Сьюзен рассмеялась, поднимаясь по лестнице. Потом вдруг вспомнила голубые атласные туфельки Присциллы, которые действительно могли оказаться в саквояже — случайно, разумеется.

В тот же вечер Воксхолл-Гарденз[5]

Хотя Сьюзен и поверила железной логике Лахлана, все же показываться в свете так скоро казалось в высшей степени неблагоразумным. Однако же не прошло и суток после происшествия с герцогом, как она уже гуляла по Большой аллее Воксхолл-Гарденз.

— Все идет так, как я и сказал, Сьюзен, — Лахлан д не пытался скрыть самодовольства. — Совершенно о чем переживать. — Он прикоснулся к своей касторовой шляпе и поклонился проходившей мимо даме, полностью игнорируя шедшего вместе с ней джентльмена. Потом повернулся к Сьюзен и усмехнулся так, словно это мелю происшествие подтверждало его правоту.

У Сьюзен мурашки пробегали по коже всякий раз, когда, они выходили из света одного фонаря, тут же вступая в круг света от следующего. Боже, как бы ей хотелось, чтобы фонари светили не столь ярко и чтобы на небе был узенький серп, а не гигантская жемчужина луны, сиявшая в полную силу.

— Я готова согласиться с тем, что ты вроде бы весь прозорливо оценил ситуацию, брат. — Так оно и было: последние четверть часа они встретили человек пятнадцать знакомых из высшего общества, и ни один не бросил на них взгляда, исполненного ужаса. На них просто таращились, что было совершенно нормальным: когда Синклеры появлялись где-нибудь все вместе, на них по-другому и не смотрели. Сьюзен все же не могла позволить себе; утратить бдительность и благодушно наслаждаться свежим воздухом и представлениями артистов, увеселявших публику по всему саду.

— Вечер еще не кончился, милый братец, — напомнила она Лахлану. Впрочем, ей самой хотелось, чтобы наступила ночь, и они шли бы к экипажу, а потом ехали домой вместо того, чтобы направляться в самый центр сада.

Тут Сьюзен обернулась и, не успей Лахлан подхватить ее под руку, непременно бы упала, привлекая к себе нежелательное внимание. Заботливая сестричка Присцилла снизошла до того, чтобы позволить Сьюзен надеть те самые замечательные голубые атласные туфельки, которые она по ошибке положила в свой саквояж. Поначалу Сьюзен истолковала это как исключительно великодушный жест. Теперь же низкие, но слишком узкие каблуки туфелек при каждом шаге увязали в гравии, заставляя Сьюзен пошатываться, и она призадумалась: не был ли этот жест изощренной формой мести за то, что она по случайности едва не увезла эти туфельки с собой.

— У тебя нервы слишком напряжены, Сью. Может быть, выпьешь стаканчик аракового пунша?[6] — Грант кивнул на стоявшие неподалеку павильоны с горячительными напитками и легкими закусками.

— Нет, — вполголоса возразила Сьюзен, твердо встав на ноги. — Там слишком много фонарей. И людей чересчур много.

— Ох, ну еще бы, — насмешливо проговорил Грант, когда они пошли по короткой аллейке, укрытой высокими вязами. — Кормят там ужасно, говорить не приходится, зато вина первоклассные, выдержанные, такие жаль не попробовать. — Он усмехнулся. — Вон там, видишь? Никто ничего не ест, кроме тех, у кого вкуса нет никакого, а животы туго стянуты корсетами. Большинство же дегустирует вина.

Сьюзен ответила ему бледной тенью улыбки. Боже, Боже, она просто голову потеряла от страха, а Лахлан совершенно прав. Он прав,повторила она себе.

Они подошли к закусочной, Грант обменялся несколькими словами с толстым, как бочка, мужчиной в строгом черном костюме, и не успела Сьюзен опомниться, как всю их компанию уже провели в отдельный кабинет.

На столе сейчас же появились кварта[7] арака и несколько бокалов из толстого стекла, а Гранту подали запыленную бутылку — он одобрил вино, велел раскупорить бутылку и наполнить его бокал.

Час спустя братья стояли в нескольких шагах от павильончика и громкими голосами, совсем немного заплетаясь, повествовали достойному господину Джону Джексону о том, как их старший брат Стерлинг недолго увлекался искусством кулачного боя. К четверке не совсем уже трезвых джентльменов только что присоединился еще один юный поклонник этого искусства (если судить по невероятной ширине его плеч).

