Поначалу всегда обращает на себя внимание какой-либо яркий, но подчас пустой внешний признак. У Миши это был высокий рост. Казалось бы, длина его при знакомстве могла отвлечь внимание от иных внешних примет, тем более от существа. И все-таки сразу же наибольшее впечатление производили глаза его да улыбка. Они были внешними признаками сути. (Последние пятнадцать лет он улыбку прятал. Потеряв передние зубы, да так и не собравшись вставить новые, приобрел манеру держать палец у носа, заслоняя обретенную щербатость. Думал, что загораживал, но улыбка все равно светилась на лбу, из глаз, на длинной кисти, которая, словно ширма в современном театре, прикрывала отсутствие когда-то необходимого реквизита.) Но рост был заметен. Рост создавал ряд неудобств: ассистентам его на операциях приходилось подставлять скамеечки – высоковато приходилось поднимать стол. Порой приходилось надевать на него два стерильных халата: один обычно, как всем, прикрывавший его лишь до середины бедра, словно мини-юбка; второй ниже, обхватывавший рукавами талию и завязанный на пояснице. Спецодежда в больнице стандартна, рассчитанна лишь на хирургов обычных размеров. («Не хочу, – говорил он, – чтоб сын был таким же высоким. Больно много сложностей. В „Богатыре“, когда туфли примеряешь, зеваки собираются поглядеть, как выглядит сорок восьмой размер на ноге. Неловко. Вот когда был в сборной – там легче, там все длинные, там ты не белая ворона. Баскетбол для высоких убежище, спасение убогих. Там мы среди своих. Помнишь, был такой Ахтаев? Два тридцать два. Так я в его кеды обутым помещался. Там я чувствовал себя человеком».)
Еще вспоминаю Мишу рядом с профессором Еланским. Тот был много выше. Это зрелище меня успокаивало: вот ведь Миша ниже, а велик. Может, и я ничего. Много понадобилось мне прожить, проработать, продумать, насмотреться на Мишу, чтобы понять, сколь малую роль играют не только внешние отличия, но и внешние обстоятельства. Все в нем рождалось от нутряной сути его, а не от внешних радостей, неудобств, успехов или скверны. Естественность – главное качество человека. Естественность делала его «великим мастером». Человеком.
А написать надо биографию. Да какая же биография, когда вся жизнь прошла в хирургическом отделении! Прошла без приключений: не участвовал, не привлекался, не находился, не избирался, не награждался.
Учился, оперировал, учил оперировать, детей воспитывал, оперировал…
Родился в Краснодаре в тридцатом году, апреля девятого дня. Наследник по прямой четырех врачей. Сам – пятый. Сын его врач в шестом поколении. Династии врачей не менее полезны, чем, скажем, династии сталеваров или шахтеров. Медицинская династия – это часто страсть, передающаяся по наследству. До сего дня, рассказывают, будто в Прилуках стоит памятник земскому врачу Жадкевичу, деду нашего Михаила Евгеньевича. Отец его тоже был земским врачом и, подобно многим российским врачам, создавал тот земский стиль помощи человеку человеком, разъезжая в собственном выезде по деревням округи, тяжко и бескорыстно неся народу не только посильную помощь при физических недугах, но и начала культуры, цивилизации…
Но все это мы знаем из книг. Гражданская война перевернула жизнь, перетасовала людей, земли, обычаи, заменила земскую медицину здравоохранением иного типа, и Евгений Михайлович Жадкевич оказался в Екатеринодаре, где лечил, а также учил в должности профессора терапии и, уже в почтенном возрасте, родил будущего моего друга Мишу.
И началась биография: школа, эвакуация, школа, институт, баскетбол… Склонности и увлечения делили время на баскетбол и хирургию. Время делится и отмеряется увлечениями. На третьем курсе он подбирал на улицах бесхозных собак и превращал респектабельный профессорский дом в виварий и собачью операционную. Опыт, как оно всегда и бывает, приходит через ошибки. (Как хорошо для будущих больных, что многие ошибки на пути растущего опыта пали на собак.)
Этой потехе – один час. Другой потехе – час другой. Спорт! Рост привел его в баскетбол. Пока институт – есть время ездить по сборам и тренировкам. Способности и возможности довели его до уровня сборной РСФСР. Его успехи у кольца были зримы и стремительны и менее разрушительны, чем успешные резекции здорового собачьего желудка. Пока… Пока спортивные успехи более зримы. Впрочем, спортивные успехи всегда более зримы, во всяком случае больше, чем успехи на поприще врачевания.
Уже тогда, в юности, мазнула своим крылом слава: краснодарская газета помянула его участие в сборной. Не помню, что точно писала газета, которую он нашел сравнительно недавно, разбирая архив матери. Мамы сохраняют все, особенно признаки подступающей славы. А папы уже не было в живых – пришлось самому соображать, что в жизни важнее славы. Юность, учеба, крики болельщиков, аплодисменты, свист, поклонники, уважение студентов, страх преподавателей перед укрупняющейся спортивной знаменитостью. Но вот – в пятьдесят втором году – учеба кончилась. Миша Жадкевич перед выбором. Выбирать легко, когда выбора нет или за тебя выбирают другие. Миша не был Адамом, который смотрел на единственную Еву, съев вместе с которой запретный плод, встал на трудный путь человека. Жадкевич не боялся выбора и всю оставшуюся жизнь почитал за великую удачу и счастье тот способ существования, которым он «в поте лица добывал свой хлеб насущный».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.