Поборов первоначальный страх, Джаг свыкся с мыслью, что нужно двигаться, а не стоять на месте. Но страх, конечно, не исчез полностью. После каждого прохождения через узкие каменные коридоры, высверленные ветром, тело Джага покрывалось гусиной кожей.
Выехав из очередного туннеля, он не поверил своим глазам, увидев совершенно другой ландшафт: до самого горизонта простирался зеленый пейзаж с разбросанными там-сям зеркальными блюдцами водной глади.
Смена декораций произошла так неожиданно и стремительно, что Джаг замер с широко открытым ртом.
– Производит странное впечатление, да? – усмехнулся Кавендиш, наблюдая за реакцией Джага. – Я тоже обалдел, когда увидел это в первый раз.
Показав на свинцовое небо, он добавил:
– Все это не то, смотреть надо при солнышке! Совершенно другое впечатление!
– Никогда не видел ничего подобного, – выдохнул Джаг. – Эта растительность... эти озера... что-то невероятное...
– Когда-то очень давно здесь часто шли дожди. Вода уходила в землю, образуя огромные подземные резервуары, которые питали озера, различные водные источники, давали влагу почве. Район очень плодородный и к тому же на какое-то время защищен...
– Защищен? – удивленно переспросил Джаг. – Что ты имеешь в виду?
Разведчик показал на естественные коридоры, из которых выползали песчаные языки, направленные в сторону роскошного зеленого оазиса.
– Пустыня постепенно наступает... Трещины расширяются и ветер задувает песок все дальше и дальше. Это неотвратимый процесс. Пустыня всегда двигалась вперед. Когда-нибудь вся планета станет желтой от песка. Не будет ни деревьев, ни травы. Один песок!
– А океаны? Ты забыл об океанах!
Кавендиш с сомнением нахмурился.
– Возможно... Останутся вода и песок. До чего же прекрасные будут пляжи!
После такого вывода путники направили лошадей к озеру, озираясь и постепенно привыкая к новой обстановке. Наплававшись в озере и устав от этого непривычного для них занятия, они разлеглись на берегу, наслаждаясь приятной тяжестью в теле.
– А почему бы нам не остаться здесь? – неожиданно предложил Джаг. – О таком уголке можно только мечтать. Есть цветы, деревья, дичь, рыба... Можно было бы жить в свое удовольствие. Лучшего места нам все равно не найти! Ты был прав! Теперь я понимаю, почему ты ничего не хотел мне говорить. Такой красоты я еще не видел. Патчу очень понравилось бы это место!
– Даже так?
– Конечно! Здесь есть все! Все, что он искал.
– Неужели ты думаешь, что он никогда не оказывался в подобных местах за всю свою бродячую жизнь?
Джаг на секунду задумался.
– Полагаю, что нет.
В горле разведчика заклокотало – он смеялся.
– А я утверждаю обратное! Вот только человек редко живет в согласии со своими желаниями. Есть желание и есть действие. Разве ты остался бы здесь, зная, что где-то растет более зеленая, более высокая и более густая трава?
– А почему бы и нет?
– Ты не прав.
– И это говоришь ты? Ты, который прожужжал мне все уши медовыми речами и громкими обещаниями? К чему тогда были все твои туманные намеки?
– Разве я похож на человека, сошедшего от радости с ума при виде кусочка цветущей земли?
Джаг озадаченно наморщил лоб.
– Что ты хочешь этим сказать? – наконец проворчал он.
– Я хочу сказать следующее. Все, что тебя окружает – всего лишь прелюдия к тому, что тебя ожидает в будущем. А сейчас, если хочешь остаться здесь, ты – свободен. Обещаю, что никому не скажу, где ты находишься. Построй себе халупу и живи в ней спокойно до конца своих дней. Ты можешь даже заняться полезным делом, пытаясь перекрыть путь песку. Но тебе, помнится, предсказали бродячую жизнь.
Джаг пожал плечами.
– Я не тот человек, который подстраивается под предсказания, – возразил он. – Если я решу поставить в угол свои сапоги, то сделаю это, невзирая на досужие домыслы какого-то шарлатана.
