Значит, Софи не поехала, — констатировал Жиль. — Решила подольше поваляться в постели.
И он широкими тяжеловатыми шагами поспешил к детям, делая угрожающие знаки Полю и Луи, которые пытались столкнуть сестру в воду.
Ему не помешало бы сесть на диету, — заметил Давид, проводив Жиля взглядом. — Мне показалось, что у твоего старшего брата проблемы с женой. Я прав?
Софи временами бывает утомительна, — лаконично ответил Альбан.
И все так же не выносит Валентину, да?
Они не слишком симпатизируют друг другу, это правда.
Остальные «пассажиры» от этого не страдают?
Надеюсь, что нет. Мне так хочется, чтобы все было хорошо!
Под внимательным взглядом Давида он тут же пожалел о своей несдержанности.
В твоей жизни все складывается хорошо, Альбан. Ты женишься на прекрасной девушке, скоро станешь отцом, отремонтируешь дом своего детства, на горизонте — хорошая работа... Чего же тебе не хватает?
Очень далеко от них Валентина и Малори медленно шли по сухому песку. Было время прилива, и Жиль играл с детьми у самой воды. Альбан довольно долго смотрел на море. Ему очень хотелось рассказать Давиду о своих сомнениях, поговорить о своей семье с кем-то, кто не носил бы фамилию Эсперандье.
—У нас с братьями появилась небольшая проблема, — начал он.
Взяв Давида за руку, Альбан повернул его лицом к себе.
Мы нашли кое-какие старые документы, и всплыли странные факты.
Что ты имеешь в виду?
М-м-м... оказывается, наша мать была душевнобольной.
Реакции, на которую рассчитывал Альбан, не последовало. Давид молчал.
У нее была шизофрения, — уточнил Альбан.
Правда?
Они остановились, встав спиной к ветру. Альбан поднял воротник куртки.
Похоже, тебя это не удивляет.
—Удивляет. Но я почти не виделся с твоей матерью.
Если честно, мы тоже. Поразмыслив, мы с братьями поняли это. С нами рядом всегда были Жо и Антуан. Иногда отец, но он много работал. Что до Марг... мамы, ее словно бы и не было дома, хотя она точно там была.
Дети не обращают внимания на такие вещи. Большую часть времени вы были втроем, и я — четвертый, и вам не было дела до родителей.
Может, ты и прав. Короче говоря, мы не знали, что она больна. Все открылось случайно, в прошлом месяце.
Засунув руки в карманы куртки, Давид носком ботинка рыл ямки в песке. Голова его была опущена. Было очевидно, что рассказ Альбана не слишком ему интересен.
Давид, я рассказываю тебе все это, потому что хочу услышать твое мнение.
По какому вопросу? Твоя мать умерла двадцать пять лет назад!
Болезнь передается по наследству, и у ребенка, которого носит Валентина, есть шанс родиться шизофреником!
Давид поднял глаза и изумленно посмотрел на Альбана. Потом огляделся по сторонам. Валентина с Малори шли теперь к ним, но были еще довольно далеко.
Ты говорил с ней?
Нужно поговорить. Иначе это будет нечестно. Но сначала я хочу побольше разузнать.
И у кого ты надеешься получить информацию?
Жо не хочет ничего рассказывать. Закрывается, как устрица в своей раковине, стоит мне начать ее расспрашивать. Мы с Жилем пытаемся восстановить картину, но пока получается плохо.
Какую картину?
Это трудно объяснить. Создается впечатление, что в нашей семье все... странные.
И снова Давид промолчал, хотя, по мнению Альбана, должен был бы выказать удивление. После паузы Альбан спросил его прямо:
Тебе что-то об этом известно?
Мне? Нет!
В этом отрицании ясно прозвучала фальшь. Альбан слишком хорошо знал друга, чтобы этого не заметить.
Жозефина что-то тебе рассказывала?
Нет, конечно! Послушай меня, старик: забудь об этом!
Он отодвинулся от Альбана на пару шагов. Было очевидно, что ему не по себе. Работая агентом по продаже недвижимости, Давид научился приукрашивать вещи и обходиться полуправдой, щадя чувства клиентов. Но врать другу он не мог. Альбан подскочил к нему и резко схватил за руку.
Я не отступлюсь!
Отпусти меня, Альбан.
