Премьер всех выслушал. И уже в открытом режиме поручил мне готовить заявку.

Небольшая кучка мечтателей, веривших в невозможное, к тому времени давно уже находилась на «низком старте». Более того, уже было отправлено письмо в ФИФА о готовности России участвовать в предвыборной гонке.

Учитывая, что одновременно выбирались страны-хозяйки двух чемпионатов мира (2018 и 2022 годов), ряд стран, включая нашу, претендовал на оба турнира. Также это были Англия, Бельгия/Голландия, Испания/Португалия, Австралия, Индонезия, Мексика, США и Япония. Две страны – Корея и Катар – готовы были организовать только первенство планеты – 2022.

Вот только без громогласного распоряжения с самого верха та самая кучка мечтателей начать что-либо делать не могла. Мир, в том числе и Россия, был охвачен экономическим кризисом, у руководства страны и без чемпионата мира хватало хлопот. Лишняя головная боль могла не понравиться многим – и сверху, и снизу.

Снизу-то – ладно, мнение обывателей у нас мало кого волнует. Россия – не Америка, где жители округа Нассау на Лонг-Айленде под Нью-Йорком могут заблокировать строительство новой хоккейной арены, узнав, что в этом случае им придется платить больше налогов. И клуб вынужден искать место для передислокации.

А вот сверху… Ошибешься в каком-то небольшом, на первый взгляд, тактическом шаге, заимеешь врага на каком-то аппаратном уровне – и на самый-самый верх идея донесется в искаженном виде. Или в такой негативной «обертке», глядя на которую уже и саму «конфетку» разворачивать не захочется.

Член заявочных комитетов Euro-2008 и Олимпиады-2012 Александр Чернов рассказывает:

– Мы с Сорокиным друзья, а потому у меня была возможность, не работая официально в заявочном комитете, высказывать ему свои мысли. Он их всегда выслушивал, но не всегда ими пользовался.

Основная угроза, мне казалось, лежит в области недоверия к самой акции выдвижения со стороны чиновников. Чиновники – это те люди, которые обеспечивают реализацию заявочного процесса. Министры, их заместители, руководители регионов, которым сама идея казалась абсурдной и малоинтересной. Кому? Да почти всем.

В отличие от меня, проводившего первую заявочную кампанию еще в 2001 году, они не ложатся спать и не просыпаются с мыслями о том, как бы получить чемпионат мира, Европы или Олимпиаду. У них огромное количество других проблем – выборы, пенсии, зарплаты бюджетникам, модернизация…

А заявочная кампания, с моей точки зрения, – это удел фанатов, поскольку крайне мало примеров, когда бы такие проекты обдумывались холодной головой, с математическими расчетами. Я сталкивался с представителями лондонской, мадридской, нью-йоркской заявок, с которыми мы дружили в период выдвижения на Олимпийские игры. Это был импульс людей, которые, во-первых, безудержно верят в возможности своих городов, а во-вторых, наркотически влюблены в процесс выдвижения, который оказался уникальной и увлекательной областью человеческой деятельности. Но попробуй объясни это чиновникам из министерств и ведомств!

Я предлагал подбор детальных аргументов, развеивающих общий скепсис. Потому что очень легко сказать: «Нет, я на эту гору не залезу. Она такая высокая, такая отвесная, я не обладаю навыками для этого». Но если разбить эту гору на десять условных участков, то можно сказать: на гору, допустим, ты не залезешь. А на этот участок сможешь? Ну вот смотри: там плотинка, здесь камень, там веревочку закинешь – и дело с концом. Вот так, поэтапно, можно забраться на любую гору.

Смотришь: кто получал чемпионат мира? Германия, Италия, Франция… Тут – да, не поспоришь. Мексика… Оп-па! Чем она лучше нас? США, Корея с Японией? Да, экономически развитые страны, но не такие уж и футбольные. Вот так разбиваешь все поэтапно и вдруг видишь, что никаких аргументов против, кроме эмоциональных, у страны масштаба России и с ее футбольной историей не остается. Да, нужно упорство. Но если все эти аргументы собрать, препарировать и правильно подать руководству страны – мне еще с начала 2000-х казалось, что все это реально.

