— Да ты что, оглохла, что ли?

— Мам… Я просто… Еще сплю…

— Ой, прости, бэби!

Парижская маман, наконец-то спохватившись, мгновенно перевела энергию в правильное русло. Она немного помолчала, дав дочурке окончательно проснуться. Не больше пары секунд.

— Ну ладно, потом выспишься, это неважно! — Голос энергичной мамочки вновь обрел торжественные обертоны: — Я долго ругалась, стучала кулаком, доказывала и добилась!

— Чего, мам? Я не понимаю!

— Бэби! Твоя роза прошла на выставку!

Полусонное и квелое состояние разбуженной девушки мгновенно преобразилось в эйфорическое и чуть недоуменное.

— Прошла?

— Ну конечно, бэби!

— Ты меня не разыгрываешь?

— Ага, мне больше заняться нечем…

Угадав легкую обиду в фальшивом сопрано у пробивной француженки маман, молодая американка смягчила обмен репликами.

— Мам, я дико счастлива.

— Я тоже.

— Как бы мне хотелось сейчас забраться на Эйфелеву башню…

— Это зачем еще на башню?

— Чтобы прокричать на всю Европу — нет, на весь мир, — что я тебя обожаю!

— Нет, бэби, тебе явно пора замуж.

— Мам, расскажи лучше, как все было.

— Да, комиссия согласилась… после долгих споров. Ну… ты знаешь, почему.

— В Европе не любят американцев.

— Проще, бэби, проще. Ты же применяешь самые новые методики?

— Разумеется.

— А французы, эти чертовы консерваторы, все хотят по старинке, особенно этот противный председатель, лысый Вайяр!

— Лысый?

— Абсолютно, бэби, абсолютно.

— Ужас какой… Мам, я вдруг подумала… А вдруг мне достанется такой же отполированный жизнью муж?

— Ради твоего счастья, бэби, я согласна на любого.

— А я — нет.

— Ну ведь одни розы, даже самые лучшие, не могут заменить любви.

— Мам, давай лучше про гадких экспертов.

— В общем, я им доказала, что если они хотят выводить по-своему, пусть дожидаются результатов через сто лет!

— Или через двести.

— Короче, ровно через неделю надо сообщить название сорта — ты, надеюсь, уже успела его придумать, как мы договаривались?

— Нет.

— Это почему?

— Ничего путевого не идет в голову.

— Учись у своих прабабушек.

— Ну да, с детства помню: «Нью-орлеанская девственница», «Крошка Амур», «Ночной поцелуй»…

Глория, поколебавшись, добавила к шикарному и знаменитому перечню и скандальный «Анфан-террибль».

Маман отреагировала довольным смешком:

— А что, бэби, неплохо звучит!

— Хорошо, а вот погодка нынче не очень… Пожалуй, я назову свою многострадальную розу «Хмурое утро»!

— Не смей.

— Тогда — «Мечты девушки»! Я вот как раз все мечтаю, мечтаю…

— Ладно, бэби, не пори горячку.

— Хорошо, мам.

— Запомни, у тебя есть неделя, ровно неделя.

— Запомнила.

— Бэби, пусть триумф твоего замечательного цветка будет отмщением за ужасы Варфоломеевской ночи!

— Мам, это же было так давно…

— Я французам этого никогда не прощу.

— И даже тому, кто пожалел нашу прародительницу?

— Думаю, теперь такие благородные рыцари здесь не водятся.

— Ты уверена? — Глория, не удержавшись, иронично хихикнула в телефон. — А может, все рыцари давным-давно перебрались в Штаты?

— Хорошая мысль.

— Еще бы!

— Вот и найди себе, как истинная Глория Дюбуа, истинного рыцаря.

— Мам, лучше расскажи про… про… — Глория никак не могла вспомнить фамилию председателя комиссии. — Ну про того типа, который ставил препоны моей безымянной красавице.

— Вот именно, бэби, вот именно! Не дай этому лысому Вайяру найти повод для невключения твоей розы в каталог выставки! Кстати, у него заместителем этакая мымра с замашками любительницы канкана и абсента… Терпеть не могу этих…

Но тут связь благоразумно оборвалась, не дав славной продолжательнице дела истинных гугенотов продолжить наслаждаться злословием.

