Руни выскочила из лодки и понеслась следом. Ей не составило труда пробраться через толпу. Она ныряла между ногами людей и лошадей, резала ножичком мешавшие движению плащи. Ее волокла вперед непреодолимая сила – желание еще раз поймать взгляд синеглазого бога, жажда увидеть его, увидеть близко, закручивалась тугим комом где-то в животе, где еще совсем недавно говорил лишь голод.

Рунгерд вынырнула из толпы, как юркая рыбешка из рук старика. Ее не остановили. Но перед собой она увидела не красавца варвара – тот парил высоко над головами людей и башнями крепости, а кого-то совсем другого. Он не был высокого роста, не был необычайно широк в плечах, но что-то в его взгляде, темном, властном и страшном, заставило Руни попятиться. Однако толпа не дала ей скрыться.

– Хедин, бог Хедин, – зашептали сзади, и у Руни похолодели руки.

Великий Хедин, Хедин, Познавший Тьму, вышел к воинам простым смертным. Ни сияния, ни магических причуд, ни чудовищ – ничего. Словно стесняясь собственной божественности, он поднял руку, приветствуя всех. В ответ ему взметнулись сотни рук. И вот тут не обошлось без магии, потому что только она могла позволить полутора тысячам людей, задавленных толчеей в разных частях крепости, видеть и слышать бога так, как если бы он стоял от них в двух шагах.

– Я и мой брат, – проговорил Хедин в установившейся за мгновение оглушительной тишине, – приветствуем всех, кто пришел на наш зов.

Толпа ответила радостным ревом и звоном оружия, к которому присоединилось гулкое рычание спутников Ракота, чудовищ крылатых и бескрылых. Многие из них расположились на шпилях башен и крышах, вцепившись когтями в карнизы и трубы.

– Мы вышли из Великой Войны, – проговорил Хедин негромко, но его голос покрыл рев толпы. – Вышли с победой. Но у нас… еще остались враги. Я и мой брат, мы – не прежние, Молодые Боги. Мы не станем прятаться в Обетованном. Мы не станем грозить издалека. Мы не сдадимся. Я – не побегу ни от кого. И я знаю, что вы – тоже. И потому я позвал вас сюда. Потому явился перед вами в теле смертного. Чтобы вы, каждый из вас, ваши внуки и правнуки знали, что я – с вами! Я сделал смертного моим учеником. И сегодня я даю клятву верности всем вам. И в ответ ожидаю верности. Сейчас, когда наши враги ищут любую, даже самую малую брешь, чтобы нарушить этот, едва установившийся мир и равновесие, ваша верность – вот то, о чем я прошу. Прошу уберечь себя и свои семьи от тех, кто хочет взять силой ваш дом и наш мир, и – более всего – от тех, кто станет искушать вашу душу, соблазнять обещаниями власти и силы, сулить неисчислимые богатства. Не на богах держится Упорядоченное. Мы лишь те, кто поддерживает его в равновесии и мире. Оно стоит на каждом из вас. Покачнется один – оно выстоит. Но если враг, искуситель найдет дорогу к вашим сердцам…

Хедин замолчал, давая каждому возможность увидеть перед мысленным взором то, от чего ужас рождается в душе, и содрогнуться от этого ужаса.

– Идите в свои дома, идите в свои города. И храните мир, – продолжил он почти печально.

– Идите. И мы будем с вами незримо, – прогрохотал над толпой голос того, кто носил имя Повелителя Тьмы. Ракот на своем летучем чудовище двинулся по небесам вокруг острова, продолжая взывать и вещать.

Но Руни даже не взглянула на него.

Она лишь сделала шаг вперед, туда, где стоял Хедин. Новый Бог и в смертном обличье внушал страх. Брови его грозно сошлись к переносице, губы были сжаты в тонкую линию. Глубокая складка усталости и неизбывной боли залегла в углу этих губ.

Но при взгляде на выступившую вперед девочку лицо Хедина чуть смягчилось.

– Чего ты хочешь? Принести мне и моему брату клятву верности? – с едва уловимой улыбкой спросил он.

– Нет, – ответила Руни, холодея от собственной дерзости. – Я хочу попросить тебя… сдержать обещание.

– Я… что-то обещал… тебе? – Новый Бог недоуменно поднял бровь, устремив на девочку пронизывающий взгляд: надменный, насмешливый и одновременно полный печали.