– Ты прав, надо быть хозяином своей судьбы. Я оставлю тебе патроны для охоты, но будь экономным, не пали налево-направо, потому что в этих местах может не оказаться оружейной лавки. Для разведения огня воспользуйся кремнем, его здесь предостаточно. Я оставил бы тебе свою зажигалку, но это создаст мне неудобства. В твоем снаряжении есть лопата? Очень нужная вещь, если придется отбрасывать песок. Одна у меня есть, она – твоя. Мне она вряд ли понадобится. Ладно, с этим все, а теперь мне нужно собираться в дорогу.
Сказав это, он встал, почесал заросшие густыми, рыжеватыми волосами грудь и плечи, и начал одеваться, поглядывая в сторону горизонта.
Заметив, что Джаг тоже взялся за одежду, он поинтересовался:
– Тебе стало вдруг холодно?
Джаг не ответил, и Кавендиш проговорил:
– Только не говори, что ты собрался ехать со мной.
– Я решил посмотреть, что тебя гонит вперед. Может, это и мне придется по вкусу... К тому же... Впрочем, если мне не понравится, я всегда смогу повернуть обратно. Или приехать сюда еще раз, зная, что на свете существует уголок, который во всем меня устраивает.
Они неторопливо ехали по волшебной, почти сказочной земле, утопающей в белых маргаритках, желтых одуванчиках и незнакомых пурпурных цветах.
Спустя некоторое время океан одуванчиков сменился розовым ковром вербены. Пейзаж продолжал меняться: появились кусты, колючий кустарник, цветы алоэ, похожие на початки кукурузы, и кактусы во всех своих разновидностях – варварская смоковница, кактус-бочка, загнутые иглы которого вполне могли служить рыболовными крючками, кактус-леденец, из которого делали конфеты и сигуаро, гигантский кактус, достигавший в высоту пятнадцати метров и содержащий в себе больше тонны воды.
Потрясенный Джаг не прекращал восторгаться увиденным и засыпал Кавендиша вопросами. Польщенный разведчик щеголял своими познаниями, с удовольствием пускаясь в объяснения.
Наконец наступил вечер. Путники развели костер и зажарили на нем зайца-кенгуру, которого Кавендиш подстрелил по пути. Этот широкозадый зверек был способен совершать пятиметровые прыжки, что делало его практически недосягаемым для хищников.
После ужина они неторопливо поболтали о жизни, потягивая крепкую брагу, которая буквально оглушила Джага, не привыкшего к возлияниям.
Достаточно трезвый Кавендиш обошел бивуак, убедился, что лошади надежно привязаны, подбросил в костер сучьев и улегся спать.
Утром Джаг проснулся первым. Он уже брился, когда поднялся Кавендиш.
Зевая, разведчик проклинал свои мышцы и суставы, которым, по его словам, требовалось все больше и больше времени, чтобы размяться; честил по чем попадя боль в затылке, которая сжимала виски; ругал последними словами небо, покрытое тучами, мешавшими солнцу прогреть его старые кости. Облегчив таким образом душу, Кавендиш отошел в сторону, чтобы облегчить мочевой пузырь.
Он тщательно выводил букву "Н" в своем имени, которое ритуально выписывал струей мочи каждое утро, утверждая, что это приводит в порядок мысли, как вдруг, прервав свое занятие каллиграфией, разразился потрясающим залпом проклятий. От неожиданности Джаг вздрогнул и чуть было не отхватил себе нос бритвой.
– Черт возьми! Что это еще за хреновина? – озабоченно проворчал Кавендиш, закончив материться.
У Джага, проследившего за взглядом разведчика, перехватило дыхание.
В нескольких сотнях метров от них пенилась беловатая масса, которая простиралась насколько хватало глаз, похоронив под собой всю растительность.
– А ты бреешься! Мир превратился черт знает во что, а ты скребешь свою харю! Не мог меня разбудить?
– Когда я проснулся, было еще темно. Что я мог увидеть? У меня же не фары, а глаза!
– Существуют не только глаза, есть еще и инстинкт. Само тело должно предупреждать тебя об опасности, а уж ты обязан разобраться, что к чему! Боль, которая сейчас сверлит мой череп, – сигнал! Его нужно только суметь расшифровать!
– Вероятно ты прав, но твоему сигналу есть простое объяснение: не следовало злоупотреблять самогонкой. Аналогичный сигнал я получал в течение всей ночи.