— Вот как… Расскажите мне об этом подробней.

— К сожалению, я мало что могу рассказать. На Стасова обратили внимание в связи с телефонными хулиганствами: он звонил в Генпрокуратуру и в МВД, причем министру внутренних дел умудрился позвонить лично по прямому телефону.

— Лихо, — оценил президент.

— Вот именно. Только хулиганством и тем более терроризмом это назвать едва ли можно, потому что этот Стасов, с одной стороны, не преследовал открыто никаких личных целей, с другой стороны, как будто пытался предупредить о каких-то вещах. Но делал он это так, что понять было мудрено.

— Вы сказали: делал?

— Да, он больше не звонит, и найти его никак не удается. А кое-какие из его заявлений тем временем…

— Что, сбываются?

— Н-не совсем, но…

— Ладно, Александр Борисович, значит, вам тем более с руки заниматься Мелешко. Найдите мне его во что бы то ни стало и как можно скорее. Постарайтесь.

Турецкий кивнул, хотя, конечно, это был прямой приказ.

— В Генпрокуратуре, Александр Борисович, ничего рассказывать не надо. Используйте собственные неформальные методы работы. Я знаю, у вас их всегда в избытке. Разумеется, вашему начальству будет сообщено, что вы откомандированы на какое-то время. На какое — зависит от вас. Понимаете меня, Александр Борисович?

Турецкий сдержанно кивнул, хотя все это ему не слишком нравилось. Но выбирать не приходилось. Государева служба, туды ее в качель.

— Любую помощь, техническую поддержку, какая только возможна, если она вам потребуется, вы получите.

Турецкий вспомнил свои недавние рефлексии по поводу другого остроумного высказывания — грязновского: цель не должна оправдывать средства, но окупать их она обязана. Вот уж теперь, значит, колебаться точно не придется.

И все-таки он осторожно сказал:

— Видите ли, тут достаточно тонкая ситуация. Пропал ваш сотрудник. По-видимому, очень ценный для вас. Как же я могу в его поисках пользоваться помощью других ваших сотрудников? А вдруг они к этому причастны?

Президент прищурился, что бесспорно означало, что он почти готов вспылить. Однако, покачав головой, он сообщил свое решение:

— Согласен. Действуйте, как считаете нужным. Вам видней, — кивнул президент.

Турецкий встал. Потом что-то вспомнил, остановился. Президент это заметил, кивнул — говорите, мол.

— Кстати о демократии, — сказал Александр Борисович. — Я слышал, в итальянском парламенте депутатам разрешено не стесняться в выражениях на работе. По-моему, очень гуманно — иначе государственная работа у эмоциональных итальянцев может не заладиться.

— Любопытный опыт, — оценил президент. Подумал и добавил: — Но нашим гаврикам это вряд ли поможет.

Прошло два дня, и Турецкий вынужден был признать, что его поиски нисколько не продвинулись вперед. Все, что заслуживало внимания, было тщательно изучено, проанализировано, но никакого ощутимого результата это не дало — напротив, появились только новые, противоречивые версии. Да и что, собственно, удалось выяснить об этом Мелешко? Даже то, чем конкретно занимался тот в своем отделе, узнать было невозможно, несмотря на все высокие полномочия помощника генерального прокурора. Поразительно, но факт: несмотря на личное поручение президента, этот момент оставался государственной тайной за семью печатями! И чем больше Турецкий думал над странным исчезновением чиновника из аппарата президента, тем больше склонялся к простому по сути, но трудно доказуемому предположению: связь между исчезновением и профессиональной деятельностью Мелешко — самая прямая.

Одно Турецкий знал наверняка: государственную границу Мелешко не пересекал. Ну и что с того? Как будто в России трудно затеряться.

Семьи у Мелешко не было. Была младшая сестра, но найти ее пока что не удавалось. Турецкий понимал, что время, возможно, ушло и с ней уже «поработали». С другой стороны, она могла владеть и какой-то косвенной информацией — сама того не подозревая. Слабая, но все же надежда, что с ее помощью удастся отыскать хоть какую-то зацепку. В ателье, которым владела Ольга Мелешко, то отвечали, что Ольга Филипповна будет с минуты на минуту, то говорили, что понятия не имеют когда. Ее мобильник и домашний телефон упорно молчали. Турецкий решил внимания своими действиями не привлекать и попросил об услуге Грязнова-младшего.

