На этом примере мы сталкиваемся еще с одним аспектом средневекового отношения к насилию и справедливости. Население с одобрением взирало на то, как власти назначают суровое наказание, служащее устрашением для еще более злостных преступников. Мы также столкнулись с тем, что виновные приговаривались к религиозным наказаниям. Но иногда люди чувствовали, что судебная кара была не только чересчур сурова, но и являла собой пример очевидной ошибки в отправлении правосудия. Чтобы как-то исправить положение, люди порой брали закон в собственные руки, помогая узникам бежать или взывая к палачу, чтобы тот пощадил осужденного. Если речь шла об устном волеизъявлении, власти временами пользовались таким барометром общественного мнения и дарили осужденному жизнь, лишь бы не допустить общественных беспорядков. Но мольбы о духовной помощи и последующее чудесное вмешательство формировали одинаково мощное воздействие на общественную потребность в беспристрастной системе правосудия. Источники изобилуют такими примерами, которые, несомненно, усиливаются и приукрашиваются монастырскими писателями, поощряющими веру в действенность молитв и все больших материальных подношений святым и Церкви. Настрой на прощение означал, что даже виновный мог надеяться на милость.
Примеры обнаруживаются по всей Европе; одни такие случаи могут быть объяснены практически, а другие — совершенно необъяснимы (и даже невероятны). В Англии в конце 1170-х гг. подсудимый открыто бился со своим обвинителем на судебном поединке, и его успех приписывался помощи святого великомученика Томаса Беккета; но обвиняемый также проходил трехдневный курс подготовки к поединку. В Норидже, Восточная Англия, в 1285 году рассматривалось дело некоего Уолтера Эге, которого повесили за воровство. Когда срезали веревку и тело сняли с виселицы, то выяснилось, что осужденный еще жив. Он нашел убежище в одной из церквей и получил королевское прощение — столь чудесное «воскрешение» мужчины было воспринято как божественное указание его невиновности. Надо отметить, что Уолтеру повезло намного больше, чем вору, повешенному в Оксфордшире в 1335 году: здесь палач недобросовестно исполнил свою работу, и осужденный, снятый с виселицы, был погребен заживо. В 1291 году в Суонси, Южный Уэльс, за убийство 13 (!) лиц был повешен некий Уильям Крэк. Прежде чем на шею ему надели тяжелую петлю со скользящим узлом, он попросил заступничества у святого Томаса Херефордского (из рода Кантилупов). Подмостки резко выбили из-под ног душегуба, « чтобы он мог умереть мгновенно» (от разрыва шейных позвонков). Будучи вздернутым, Уильям задергался и обмяк, как обычно происходит с повешенными. Лицо его почернело и распухло; глаза выкатились из орбит; шея, горло, нос и рот были в крови; толстый язык был изранен зубами. И все-таки святой Томас вернул повешенного к жизни. Святому Томасу Херефордскому, уже после его смерти в 1282 г., приписывается ряд чудесных спасений осужденных на смертную казнь. (Считается, что со дня смерти до канонизации в 1320 г. святой совершил не менее 400 различных чудес.) Очередное его успешное вмешательство имело место в Линкольне в 1291 г., и вновь спасенным оказался осужденный на эшафоте.
Тюремные стены не гарантировали полную изоляцию и не могли помешать «внешней» помощи святых. В Англии начала XII в. епископ города Или писал некоему Брикстену, несправедливо (возможно, только с его точки зрения) заключенному в тюрьму за финансовые преступления. Через пять месяцев после взятия под стражу святые Бенедикт, Этельреда и Сексбурга вызволили Брикстана из тюремной камеры. В эпоху правления Анжуйской династии один башмачник, которого прозвали Роберт-Вонючка, сумел избежать ритуального очищения водой: он помолился святому Эдмунду, пообещав тому (т. е. Церкви) в качестве компенсации за жизнь своего лучшего вола; впоследствии его имя каким-то невероятным образом исчезло из списка приговоренных к испытанию. В 1170 г. при разборе дела о взыскании долга и насилии некого Эйлуорда подвергли испытанию водой. Тот не выдержал испытания, за что был приговорен к телесным увечьям: ему выкололи глаза и кастрировали. « К счастью для Эйлуорда, его сильная набожность и преданность святому Томасу в итоге вернули былую полноценность, хотя новые яички оказались очень маленькими, а один глаз был не многоцветным, а просто черным». Божья милость могла идти наперекор общественному укладу. Одного воришку из Оксфорда под всеобщее одобрение приговорили к смерти. Однако вмешательство некоторых монахов, возносивших мольбы святому Экгвину, помогло заручиться поддержкой святого и спасти вора от виселицы.