– Верни мою семью, – выпалила Рунгерд, для храбрости сцепив в замок руки, отчего получилось что-то вроде молитвенного жеста. – Верни моего отца и братьев, что погибли, защищая твоего ученика, тана Хагена. Все говорят, что ты обещал вернуть тех, кто погиб в битве на стороне Новых Богов.

– Все говорят? – с угрозой произнес Хедин, и в его голосе прозвенел металл. – И ты веришь… всем?

Рунгерд поняла, что все испортила. Она сказала что-то не то. И теперь милостивый Хедин не вернет отца. Не захочет. Лучше бы говорил дед. Он всегда умел подольститься к господам. А она, Руни, способна лишь наломать дров.

Она не успела ответить. Из толпы вырвался растрепанный, лишившийся плаща и шляпы старик Ансельм.

– Нет-нет, – пролепетал он, заталкивая внучку за спину. – Не слушайте ее, о господин наш, милостивый и милосердный.

Лекарь упал на колени, увлекая за собой в пыль и растерявшуюся Руни.

– Сирота, – залопотал он, – девчонка. Растет без отца-матери. Вот и мелет, что на язык лихо положит.

Руни попыталась подняться, но дед снова дернул ее за руку, и девочка ткнулась лицом в пыль.

– Все вы, женщины, одинаковы, – расхохотался Новый Бог, – норовите обменять свою клятву верности на что-нибудь ценное. Вставай.

Рунгерд поднялась, уцепившись за плечо деда. Вытерла рукавом перепачканное лицо, отчего, казалось, стала еще грязнее.

– Ты права. Я обещал вернуть самых отважных и верных. Тех, кто встал на мою сторону и под знамена Хагена в трудные времена. Не одна ты ждешь возвращения своих близких. Но сейчас, когда в чаше мироздания еще не утихли отголоски бури, когда все Упорядоченное лихорадит от последствий минувшей войны, – есть дела более неотложные. Но обещания я исполню. В свой срок.

Одобрительный гул прошел по толпе, жадно ловившей каждое слово небывалого разговора: живого бога – и смертной малявки с перепачканным пылью лицом.

– Наступит время, и, если это возможно, я верну тех, кто тебе дорог. Верну каждого. И сегодня я прощаю тебе твою дерзость, – в голосе Нового Бога прозвучала стальная снисходительность, – и принимаю твою клятву верности.

– Тогда… пока я ее тебе не даю, – выкрикнула Руни.

Казалось, не мгновение – доля мгновения, и небо расколется над головой Рунгерд. Взгляд Хедина прожег ее насквозь. Но старый Ансельм втащил внучку в толпу и поволок прочь. Перед ними расступались, как перед прокаженными.

– Я хочу, чтобы Хедин исполнил свое обещание, – проговорила девушка, пристально следя за каждым движением Одина. В очаге заплясал желтый язычок огня. Отец Дружин придвинул к нему руки.

– Привычка, – просто сказал он, словно самому себе. – Когда я был еще Хрофтом, озлобленным старым Хрофтом, которого ты так хотела видеть, я больше всего, больше Молодых Богов и предателей магов, больше служащих им гнусных тварей ненавидел холод. В Хьёрварде в это время такие холодные ночи. Смертные ведь тоже страдают от холода? Хочешь, подойди к огню.

В голосе Одина звучала искренняя забота. Но Руни слышала много сказок о его мудрости и хитрости, поэтому осталась стоять в той же напряженной позе, сжимая в руках свечу.

– Ты смешна, – продолжил Древний Бог, поворачивая ладони перед разгорающимся огнем. – Смешна и глупа. Ты угрожаешь мне, не доверяешь и все же уверена, что я соглашусь помочь. Ты явилась ко мне, вооруженная сказкой и нелепой верой в то, что сам бог Хедин что-то задолжал тебе. Поверь, если бы я желал убить тебя, то ты уже была бы мертва. Если бы мне требовалась твоя боль – ты страдала бы так, что сам Демогоргон пришел бы забрать тебя с собой, чтобы избавить от этих страданий. Так что не глупи и садись к огню. Приближается ночь. Время Живых скал. И если ты пожелаешь уйти сейчас – это будет худшим способом самоубийства. А я не хочу слышать сквозь сон твои крики и плач, когда Скалы станут выпивать твою душу и истязать твой разум. Я гостеприимный хозяин.

– Я ощутила твое гостеприимство, Древний Бог, – пробормотала девушка, все же пряча свечу в сумку и усаживаясь к огню, – когда моих воинов давили Стражи, стерегущие подходы к твоему жилищу.