Когда последний раз катера опустился рядом с резиденцией Верховного Хрониста, туда как раз заходили последние из жителей города “серого мира”. Прибывшие же земляне и ваклиане толпились на улице, не заходя пока внутрь.
Вскоре из здания вышел всклокоченный Лекер.
— Все, — отдуваясь, “сказал” он. — Все ушли...
— Точно все? — переспросил Туунг.
— Наверняка я сказать не могу, — развел руками Лекер. — Но ведь меня “слышали” все, если кто и не захотел прийти — это его личное решение, мы ведь не сможем прочесать весь город!
— “Покричи” еще раз! — сказал Туунг, обведя ладонями вокруг головы Лекера.
Лекер повторил обращение. Большего он все равно сделать не мог.
Алексей, когда перевозил людей на катере (а делали они это на пару с Кириллом Невостребовым), объяснял смысл операции как мог более понятней. Главное, что говорил он всем, чтобы оказавшись “дома” они немедленно собирали вещи, скотину, кто что может, и убирались с треугольника подальше. Не все понимали, что пытается объяснить им этот городской парень. Особенно растерялись пожилые люди, а их ведь было немало. Постичь факт межвременных перемещений, да еще после всех пережитых потрясений, им оказалось, конечно же, не под силу.
Поэтому Алексей попросил Илму, чтобы она разъяснила все еще раз “своим”, а сам подошел к группе никольчан.
— Дорогие мои, — задрожавшим от волнения голосом обратился он к людям, показавшимся ему самыми родными на свете. — Сейчас мы отправимся домой. Мы попадем в наш старый мир, на Землю. Это невозможно объяснить, но поверьте мне, что это так! Чтобы вновь не оказаться пленниками Октаэдра, вам нужно срочно будет уйти как можно дальше от Никольского! Вот, вы же помните, где начинаются здесь “измененные земли”? В общем, надо уйти за пределы нынешней земной территории! Я не знаю, все ли мы попадем в одно и то же время, поэтому уводите всех, кого увидите рядом! Причем, вы ведь увидите живыми и тех, кто погиб здесь... — При этих словах Алексея женщины загудели-заахали, послышался плач, то ли истеричный, то ли радостный, и Алексей, повысив голос и замахав руками, продолжил: — Тише, тише! Это очень важно! Поскольку здесьони погибли, то тамони, в отличии от вас, ничего знать не будут! Вам придется убедить их, и хоть даже силой выволочь из Никольского!
— Да я своего Петеньку родненького в охапку схвачу и на руках до самого Васина уволоку! — не веря до конца возможному счастью, радостно запричитала жена одного из погибших механизаторов.
— Ой, да неужто все живы будут?! — заголосила другая. Вновь поднялся невообразимый галдеж.
— Тихо вы! — во всю глотку заорал Алексей. — Если мы опоздаем, то не спасется никто! И погибшие тоже навсегда останутся мертвыми! Теперь только вы сами можете спасти и их, и себя!
— Ох, а как же дом, огород... — заикнулась вдруг одна из женщин, но на нее тут же зашикали.
— Дом, конечно, сгинет вместе с самим Никольским... Но лишь бы люди живы были! Отстроимся снова — и заживем! Так ведь?
— Так, так... — загудели никольчане.
— Ну, тогда с Богом! — закончил свою речь Алексей и повел людей к хронокамере. Первой, перекрестясь, ступила в нее Мария Пеструхина, не отпуская руки обернувшегося в сторону Алексея Кольки. Алексей ободряюще подмигнул парнишке. Затем он обнял тетю Веру и шепнул ей ласково: “Увидимся!”, хотя вовсе не был в этом уверен...
Когда последний из землян растаял в камере, Алексей отошел чуть в сторону, к стоявшему там Лекеру, уступая путь жителям Вакла.
— А ты чего не ушел? — спросил Алексей у Лекера.
— Надо же проститься! — захлопал огромными глазищами Лекер. — Мы ведь больше никогда не увидимся...
— Можем и увидеться, если на Землю успеешь перейти, — улыбнулся Алексей.
— Да ты что! — возмутился Лекер. — Там ведь снова будет править Сетер, и... мой сын снова будет в тюрьме. Но он будет живой! А значит, я снова освобожу его! И мы снова скинем Сетера!
