— Великая ночь, Ставрос! Молодец! — Он поднял руку и показал на небо, усеянное звездами, словно они также являлись плодом успешного творчества молодого режиссера. — А Рита была сегодня божественна, — добавил он с искренним пылом.

— Она всегда такая, — восторженно подхватил его слова Пападис, прежде чем развернуться и уйти к другим гостям.

Неподдельный восторг, прозвучавший в голосе, заставил Ника почувствовать укол совести за собственные злые мысли. Он знал, что между Ставросом и Ритой существует настоящая привязанность. Даже Дионису со временем понравился этот человек. Но все его достоинства не умаляли репутации первостатейного бабника и выпивохи.

Ник повернулся к своей рыжеволосой спутнице, испытывая благодарность за то, что она не пыталась скрыться от него в толпе. С другой стороны, куда ей идти, ведь здесь Глория никого не знает, кроме Ставроса и семьи Галанакисов. Задели ли ее слова, которые он произнес перед выходом из театра? Ник заметил, что взглядом Глория часто следит за Ставросом. Хотела ли она, чтобы друг детства снова вернулся в ее жизнь? Как быстро, однако, тому удалось развеселить ее. Прежде Нику не доводилось слышать ее смеха. Обычно он сам много смеется с женщиной, с которой проводит время. Почему же с ней все было так напряженно?

Николас, находясь рядом с Глорией, ни о чем другом, кроме как о сексе, думать не мог. Недавнее их стремительное соитие не принесло желаемого облегчения. Совсем наоборот, только сильнее приковало его к этой роковой женщине. Но ему безумно хотелось побольше узнать о ней. Как она ощущает мир, о чем думает, что чувствует.

— Тебе нравится, когда тебя называют Лори?

Она пожала плечами, и ответила, глядя в сторону.

— Это имя из другой жизни.

— Из той жизни, которую ты оставила в прошлом, — подчеркнул он, желая всем сердцем, чтобы так оно и было.

— И да, и нет. — Ее взгляд задумчиво скользнул по его лицу. В глубине темных глаз отражалась тоска, это безумно встревожило его. — Неужели мы всегда должны оставлять прошлое позади? Разве наша суть не состоит из суммы прожитых лет? — Милая улыбка скользнула по ее выразительным губам. — Посмотри на себя…

— А что со мной?

— В тебе плещет через край энергия рода, которую стоит передать тем, кто придет за тобой. Разве ты не чувствуешь этого?

— Нет. Я это я. И все!

— Ты пока всего лишь один из Галанакисов. Как Дионис и Яннис. Но ваше дерево тем и прекрасно, что на нем множество жизнеспособных ветвей, создающих мощную крону. Это наследие и есть залог вечности, к которой стремятся многие, а достигают лишь самые мудрые и бесстрашные…

Николас нахмурился, пораженный простотой и точностью ее высказываний…

В банкетном зале к ним подошел официант с напитками. Глория и Николас взяли с подноса по бокалу с шампанским. Она чуть пригубила, а Ник в мгновение ока выпил все до дна. В это время он размышлял о наследии Глории.

Ее мать была ирландкой. Она встретила Ричарда Прайса и влюбилась в него, когда тот навещал друзей в Дублине. Потом она вышла за него замуж, и молодожены какое-то время жили в Греции, чтобы поправить слабые легкие молодой женщины. Затем перебрались в Нью-Йорк, где у мистера Прайса была своя адвокатская контора. После смерти матери у Глории, кроме брата, не осталось родственников ни со стороны отца, ни со стороны матери. Ричард Прайс сам провел детство в сиротском приюте. Он, вероятно, и не знал, каким должен быть отец, за неимением образца для подражания.

Люди — сумма жизней их предков… Так что же могло составить жизнь Глории?

— Почему ты взялась за этот проект? — спросил Ник. Интуиция подсказывала ему, что ее ответ прояснит ситуацию. Глория кинула на него полунасмешливый взгляд.

— Чтобы выяснить, какой может быть жизнь других людей.

Да, ее захватила история семьи с крепкими корнями и длинной цепью предков. И Ник был частью этой жизни. Вдруг он буквально остолбенел от поразившей его простой и ясной мысли, подумав, неужели Глория занималась с ним сексом только из-за этого? Отдалась ему, чтобы пополнить шкатулку своего сексуального опыта близостью с одним из родовитых Галанакисов? С тем единственным, кто еще не был связан семейными узами.

