ей хотелось взять его за руку и повести на кладбище, но она вспоминала, как мы втроем шли по дороге, и тот шок, который заставили его пережить, надеясь вернуть обратно. Каждую неделю она клала на могилку цветок, ягоду инжира, лимон. Она знала, что девочка зовет Дарио к себе и что он не замедлит прийти к ней на встречу, что не оставит ее одну в стране мертвых, что скоро с ней встретится, изберет смерть так же, как избрал беспамятство. Что выбор его бесповоротен.
Мамун пережила сына на два месяца, и, когда я увидела три имени на могильном камне, я помолилась, чтобы небесные силы поняли и приняли три этих беспечных существа, которые не хотели знать, что мир соткан из каждодневных утрат. Шагая мимо, сострадательно поглядывая вокруг, невозможно изменить течение жизни, потому что жизнь — это невозвратимые потери, утешиться после которых невозможно.
Амбийю, 2 мая 2009