— Вот, кажется, с заветной розой все и решилось, — сказала Глория сама себе. Она любила вслух радоваться своим достижениям.

Еще в студенческие годы за новый метод внедрения гена в хромосому Глория Дюбуа получила вторую премию. А за ускоренную селекцию благородных роз получила федеральный грант на целых пять лет.

Впрочем, для выведения нового сорта, еще, увы, безымянного и фигурирующего лишь под цифровым кодом, Глории хватило двух лет.

А прапрапрабабушкам требовались на каждый новый сорт десятилетия.

Видели бы все они, какой у прапраправнучки — тоже Глории и тоже Дюбуа — получился изумительный цветок!

Крупные и в меру плотные атласные лепестки.

Полное отсутствие шипов.

Стебель — гордый, прямой и благородный.

Гармоничное сочетание пропорций.

Устойчивость почти ко всем известным болезням и вредителям.

Максимально удлиненная фаза цветения.

Долгий срок жизни срезанных роз в хрустальной вазе.

Аромат, соперничающий с лучшим французским парфюмом.

Невосприимчивость к дождю и туманам.

А самое главное — отсутствие каких-либо пигментных примесей в насыщенной белой окраске.

Безымянная роза могла гордиться своими отборными и элитными предками, но для Глории она была просто — Роза, дитя ее сердца, ума, рук и души. Безымянная красавица.

Глория подошла к окну.

— Попасть в официальный каталог парижской выставки цветов — это равносильно Пулитцеровской премии за литературу или сродни английскому Букеру и французскому Гонкуру.

Глория распахнула звукоизолирующий стеклопакет.

Птичий гомон, предвещающий неизбежность рассвета, ворвался в спальню, заглушив монотонное сопение кондиционера.

Глория вполголоса рассказала пернатым о парижском триумфе и добавила шепотом, что теперь пора всерьез и основательно взяться за устройство личного счастья.

Хорошо щеглам и пересмешникам — у них на каждой ветке по непривередливому партнеру.

Глория вдохнула прелый аромат сырой осени. Хочешь — насвистывай на пару, хочешь — вей гнездо.

Глория, не закрыв окно, вернулась в мятую постель.

А тут майся одна… как дурочка.

Глория закуталась в одеяло.

Зато у ее белолепестковой красавицы впереди явно прекрасное будущее.

Глория поджала коленки к животу, собираясь продолжить прерванный сон.

Да, великолепной розе, начиненной супергенами, попадание в каталог парижской выставки практически гарантирует постоянное место во всемирном реестре лучших сортов.

Глория накрыла голову второй подушкой, отсекая пуховой начинкой и батистовой наволочкой кремового цвета все звуки, включая и торжествующий птичий хор.

Но вот интересно, почему розы в большинстве своем нравятся женщинам, а не мужчинам?

Глория повернулась на правый бок, лицом к стене, на которой красовался глянцевый постер с изображением ее любимого актера, специализирующегося на ролях карточных шулеров, морских пиратов и отчаянных бретеров.

Мужчин больше цветов интересуют представительницы противоположного пола.

Глория сунула под щеку ладошку.

Но ведь это так мало — голубые глаза и черные волосы, — чтобы привлечь к себе внимание настоящего мужчины, достойного женщины рода Дюбуа.

Глория проглотила набежавшую слюну.

Нет, в самое ближайшее время придется изрядно потрудиться — и не над новой розой, а над собой, включая новый прикид, лучшую косметику и раскованную манеру держаться.

Глория сменила бок.

Может, назвать розу «Глаза аспирантки»?

Губы напряглись ироничной улыбкой.

Нет, это же патология — белые глаза…

Глория тяжко и протяжно вздохнула.

Следующая роза обязательно будет интенсивно голубого цвета и обязательно получит имя «Глаза аспирантки».

Глория поправила съехавшую с уха верхнюю подушку.

Надо решать две срочные проблемы: найти идеальное, незабываемое, многозначительное имя для безымянной красавицы и встретить, наконец-то встретить на жизненном пути ненаглядного суженого, непременно встретить.

Глория вдруг поняла, что для полного и безоговорочного счастья ей не хватает самой малости — обыкновенной настоящей любви…