С А. Аверкиным меня познакомил поэт В. Боков на одном из концертов для воинов легендарной Кантемировской дивизии. Передо мной предстал симпатичный малый с добродушной, открытой улыбкой на лице, умными, проницательными глазами. «Человек отлично несет воинскую службу и также отлично пишет песни, — сказал Виктор Федорович, представляя мне служивого. А когда мы с Аверкиным расстались, заметил: «Голова на плечах есть, способности тоже, возьми на заметку». Военное начальство также хорошо отзывалось о начинающем композиторе. «Лихо сочиняет, — восторгался один из руководителей местного армейского ансамбля песни и пляски. — Год назад написал песню «Отрастил солдат усы». Так ее поют все, кому не лень во всей округе до сих пор. Раз везде поют, значит есть что-то в парне, как говорится, от Бога».

С песнями Аверкина я прошла сквозь десятилетия и счастлива тем, что они оказались близки слушателям разных широт и континентов. Жаль, что жизнь его оборвалась в 60 лет, мог бы еще многое успеть. Перед самой кончиной он написал для меня две песни: «Падают листья» на стихи В. Бокова и «Подарите женщине любовь» на стихи Ю. Гарина. Недавно я включила их в свой репертуар, начала работу над ними и уверена, что публика их примет достойно.

Обаятельный, отзывчивый, внимательный к людям человек (вся Рязанщина, откуда он родом, была в него влюблена и вспоминает поныне добрым словом) нравился женщинам. Он и меня одолевал предложениями, но всякий раз я отказывалась: своеобразная, насыщенная событиями, любвеобильная жизнь его мне была не по душе. К тому же я человек ревнивый и хотела одна владеть объектом любви — уж если он, этот объект, принадлежит мне, так это мое и ничье больше.

О Григории Пономаренко можно написать не одну книгу. Он был талантливейший музыкант, женский сердцеед, широкой души человек и песни из его бездонного композиторского нутра вылетали как птицы из гнезда — вольно, стремительно, красиво. Он любил свою профессию, работал с увлечением, был активным человеком. Он прекрасно и сам сочинял стихи, писал поэмы. Если ему не нравилась какая-то фраза в предлагаемом поэтом произведении, он доводил ее сам до требуемой кондиции. А сколько им написано сочинений на стихи Пушкина, Блока, Тютчева для народных оркестров, музыкальных ансамблей! Песни его пели и поют во всем мире — и «Тополя», и «Оренбургский платок», и «Белый снег» оказались созвучны времени, эпохе.

Помню, в Канаде меня пригласили в гости потомки духоборов, некогда покинувших Россию и отделившихся от русской православной церкви. Каково же было мое удивление, когда я, перелистывая ради интереса духоборческие псалмы, увидела… текст песни «Оренбургский платок». Японцы и сегодня поют песни Пономаренко, находя в них то, что смягчает и радует душу.

Гриша стал еще более плодовитым, когда женился на молодой, талантливой певице Веронике Журавлевой, имея к тому времени восьмерых детей. Он писал для нее песни, она их пела. Дуэт был до фантастичности бесподобным, они превосходно дополняли друг друга. Из песен одного лишь Пономаренко я могу составить несколько сольных программ и они будут отображать все: страсть, героизм, романтику, любовь, надежду… Перед тем как уйти из жизни, а она оборвалась в автокатастрофе, мы долго с ним бродили по Краснодару, не могли наговориться, вспоминая пережитое, людей, дружбой которых оба дорожили. И я очень благодарна администрации Краснодарского края, что она бережно относится к памяти композитора. В самом Краснодаре его именем назван зал филармонии, музыкальная школа, улица, создан музыкальный центр. На телевидении хранятся записи — несколько фильмов о творчестве Пономаренко. Наверное, так и должно быть. Ведь музыка жизни опошлилась бы, если бы порвались струны памяти.

Дорог мне редчайшей человечностью (пять лет сталинских лагерей не сломили сути характера бывшего курсанта пехотного училища, оклеветанного каким-то кретином), немеркнущим талантом и ныне здравствующий поэт Виктор Боков. Мы часто выступали с ним вместе с концертами, объехав страну вдоль и поперек. Не знаю почему, но врезался в память один такой концерт, проходивший на стадионе в городе Новоспасске Ульяновской области. Народу собралось тысяч пять или шесть. Едва мы вышли на открытую эстраду, как припустился дождь. Под одним зонтом, который держал Боков целых два часа, мы вели программу, не обращая ни малейшего внимания на потоки с небес. Невозмутимо держались и наши слушатели, зрители, накрывшись всем, что было под рукой.