— Думаешь, нам удастся убедить хоть кого-то из братцев отвезти нас домой? — спросила сестру Сьюзен, не очень ожидая ответа. Тем временем Джексон, шутя, изобразил легкий удар в челюсть Киллиану; тот сделал вид, что пропустил удар и, шатаясь, немного попятился. Вся компания бурно захохотала.

— Ах, эти мужчины!Ну как можно так небрежно рассказывать о поединке Стерлинга с тем ирландцем? Он ведь мог своим ударом прикончить Стерлинга! — Присцилла оглядела компанию, недобро прищурившись. — Бог мой, а тебе не кажется, что Джексон и этот второй тип стараются убедить Киллиана вернуться на ринг? Только этого не хватало, при его-то вспыльчивости.

Сьюзен медленно покачала головой. «Какая нелепая мысль!»

— Да нет, ему просто нравится озорничать. — Присциллу это утверждение, кажется, не убедило. — К тому же готова поклясться: если бы твой близнец и захотел посвятить жизнь кулачным боям, он никогда не найдет себе партнера. Вся Англия наслышана о том, что одного он уже убил. Так что выйти на ринг против лорда Киллиана Синклера[8] отважится разве что боец, твердо решивший свести счеты с жизнью.

— Я с тобой не согласна, — возразила Присцилла, не сводя глаз с оживленно беседующей компании. — Не могу разобрать, что они там говорят. А ты, Сью?

Сьюзен недовольно вздохнула, привстала со скамьи и наклонилась вперед, вглядываясь в братьев через плечо Присциллы.

— Если не ошибаюсь... Они говорят о каком-то Уайтс... нет, о Ватье... — Стараясь получше расслышать, она сильнее наклонилась и оперлась рукой о стол для равновесия. И в этот момент случайно задела один бокал и опрокинула его.

Сьюзен невольно вздрогнула, увидев, как темно-красная жидкость подползает к краю стола, готовая пролиться на колени Присциллы. Глаза Сьюзен расширились от испуга, она завизжала, привлекая внимание сестры, целиком поглощенной беседой мужчин и потому не замечающей грозящей опасности.

Слишком поздно: вино красным водопадиком уже полилось со стола.

Присцилла завопила не своим голосом, когда вино залило ее атласное голубое платье. Она вмиг вскочила на ноги, глаза метали молнии.

— Даже не верю, что ты на такое способна! Ты еще вчера на приеме хотела испортить мое платье и решила не успокаиваться, пока не добьешься своего, да?

— Да нет же, Присцилла. Нет, это вышло чисто случайно. — Сьюзен протянула сестре свой кружевной платочек, но та резко оттолкнула ее руку. Теперь на них обратили свои взоры все, кто находился в радиусе пятидесяти шагов.

— Ну, пожалуйста, Присцилла, потише. Все же...

— Неправда! — Из глаз рассерженной Присциллы брызнули слезы. — Тебе всегда хотелось заполучить это платье — уж признайся, чего там! Ты над ним дрожала с тех пор, как Саймон сказал, что в восторге от него...

Вся кровь отлила от лица Сьюзен, а ноги перестали держать. Она бессильно опустилась на скамью, пораженная в самое сердце жестокими словами сестры.

Присцилла и сама испугалась своей вспышки и зажала рот обеими руками. На несколько мгновений она застыла, как статуя, выпучив глаза, потом метнулась вокруг стола к Сьюзен.

— Ах, боже мой, Сьюзен, прости меня... Я не хотела. Клянусь маминой памятью, я совсем не это хотела сказать. Честное слово, не хотела.

Слезы ручьем полились из глаз Сьюзен. Она опрометью выбежала из павильона и бросилась в тень вязов. Боже, ей все равно было куда бежать — лишь бы остаться одной.

— Ну, подожди же! Пожалуйста! — окликнула ее Присцилла. Бросив умоляющий взгляд на братьев, она развернулась и пустилась за сестрой вдогонку.

* * *

— Какой сегодня чудесный вечер — как раз для прогулок в Воксхолл-Гарденз, Себастьян. Но мне надо присесть и отдохнуть немного, если ты не возражаешь, — сказала бабушка.

— Разумеется. — Себастьян подвел ее к мраморной скамье на Большой аллее и помог старушке устроиться поудобнее. Вечер и вправду был чудесный, но Себастьян, чувствовавший себя в усадьбе Блэквуд-холл, как птица в клетке, вышел бы подышать свежим воздухом даже в том случае, если бы разверзлись все хляби небесные. Он уже собрался сесть на скамью рядом с бабушкой, когда увидел ее— онапроходила под самым фонарем.