– Ваши предложения не приняли, но кому-то все-таки это удалось?

– Да. Мутко.

Интересуюсь у бывшего президента РФС Вячеслава Колоскова:

– Кто у нас первым сказал: почему бы нам не провести чемпионат мира?

– Думаю, что Мутко. Он член исполкома ФИФА, министр спорта, вхож туда, где есть возможность такой проект согласовать. Больше некому.

Зная о крайне непростых отношениях Колоскова и Мутко, такой ответ Вячеслава Ивановича оцениваешь по достоинству. И по части заслуг Мутко, и по части благородства Колоскова, эти заслуги отмечающего.

Спрашиваешь разных сведущих людей, кто был против той или иной части заявочного проекта – будь то сама заявка, безвизовый въезд и что угодно другое. И все время слышишь разное. Причем всякий раз это разное, как говорится, внушает. Администрация президента. ФСБ. Минюст. Как обыграть таких монстров?!

Так что Мутко, можно сказать, шел по минному полю. Без права на ошибку. Но дошел ведь! А уж если что-то во всеуслышание сказал Путин, – значит, пути назад больше нет.

Чтобы понять, как министру спорта все-таки удалось пройти по этому «минному полю» и остаться невредимым, надо знать историю его взаимоотношений с премьер-министром. В первой половине 1990-х Путин и Мутко были двумя вице-мэрами Санкт-Петербурга в команде Анатолия Собчака.

Там-то, как теперь понимаешь, ЧМ-2018 в России и рождался – пусть сама такая идея никому еще и в голову прийти не могла…

…В конце августа 2011 года мы с Мутко сидим в его министерском кабинете на улице Казакова под огромной картой России и ведем беседу для этой книги. Спрашиваю:

– Вас с Путиным можно с тех питерских времен назвать друзьями?

Министр качает головой:

– Дружба – вещь святая. И я бы не рискнул так говорить, называть одного из руководителей нашей страны другом. Тем более – в нашей серьезной государственной иерархии. Все-таки между нами есть серьезная дистанция, и я стараюсь ее соблюдать. Все мы понимаем уровень ответственности, задач, вопросов, которые замыкаются на председателе (именно так чаще всего Мутко называет Путина. – Примеч. И.Р.). Этот уровень глобальнее в сотни раз, чем то, что замыкается на мне.

Поэтому не сказал бы, что мы – друзья. Но то, что у нас хорошие, добрые отношения, сказать могу. Потому что они подкреплены десятилетиями знакомства и совместной работы в Санкт-Петербурге. В очень сложные годы, поверьте. С 1991-го по 1996-й – это время было сложнейшим для города. Два путча мы вместе пережили! Петербург определял очень многое в развитии страны в тот период, и все могло сложиться куда хуже. И экономически сложная ситуация была, и обстановка непростая… Считаю, что со своей задачей в те годы мы справились неплохо, и это нас в определенной степени объединило.

– Вы к Путину записываетесь на прием или можете просто позвонить?

– Если что-то срочное, могу и позвонить, безусловно. Но проблем в контакте с ним и так нет. Еженедельно проходят заседания правительства. У каждого из его членов есть возможность или до, или после, если у тебя есть срочный вопрос, подойти к председателю и обсудить его. Есть плановые встречи, тематические мероприятия, в которых ты принимаешь участие. Ко всему прочему, Путин очень любит спортсменов, и сами спортсмены очень любят с ним общаться. Он их душу понимает. Четко осознает, что побед не бывает без поражений.

– И в случае с заявкой на ЧМ-2018 понимал?

– Конечно. Когда в Цюрихе 2 декабря мы закончили свою финальную презентацию, спустя несколько минут мне позвонил премьер. И сказал: «Передайте всей нашей делегации: ваша презентация была хорошей. Не важно, какой будет результат. Главное – вы сделали все, что возможно». Учитывая, что исполком ФИФА продолжался и страна-хозяйка чемпионата мира еще была неизвестна, эти слова дорогого стоили. И говорили как раз о том, что председателю важен не только сам факт – выиграли или проиграли.