Затырин из багрового сделался бледным до синевы. Гневным взглядом уперся он в Грязнова, который не де­монстрировал никаких попыток силового решения это­го вопроса, и собрался что-то ответить, наверняка в рез­ком тоне. Но Вячеслав Иванович, по-простецки взъеро­шив рыжие волосы на затылке, будничным тоном опе­редил его:

— Давайте, Павел Петрович, не будем затягивать, для вашего же спокойствия.

Затырин положил пистолет и удостоверение на стол и сделал шаг в сторону. Грязнов взял и не глядя сунул их в свой карман.

—Да, Саня, — сказал он таким тоном, что все осталь­ные не могли не обратить на это внимания, — я ж еще один вопрос с генералом решил. Спрашиваю у него: а где сейчас находится командир ОМОНа? Надо, мол, его срочно допросить. Уж очень много к нему накопилось у нас вопросов. Ну Иван и отвечает: сейчас прикажу уз­нать и перезвоню. И знаешь, что, оказывается, выкинул этот Умаров Умар Закирович? В бега подался! Ох, чует кошка, чье мясо съела! Я сразу сообразил, Саня! Откуда известно? — спрашиваю. А генерал отвечает: «Да уж тре­тий день ни на службе, ни дома не появляется. А эти олу­хи доложить боялись, все, понимаешь, ждали чего-то?» А чего? Когда рак на горе свистнет? Так он уже давно сви­стнул. Ну и говорю, что, раз, мол, такое дело, немедлен­но объявляем его в федеральный розыск. И официально предлагаю Ивану все необходимые данные на этого май­ора срочно отправить в Москву, в министерство. Не пер­вый ведь в нашей жизни случай, верно? Многим такой поворот дела мозги вправлял, я правильно мыслю?

— Абсолютно с тобой согласен. А заодно, думаю, и остальным хорошим уроком будет.

— Ты имеешь в виду кого-нибудь конкретно, Саня? — с наивным видом спросил Грязнов.

, — Да тут и конкретно, и абстрактно, если кому-ни­будь придет шальная идея смыться, хотя бы на время, пока все утихнет. Но я уверен, что не утихнет, Слава. А ты как считаешь?

— Ох не утихнет, — горестно вздохнул Грязнов. — В общем, уже сегодня мы этого Умарова объявили в розыск. Посмотрим, куда он от нас денется. Ну да ладно, это все частности. А я, видит бог, господа, не хотел портить вам настроение. Так что мы с Павлом Петровичем, пожалуй, поедем, нам еще предстоит длительная беседа, а вы уж извините… Да, Александр Борисович, — Вячеслав Ива­нович повернулся к нему, словно забыл сказать о самом главном, — по опыту почти профессионального рыболо­ва могу тебе заявить, что в эту погоду и в данное время суток хорошая рыба клевать не будет. Поэтому ты с нами или как?

— Да, видимо, в таком случае тоже придется изви­ниться перед хозяевами… — с сожалением ответил Турец­кий. — Но ты считаешь, точно не станет клевать, да?

— Сто пудов не станет.

— Ну что ж, тогда, господа, разрешите и мне откла­няться. — Турецкий отдал всем общий поклон и отдель­но помахал ладонью чекисту: — Рашид Закаевич, вы о моей просьбе не запамятовали?

— Помню, — кивнул тот.

— Телефончики ваши для связи оставьте, пожалуй­ста.

— Ах да-да, — «вспомнил» чекист.

На бумажной салфетке он записал два номера своих телефонов — городской и мобильный — и отдал Турец­кому.

— А вы, Иннокентий Мурадович, как себя чувствуе­те? — не мог не поинтересоваться Александр Борисович напоследок, складывая бумажку с телефонами и пряча ее в карман.

— Все в порядке, — закивал и тот.

— Ну и славненько. Извините, Савелий Тарасович, что не успел до конца воспользоваться вашим гостепри­имством. Надеюсь, все у нас впереди.

И они втроем — с Затыриным, который невольно оказался между Грязновым и Турецким, — пошли к ка­теру.

— Что так скоро? — спросил Гоша.

— Дела, — коротко ответил Грязнов и спросил у него: — Если мы каюту вашу займем, ничего? Уединить­ся надо.

— Какой разговор? — ухмыльнулся Гоша, с недове­рием посматривая на подполковника, которого заметно покачивало. Но явно не от выпитого.