— Лекер, не забудь, что это надо будет сделать очень быстро и тут же убираться из города! Собственно, вам главное — освободить из тюрьмы заключенных и удирать со всех ног! Сетер ведь не знает ничего о будущем Октаэдра! Пусть он со своей шайкой остается в городе, а когда Октаэдр свернется — они и окажутся тут одни!
— Ну, ты умен! — восхищенно замотал головой Лекер. — Не зря я всегда в тебя верил! Сам бы я вряд ли додумался до этого! А ведь так просто! Ну, я побежал, чтобы время не тратить...
— Давай, беги, — улыбнулся Алексей. — И не забывай шутить и смеяться, тогда все будет в порядке!
Лекер стиснул вдруг Алексея, уткнувшись ему лицом в грудь. И в мозгу Алексея зазвучали слова, даже не слова, а сами чувства, лишь принявшие форму русских слов:
— Я никогда тебя не забуду! Я буду смеяться только благодаря тебе! И я научу шутить и смеяться весь мой народ, как научил меня ты! Спасибо тебе, хороший человек, прости меня за все и прощай! — И Лекер, резко развернувшись, бегом бросился к хронокамере.
— Прощай... — только и успел крикнуть в ответ Алексей, как Лекера на Октаэдре уже не стало.
Теперь возле камеры стояли лишь Алексей, Илма и Туунг. Только что прошли последние несколько жителей “серого” города, все же откликнувшиеся на второй призыв Лекера.
— Ну, что, я пошел заниматься эвакуацией! — сказал Туунг и по-земному протянул Алексею руку, которую тот крепко пожал в ответ. — На всякий случай прощай, не знаю уж, как вы решите...
Алексей прекрасно понял, что имел в виду исчезнувший в глубине хронокамеры маг. Он посмотрел в глаза Илмы и прошептал:
— Ну, любимая, надо и правда решать...
Девушка задрожала вдруг всем телом и прижалась к Алексею.
— Что же делать, миленький мой, что же делать?!
— Я хочу быть с тобой навсегда... — прошептал Алексей, сглатывая комок, подступивший к горлу.
— А я просто не смогу теперь без тебя жить!
— Если мы окажемся сейчас с тобой в разных местах, кому-то из нас придется навсегда покинуть родину... Надо решать!
— Надо решать... — эхом откликнулась Илма.
ЭПИЛОГ
Сашка Ефимов ехал домой. Громыхнула под колесами мотоцикла заброшенная узкоколейка — значит, скоро уже сосновый бор, а за ним и родное село Никольское! Мамка, поди, не спит, сердится — времени-то скоро уже три...
Неожиданно дорога вместо соснового бора выскочила в поле. В свете фары обалдевший Сашка увидел впереди странную толпу людей, вперемешку с коровами, овцами, свиньями... Сашка резко затормозил, чуть не упав с мотоцикла. И рядом, на самом краю дороги, увидел сидящую на огромном тюке вместе с сестренкой мать.
— Ну что, нагулялся?! — заорала она, узнав сына. Но тут же вскочила на ноги и бросилась к Сашке, странно причитая сквозь поток хлынувших слез: — Вот никогда бы не увидел мать... вот навсегда бы ушла от тебя... вот и плясал бы на своих танцульках... Ой, Господи Боже ж ты мой!!!
Мать обнимала ошалевшего окончательно Сашку, а он вертел головой, узнавая в сидящих на тюках с одеждой и скарбом, стоящих возле людях, соседей, друзей, односельчан...
Да, здесь, на непонятно откуда взявшемся вместо соснового бора поле, собралось под ночным звездно-лунным небом все население Никольского вместе с домашним скарбом и скотиной!
“Какой-то бред! — ужаснулся Сашка. — Неужто Катька, ведьма рыжая, совсем меня с ума свела?!” В заливающем поле лунном свете все увиденное и впрямь казалось чем-то колдовским, ведьмачьим...
Мать все выла и выла рядом, и на Сашку стали обращать внимание, здороваться, кивая. Правда, со странным каким-то выражением... Но видя, что вокруг — живые, знакомые люди, Сашка понемногу стал приходить в себя. Вон кивнул Кирюха Невостребов, гордый какой-то, рот до ушей, батю своего обнимает, как маленький! Вон и мелюзга тусуется: Ленька Карпухин, Валерка Мителев, Андрюха Поярков, Колька Пеструхин... Точно, Пеструхин, нашелся значит! Спиридонов молодец! А вот и сам Иван Валентинович с семейством. Надо будет спросить у Кольки, где он ошивался...