Во времена бедствий и отчаяния люди обращались за помощью к высшим силам. Неудивительно, что в бурном XIV столетии наблюдается резкое увеличение чудодейственных вмешательств извне, дававших богатый материал для крупных исследований этого феномена. Заслуживает отдельного внимания книга Майкла Гудиша « Жестокость и чудо в XIV столетии» / Violence and Miracle in the Fourteenth Century (1995). Автор отмечает, как « во времена страха, страданий и бедствий простодушный и невинный проситель взывает к божественной помощи от тягот жестокого и несправедливого мира». Несправедливо обвиненный в убийстве в 1323 году, некий Бернардо Нуктии твердо поклялся, что не причинял никакого вреда Николасу Толентино; ему удалось благополучно скрыться, хотя его охраняли семь стражников. В городе Ди в 1390 г. перед казнью лестница у эшафота проломилась, лошади в панике разбежались; дело осужденного было рассмотрено вторично, и потом его отпустили на свободу. В 1384 году в Лансберге толпа из трехсот зрителей наблюдала за тем, как фальшивомонетчик дает священную клятву перед предстоящим повешением на мосту; он упал в воду, но, несмотря на связанные руки и ноги, смог выбраться. Подобная же история записана в Шатенефе в 1395 году, где связанная по рукам и ногам детоубийца была приговорена к утоплению в реке; однако руки ее каким-то невероятным образом освободились от пут, и женщина выбралась на берег. Чаще, однако, вмешательство святых даровало столь чудесное избавление действительно не виновным в том или ином преступлении.
Но небесная помощь не была всеобъемлющей. Так, в 1369 году во французском Лe Мансе некий Гийом Бретон чудесным образом выжил, хотя его несколько раз пытались повесить. При каждой попытке веревка рвалась, и Гийом с большой высоты падал вниз. Это было воспринято как помощь свыше, его увели с эшафота и отправили на повозке обратно в тюрьму. На обратном пути повозка перевернулась, и Гийом получил тяжелые увечья; в результате он потом умер в камере. Причиной смерти врач назвал травмы, полученные при падениях с эшафота и после крушения повозки.
Как видите, до сих пор мы рассматривали насилие в средневековом обществе без акцента на войны. Это облегчает последующее рассмотрение жестокостей и зверств военного времени, которые сегодня мы относим к военным преступлениям. Мы видим, что даже в относительно спокойные времена общество сталкивалось с насилием в самой жестокой форме, которое самим же обществом и поощрялось. Пытки редко проводились публично, разве что в тех случаях, когда они предшествовали казни, чтобы продлить процесс убийства и довести до крайности смертельные агонии осужденного (как бы предвосхищая выпущенный в 1701 г. в Лондоне жестокий памфлет под названием «Повешение — еще не наказание» / Hanging Not Punishment Enough). Пытка в основном широко применялась в качестве одной из процедур судебного разбирательства. Уровень насилия в геометрической прогрессии возрастал в периоды войн, не на конкретном поле брани, а везде, где проходили войска. Уровень жестоких преступлений увеличивался и сразу по окончании войн — такая особенность отмечена в разные эпохи: неважно, касается ли это английских солдат, возвращающихся домой после поражения во Франции в конце Столетней войны в начале 1450-х гг., или мы говорим об английских же солдатах после войн Вильгельма III Оранского и королевы Анны 250 лет спустя. Война не просто обеспечивает своеобразную ширму для преступных действий солдат; она дает такую возможность всем, а не только людям с низменными побуждениями. Во время шотландских набегов в Северную Англию в начале XIV века было украдено значительное количество домашнего скота и зерна. При натуральном хозяйстве даже в лучшие времена потеря вола или лошади ложилась на крестьян тяжким бременем. Неудивительно, что эти набеги « не просто подталкивали людей к тому, чтобы воспользоваться разрухой и ради выживания заняться преступной деятельностью; они стимулировали, поощряли тех, кто был насильственно лишен скота и пищевых продуктов, и тех, у кого был сожжен весь урожай».