Впрочем, усевшись в небольшой каюте, Затырин словно бы почувствовал себя увереннее. Точнее, стал на­глеть. Даже лицо порозовело и вскоре стало приобретать привычный красный цвет. Но краснота стала сменяться бледностью, когда Грязнов включил свой диктофон и послышалась речь…

Турецкий слушал запись с большим интересом. Под­полковника не щадили ни Солдатенков, ни его подруч­ные, похитившие Галку. Как они его только не называли! Козел, пожалуй, было самым ласковым и безобидным словом. Но особенно неожиданным для него, как, впро­чем, и для Турецкого, было признание Прапорщика о том, что Затырин, с которым он тайно, по просьбе под­полковника, встречался в собственном ресторане на на­бережной, заказал ему развлекательный центр и два ма­газина, принадлежавших Теребилину и Сороченко, а так­же несколько иномарок их дружков-приятелей. Номера подполковник сам продиктовал по списку, который дос­тал из собственного кармана. А когда задание его было выполнено, то есть ночные пожары уничтожили дотла указанные объекты, как и договорились на стрелке, ми­лиционеры этого сучьего потроха замели нескольких братков. Он обещал для понта подержать их пару дней на киче и откинуть за отсутствием доказательств. А сам, оказывается, развел, как последняя б…

— Чушь собачья… бред… да врут, твари! — цедил сквозь зубы растерянный подполковник, еще, видимо, не нашедший для себя способа защиты. Но именно по такой его реакции и поняли Турецкий с Грязновым, что законник ничего не соврал.

И по поводу Гали Романовой так же по-своему под­робно и красочно рассказал Солдатенков.

Мол, Затырину стало известно от своих стукачей, что эта шмара из московской ментовки ходит здесь ночью по домам и шьет на Затырина дело. Ее надо было тихо заныкать и передать подполковнику. А тот собирался сам устроить с ней разборку и потом отдать пацанам, чтоб те, когда она им надоест, сыграли ей «популярный от­ходняк», то есть закатали в бетон. Вот сегодня как раз вечером и собирался Затырин подъехать к Прапорщику для базара со шмарой, да Грязнов поломал все планы.

— Клевета! — попытался продемонстрировать свое крайнее возмущение Затырин.

— Ну как же это может быть, чтоб и Солдатенков, и его братки клеветали на вас совершенно одинаково? И кто вы для них? Вы чего, подполковник, за идиотов нас держите? Или полагаете, что мы стали бы дожидаться, когда вы начнете свои издевательства, подобные тем, что устраивали ваши сотрудники в подведомственном вам управлении, и брать вас на горячем? Да мне психика Ро­мановой важнее всех ваших оправданий! Тем более что ни одному вашему слову я не верю.

— Тогда я вообще отказываюсь отвечать на ваши воп­росы, — как бы подвел итог Затырин и отвернулся к кро­шечному иллюминатору, за которым бежала река.

— Ничего-то у них не получится, да, Саня?

— Факт не получится. И знаешь, Славка, почему? Потому что они сами же и сдадут нам его, когда конк­ретно осознают, что им уже крепко припекает задницы. Они еще думают, что пронесет, что губернатор их защи­тит или тот же Седлецкий собственным авторитетом при­кроет. А того не знают, что известно нам, — вот в чем их главная стратегическая ошибка. Впрочем, они и в такти­ке слабаки.

— Ну ты даешь, Саня! — засмеялся Грязнов. — «Стра­тегия»! «Тактика»! Да откуда им в этой деревне и знать- то такие слова? Я ж говорю, у них тут все «типа конкрет­но» — начистить рыла, отхарить девок, устроить групповуху, замочить, закатать в бетон… Простой народ… Что мэр, что судья, что прокурор, что этот вот… Хозяева по­ложения, понимаешь! А простой человек для них — вошь недобитая. Как ты там про мыша с котом говорил?

— Отольются кошке мышкины слезки, ты про это?

— Во-во!.. Сейчас придем в город, этого для начала доставим в управление, чтоб все было по закону, зачита­ем ему постановление, а потом под охраной отправим домой.

— Я б и телефоны у него отключил, и сотовые заб­рал, — посоветовал Турецкий. — Чтоб сидел как на ост­рове в ожидании цунами.

— Ага. А мы с тобой тем временем с его архаровцами поговорим по душам. С сержантом этим, с другими. С тем экипажем, с дежурными. Я уже дал команду всем нашим сотрудникам быть наготове, ты не возражаешь?