Сначала ответь мне. Что ты от меня скрываешь? И по какому праву?
Давид положил ладонь на запястье Альбана, словно хотел его успокоить.
Не так уж много я от тебя и скрываю. Все вокруг считали твою мать сумасшедшей, и было время, когда моим родителям очень не нравилось, что я бываю в доме Эсперандье.
Ты шутишь!
Я чудом избежал порки, когда мой отец строго-настрого приказал мне не ходить к вам в гости! Но вскоре после этого случая твои родители погибли, и он пожалел о том, что тогда наговорил... Всегда найдутся желающие потрепать языком — и тогда, и сейчас.
Но ты! Почему ты только теперь мне все это говоришь? Почему?
Я дорожил твоей дружбой. Быть твоим другом — вот что было самым важным для меня, когда мы учились в пансионе. Мне было бы неприятно пересказывать тебе все эти сплетни о вашей матери. Да и тебе это вряд ли бы понравилось. А теперь отпусти меня.
Альбан оттолкнул его, и Давид на мгновение потерял равновесие.
В какую игру играем? — прозвучал за их спинами голос Валентины.
Они с Малори только что подошли и смотрели на них с нескрываемым любопытством. Альбан отвернулся, чтобы не смотреть Валентине в глаза. Он был разгневан, унижен, будто его предали. Давид, которому он доверял, как себе самому, столько лет скрывал от него такое! «Все вокруг считали твою мать сумасшедшей». А они с братьями ничего не замечали, ничего не знали.
Что случилось? — обеспокоенно спросила Валентина.
Просто... незначительные разногласия. Не важно.
Конечно, она поняла, что он лжет, потому что не сказала больше ни слова.
—Мы кое-что решили по поводу вашей свадьбы, — объявила Малори. — И теперь нам нужно узнать, что об этом думаешь ты, Альбан.
Все будет так, как хочет Валентина.
Ну уж нет, — возмутилась Малори, — отвертеться не удастся, ты нам нужен!
Она смеялась, уперев руки в бока. На ней была экстравагантная отделанная мехом красная куртка с двумя рядами пуговиц и позументом и длинная, волочащаяся по песку юбка.
Ты похожа на русскую графиню, собравшуюся в Сибирь, — пошутил Давид.
Спасибо за комплимент! — смеясь, ответила Малори. — Ну, если вы передумали ссориться, можем возвращаться на «Пароход».
Значит, их ссора была очевидной. Альбан уже злился на себя за бесполезную, да и незаслуженную Давидом вспышку ярости. К тому же, когда Валентина его об этом спросит, ему придется врать. Когда же он, наконец, расскажет ей о том, что они узнали? Альбан опасался ее реакции, опасался, что любимая женщина испугается за будущее своего ребенка и у нее может снова случиться выкидыш. Опасался, что она станет его расспрашивать...
Их догнал Жиль. Анна сидела у него на плечах, мальчики скакали рядом.
Они неутомимы, — пожаловался Жиль. — Ну что, идем?
Глянув на выбившегося из сил брата, Альбан обратился к Анне:
Иди ко мне, принцесса, я украду тебя!
Девочка радостно обняла его за шею. Она дрожала, низ брючек был мокрый.
Замерзла? Быстрее в машину, там согреешься.
Я сяду в сиреневую машину, — повелительным тоном уточнила девочка. — Она самая красивая!
Устами младенца глаголет истина! — сказал Альбан Жилю.
Они все вместе поднялись к казино. Давид подошел к Альбану.
Поеду-ка я лучше домой, — тихо сказал он.
А как же обед? Не будь упрямым ослом!
—Упрямым ослом! Упрямым ослом! — закричала Анна во весь голос.
Анна, разве так можно? — вмешался Жиль. — Замолчи немедленно!
Она тут ни при чем. Давид капризничает.
Альбан скорчил Давиду жуткую гримасу, и девочка зашлась от смеха.
Насколько я понимаю, ты ждешь извинений, — сказал он.
Нет, но...
Никаких проблем. Мои извинения уже пали к твоим ногам. Я смущен и глубоко опечален.
Давид посмотрел на друга и пожал плечами.
Если бы не горячее желание повидаться с Жо... — пробормотал он.
Однако оба знали, что помирились, и в улыбках, которыми они обменялись, читалось удовлетворение.