Тем не менее и сейчас нельзя недооценивать русских. Поэтому немецкое наступление должно вестись максимальными силами. Ни в коем случае нельзя допустить фронтального оттеснения русских. Поэтому необходимы самые решительные прорывы. Важнейшая задача состоит в быстром отсечении района Балтийского моря; для этого необходимо создать особенно сильную группировку на правом крыле немецких войск, которые будут наступать севернее Припятских болот. Хотя расстояния в России и большие, но они не больше расстояний, с которыми уже справились германские вооруженные силы. Цель операции должна состоять в уничтожении русских вооруженных сил, в захвате важнейших экономических центров и в разрушении остальных промышленных районов, прежде всего в районе Екатеринбурга, кроме того, необходимо овладеть районом Баку.

Разгром России будет для Германии большим облегчением. Тогда на Востоке необходимо будет оставить лишь 40–50 дивизий, численность сухопутной армии можно будет сократить и всю военную промышленность использовать для вооружения военно-воздушных и военно-морских сил. Затем необходимо будет создать надежное зенитное прикрытие и переместить важнейшие промышленные предприятия в безопасные районы. Тогда Германия будет неуязвима.

Гигантские пространства России таят в себе неисчислимые богатства. Германия должна экономически и политически овладеть этими пространствами, но не присоединять их к себе. Тем самым она будет располагать всеми возможностями для ведения в будущем борьбы против континентов, тогда никто больше не сможет ее разгромить»[1].

Взвешенный взгляд на корни плана «Барбаросса» придает динамику отношению руководства Третьего рейха к СССР. Первоначально кампания против Советского Союза была вспомогательной по отношению к главным (как казалось Гитлеру) событиям войны в Европе, которые должны были развернуться на море и в воздухе. Крушение «Барбароссы» сделало вспомогательную кампанию основным содержанием Второй мировой войны для Германии, отодвинув на второй план воздушную и морскую войну с Англией.

Помимо наиболее значимых для отечественного читателя вопросов взаимоотношений между СССР и Германией, немецкие историки уделяют много внимания последствиям воздушной битвы над рейхом. Перед нами предстает картина разрушения крупных городов, порожденная несовершенством оружия воздушной войны. Бомбардировщики Второй мировой войны, вооруженные сбрасываемыми с высоты в несколько километров свободнопадающими авиабомбами, могли эффективно поражать только цель вида «крупный город». Вопреки теории Дуэ, воздействие на крупные города не привело к капитуляции Германии. Воздушный террор только озлоблял людей в тылу и на фронте. Однако немецкому народу пришлось дорого заплатить за проверку теории итальянского военного теоретика на практике. Герхард Шрайбер пишет: «В результате бомбардировок было разрушено почти пять млн квартир – четверть всего жилого фонда по состоянию на 1939 год». Одновременно разрушению подверглись памятники истории и культуры, созданные задолго до прихода Гитлера к власти.

Напротив, оборонявшиеся сильными средствами ПВО и представлявшие собой сравнительно компактные цели промышленные предприятия пострадали намного меньше. Шрайбер дает следующие оценки воздействию англо-американской авиации на промышленность Германии: «В общем же и целом ущерб в строениях и техническом оснащении промышленных предприятий, нанесенный в результате налетов вражеской авиации, наземных боев и разрушений собственными руками, составил от 10 до 15 процентов сооружений, если брать за точку отсчета 1936 год с его полной трудовой загрузкой».

Разумеется, бесперспективность воздушного террора осознавалась англо-американским командованием, и в поиске целей для непосредственного воздействия на функционирование немецкой военной машины они обратили свой взор на коммуникации. Шрайбер пишет: «Ведь союзники сбросили на транспортную систему Германии – как и на ее гражданское население – в семь раз больше бомб, нежели на ее военно-промышленные предприятия». Именно разрушение транспортной сети препятствовало быстрому восстановлению предвоенных объемов производства промышленностью Германии. Вместе с тем следует отметить (этот момент был упущен Шрайбером), что массированное воздействие на транспортную сеть Третьего рейха началось только осенью 1944 года. До сентября 1944 года по железнодорожным и речным коммуникациям Германии наносились спорадические удары бомбардировочной авиации союзников, но никакого заметного эффекта на перевозки они не оказали. Соответственно, военная промышленность Третьего рейха смогла достичь пика производительности. Действительно серьезным ударам мосты, железнодорожные узлы, а также инфраструктура речного флота Германии подверглись только в сентябре и октябре 1944 года. Эти удары достигли своих целей. 16 марта 1945 года Шпеер докладывал Гитлеру: «Немецкую экономику ждет неизбежный коллапс в течение 4–8 недель».

Помимо стратегических экономических вопросов, в сборнике много внимания уделено большой политике. Здесь немецкие историки также отходят от классической версии о натравливании Германии на СССР, с одной стороны, и избегают огульных обвинений крупных политиков во внушаемости и слабости. В частности, подвергается вдумчивому анализу политика Невилла Чемберлена, «отца» Мюнхенского сговора. Себастиан Хаффнер: «Основой «умиротворительных» расчетов были антибольшевизм Гитлера и его открыто провозглашенные планы завоеваний на Востоке. Они, как рассчитывал Чемберлен, делали невозможными совместные действия Германии и России. И пока оба континентальных гиганта держали друг друга в страхе, Англия вместе с тащившейся в фарватере ее политики Францией могла, как повелось издавна, играть решающую роль. Кроме того, между Германией и Россией по-прежнему существовал старый «санитарный кордон» – прибалтийские государства, Польша, Румыния и т. д. Этот кордон могло предупредить или по крайней мере осложнить прямое военное столкновение между Германией и Советским Союзом». Тем самым, как мы видим, имело место стремление английского премьера создать в Европе систему «сдержек и противовесов» и избежать военных действий.

Объяснения, отличные от сомнений в умственной полноценности Гитлера, Хаффнер дает также политике Германии в отношении США в течение 1940–1941 годов: «Длившаяся тринадцать месяцев (с ноября 1940-го по декабрь 1941 года) дуэль между Рузвельтом и Гитлером выглядит забавно, поскольку Гитлер выступил в ней в совершенно необычной роли: полному ярости Рузвельту противостоял кроткий, почти как овечка, Гитлер». Немецкий историк предлагает читателям взглянуть на взаимоотношения Рузвельта и Гитлера под другим углом зрения, и такая теория вполне достойна права на существование.

В работе Хаффнера присутствует также мостик, проведенный от политики к военным операциям. Им объяснено с политической точки зрения наступление немецких войск в Арденнах: «Гитлер хотел поставить западные державы перед выбором: либо в последнюю минуту выступить вместе с ним против Советского Союза, либо остаться у разбитого корыта». Так большая политика влияла на стратегию, предлагая наступать на Западе в условиях угрозы удара на Востоке, который должен был последовать со дня на день и действительно состоялся в начале января 1945 года.

С высказанными в «Немецком взгляде» точками зрения можно спорить, но несомненно одно: их высказывали люди, хорошо понимавшие реалии страны, являвшейся противником СССР в Великой Отечественной войне.

На рассвете 26 августа 1939 года, за шесть дней до начала войны, команда особого назначения германского вермахта внезапно захватила Яблунковский перевал в Польше. Она имела задание держать его открытым до подхода передовых частей сухопутных войск; при этом было захвачено в «плен» свыше 2000 польских солдат. Приказ Гитлера отложить предусмотренное на 26 августа наступление уже не смог вовремя достигнуть этого «отряда для действий в темноте». Ему пришлось мелкими группами отойти к германской границе.