— Поразительно! — изумлялся после концерта Боков. — Ни один человек, я заметил, не ушел со стадиона!

— Охота пуще неволи, — отвечала я.

— Да в такой ливень хороший хозяин собаку из дома не выпустит.

— Так собаки все дома и сидят, а их хозяева на концерте стоят, — в рифму заключила я.

Поэзия Бокова, величественная, музыкальная, полная глубоких чувств, по духу соответствовала моему мировоззрению. «Вечные» боковские темы — природа, Родина, любовь, песня — формировали мою творческую судьбу, биографию. Сегодня в моих программах более двадцати песен на стихи Бокова и все они так же популярны, как и десять, и тридцать лет назад. Замечу попутно, что репертуары всех без исключения крупнейших российских хоровых коллективов наполнены произведениями, так или иначе связанными с поэзией Бокова. В 1984 году вышло в свет 3-х томное собрание сочинений поэта, которое я храню как дорогую реликвию — ведь в этих красиво изданных томах есть и мои песни.

Чтят Бокова и за границей. Я видела книги его стихов в Париже, Берлине, Варшаве, Праге, Братиславе… В США в 1994 году вышел весьма объемистый сборник стихов Бокова на английском и русском языках. Знаю я и о его уникальной коллекции частушек (раньше он исполнял их с эстрады, аккомпанируя себе на балалайке), книгах с автографами Пастернака, Пришвина, Платонова, Маршака, Андронникова, Хачатуряна… Круг интересов Бокова поражает и сейчас, несмотря на то, что ему уже за восемьдесят. Наверное, потому он и остается на вершинах величественной и возвышенной «музыки слов», каковой является поэзия. «Великие поэты, как и высокие горы, имеют многочисленное эхо, — писал В. Гюго. — Их песни повторяются на всех языках, потому что их имена находятся у всех на устах». Слова знаменитого французского романиста я в полной мере отношу и к Виктору Бокову.

Едва средства массовой информации сообщили об избрании меня президентом Академии культуры России, как ту же, словно из рога изобилия, посыпались в мой адрес письма и телеграммы со всех краев и весей бывшего Союза. Телефонные звонки моих ревнивых слушателей ошалело и неистово звали дать ответ на два волнующих их вопроса: зачем и почему я согласилась занять столь ответственный пост? Дело доходило до поэтической русской речи: «Это как же, вашу мать, извиняюсь, понимать? — вопрошает в трубке хрипловатый мужской голос. — Она родила вас, чтобы вы своим пением усладу людям несли и царствовали на сцене милостью Божьей до конца дней своих. А тут нате вам — президент!»

Критикой разразились и авторы писем, желающие видеть во мне прежде всего певицу. «Понесла Вас нелегкая в президенты Академии культуры, — пишет прядильщица из Иванова Л. Лебедева, — когда ей, культурой-то, и не пахнет: матерятся все, кому не лень, хамство на каждом шагу, проституция процветает, тюрьмы переполнены дебилами, люди скудеют интеллектом и готовы на любой обман ради денег, наживы. И доброту, и честность, и совесть, и порядочность, и интеллигентность, от века считавшиеся российской добродетелью, мы умудрились растерять. О поведении, нравах — и говорить не приходится. Новый пост не прибавит Вам славы, у Вас ее и так с избытком. Вы уже не девушка-крепыш, чтобы взваливать на свои плечи невероятно тяжелый, по большому счету непосильный в наше сумасшедшее время груз…»

Строки из письма нижегородца М. Кузнецова: «9 декабря 1890 года по возвращении с Сахалина Чехов пишет письмо Суворину: «Хорош Божий свет. Одно только не хорошо: мы. Как мало в вас справедливости и смирения, как дурно понимаем мы патриотизм!.. Мы, говорят в газетах, любим нашу великую родину, но в чем выражается эта любовь? Вместо знаний — нахальство и самомнение паче меры, вместо труда — лень, свинство, справедливости нет…» Более ста лет прошло с тех пор. Но многое ли изменилось? А вы взялись изменить положение, поскольку в нем за культурой не последнее место. Что Вам не поется? Или охота петь отпала?»