Его мозг работал в бешеном темпе. Наверное, Глория думала об этом с момента их первой встречи, еще тогда, в офисе. Или идея стукнула ей в голову, когда девушка приехала в парк. Она, возможно, издавна стремилась к этому, рассчитывала свои планы. Трудно было не заметить, что мисс Прайс не сводит с него глаз, когда он показывал ей семейные фотографии. Если бы тогда Ник не поставил под сомнение ее профессионализм и не задел ее гордость…

Но сегодня им суждено было пройти через это, и Глория взяла то, что он предложил ей, почти без колебаний. Взяла и насладилась этим, так же, впрочем, как и он сам. Но одного раза не достаточно, чтобы сполна испытать блаженство. Он знал это по себе.

Ее голова была слегка наклонена, словно она что-то рассматривала в своем бокале. Взгляд пробежался по ее огненно-рыжим волосам, нежной белой коже щей, вырезу платья, открывавшему чувственный изгиб спины, затем заскользил ниже, и Николас почувствовал, что возбуждается. Он снова хотел эту женщину! Снова, снова и снова!

Она задумчиво водила указательным пальцем по ободку своего пустого бокала. Николасу судорожно захотелось выхватить из ее рук этот бокал, откинуть в сторону и заставить ее наконец посмотреть ему в глаза. Эта рыжая бестия должна признаться в том, что тоже хочет его. Затем они смогут незаметно покинуть вечеринку, подняться к нему или к ней в номер и…

— То, что ты сказал по поводу обаяния… — Она подняла голову. В ее глазах светилась такая грусть, что мурашки невольно пробежали по его спине. — Ни у моего отца, ни у Ставроса не было семьи. Обаяние — это защита от пустоты. И одновременно от жажды быть любимыми. Такие люди постоянно нуждаются, чтобы все любили их, даже если эта любовь будет ненастоящей.

Глория замолчала. Ее глаза молили, чтобы он понял то, о чем она хотела сказать.

— У тебя нет такой потребности, Ник. Твоя жизнь надежна и безопасна. В этом и состоит разница.

Николас почувствовал себя наказанным. Несомненно, он был счастливее всех остальных членов его семьи. Глупо было отрицать это. Однако ему невозможно было представить свой жизненный путь сложившимся по-другому. Зависеть от кого-то, ждать заботы и поддержки других? Нет, это не в его характере.

— Может ты и права, — согласился Ник уклончиво. — Но все равно, в конце все ответственны за то, что сделали за время, отпущенное судьбой. Выбор есть у каждого.

А она выбрала секс с ним.

Глория, должно быть, прочитала его мысли. Ее щеки заполыхали. Николас гадал, могла ли она проклинать свою бледную кожу за то, что она так легко выставляет наружу ее внутренние, глубоко запрятанные чувства. Он поймал себя на мысли, что ему нравится просто смотреть на эту женщину, хотя он бы с удовольствием предпочел ее трогать. Его руки так и тянулись к Глории, моля о прикосновении.

— А я считаю, что выбор формируется тем, что получил человек в наследство, — продолжала спорить она. — Люди делают его, потому что им некуда деваться, а еще… — Глория запнулась, словно наткнувшись на то, что прочитала в его глазах.

Ник не скрывал от нее того, о чем думал и чего хотел:

— …потому что их заставляет поступать так, а не иначе, потребность в чем-то.

— Да, почти угадал, — прошептала она, пораженная тем, как быстро он сумел перескочить с одного на другое.

— И когда есть взаимный интерес, это даже облегчает выбор, — продолжал давить Галанакис, направляя всю свою энергию на то, чтобы заставить Глорию согласиться с ним. — А почему нет? Почему бы ни посмотреть, к чему это приведет?

Глория стояла, не шелохнувшись. Взгляд был устремлен на него. Ее губы слегка раздвинулись, словно она хотела что-то возразить или набрать в легкие побольше воздуха. Ник подозревал, что молодая женщина вообще перестала дышать, затаилась, охваченная волнением в ожидании, когда он договорит. Огонь на ее щеках горел не ослабевая. Она молчала, но Ник знал, о чем она думала и чего хотела. Его охватили дерзость и безрассудство.