— А как же быть с поисками девочки? — спросил озадаченный Денис. Турецкий не говорил ему, чье поручение выполняет он сам.

— Ничего страшного. В конце концов, менты тоже ее ищут. Возможностей у них в любом случае побольше, чем у тебя.

— Это еще как сказать, — проворчал Денис.

В результате Щербак и Филя Агеев дежурили у дома Ольги Мелешко и возле ателье, периодически меняясь местами и регулярно отзванивая Турецкому, чтобы сообщить об отрицательном результате.

Сам же Турецкий периодически названивал Ольге Мелешко на мобильный телефон («Абонент временно недоступен, попробуйте позвонить позднее. Билайн!»), все больше мрачнея и придумывая себе истории — куда могла деваться сестра исчезнувшего чиновника — одну хуже другой.

Ольга Мелешко была замужем, полтора года назад развелась с мужем и вернула свою девичью фамилию. Ее бывшего мужа найти тоже не удалось. Он работал в Федеральном агентстве по делам туризма и спорта и сейчас отдыхал со своей новой женой где-то в Греции. На работе не знали, где именно. Связи с ним не было. Да и какова была вероятность, что он поддерживает контакт с Ольгой Мелешко?

И вдруг на третий день Турецкий прозвонился — после многих бесплодных попыток. Он представился, сказал, что хочет поговорить о ее брате, что это важно и неотложно. Могут ли они встретиться прямо сегодня, а лучше немедленно?

— Говорите — немедленно? — задумчиво повторила Ольга Мелешко. — А как я вас узнаю?

— Я сам вас узнаю, не беспокойтесь. Скажите, а где вы были целых два дня? Вас искали много людей.

— Уезжала в Петербург, к друзьям. — Она немного подумала и поправилась: — К другу.

Вот так-то, подумал Турецкий. Все предельно просто, а я напридумывал себе кучу химер.

— Но я не знаю… У меня туго со временем…

— Ольга Филипповна, — вкрадчиво сказал помощник генерального прокурора, — не хотите же вы, что бы я вызывал вас официально — для допроса в Генпрокуратуру?

Она вздохнула. Помолчала немного, потом сказала:

— На Земляном Валу есть ресторан «Калигула»…

— Знаю.

— Вы сможете быть там через полчаса? А лучше через сорок минут?

— Уже еду.

Турецкий позвонил Денису и снова скомандовал вернуться к поискам Жени Земляникиной.

А через полчаса в ожидании Ольги Мелешко он изучал меню ресторана «Калигула». Конечно, восемьсот двадцать рублей за рукколу с ломтиками утки и террином из фуа-гра или семьсот пятьдесят рублей за улитки со сморчками, спаржей и соусом из белых грибов… Слава богу, что он не обедать приехал, а то пришлось бы заказывать «наименьшее зло» — рулет из перепелки с изюмом или лосося с ризотто в красном вине. Свидания, не предполагающие плотного обеда, обычно спасает десертная страничка. Турецкий посмотрел: запеченный шоколадный флан со взбитыми сливками. О господи. Что такое флан? Или, не дай бог, кто такой? Вот есть еще — парфе из дыни и лайма с мятным сиропом…

Александр Борисович посмотрел на часы и заказал вторую чашку кофе. Ольга Мелешко опаздывала на двадцать пять минут.

Прошло еще четверть часа, и Турецкий ей позвонил.

— Вы знаете, ничего не могу поделать, — сказала Ольга. — У меня клиентка, с которой сейчас идет работа, мы перешиваем вещи. Это займет еще какое-то время. Может быть, завтра?

Врет или нет, гадал Турецкий. Вообще-то он знал, что в ателье Ольги Мелешко одеваются жены многих политиков — дамы в возрасте и часто нестандартных размеров и форм. Поэтому то, что она сейчас говорила, вполне могло быть правдой. И вполне могло быть привычной для нее отговоркой.

— Нет уж, давайте все-таки сегодня. Я сам могу к вам подъехать, хотите?