Литмир - Электронная Библиотека
A
A

В голубоватом свете луны Андрей увидел неправдоподобно белое запрокинутое лицо. Если бы он не поддерживал девушку, она сползла бы на землю. Он снял плащ, завернул ее.

* * *

Андрей нес ее через город, выбирая темные, безлюдные переулки. Внутри все дрожало от чувства ненависти и гадливости, которое охватило его в трактире. Тем бережнее прижимал он к себе свою ношу. ТИСС подсказывал приближение патрулей, и он вовремя сворачивал в переулок или подворотню, избегая встречи с ними. Но однажды свернуть оказалось некуда, и он остановился, укрытый только тенью.

Андрей почувствовал, как обмерла девушка, даже дышать перестала, когда услышала все ближе и ближе громыхание кованых сапог. Переждав патруль, Андрей шепнул:

– Не бойся, Адоня, они нам не опасны. Просто шумом дорогу нашу обозначать не хочется. Не бойся.

Руки ее напряглись, она отстранилась, пытаясь рассмотреть его лицо, коротко выдохнула:

– Ты!? – уперлась кулаками в грудь. – Пусти!

Андрей поставил ее на землю.

– Ты говорил, что не юкки!

– Сама подумай – стал бы я прятаться сейчас, будь одним из них?

– Я не знаю… Прячешь ведь браслет под одеждой!

– Я не прячу, ему назначено быть там. Я очень рад, что снова встретил тебя. Когда ты ушла, я очень огорчился, я к друзьям собирался тебя увести.

– К чьим? – запекшиеся губы дрогнули в злой усмешке.

– К нашим. Я к лугарам шел.

– Что делать юкки у лугар? Только убивать?

Андрей посмотрел вдоль темной улицы.

– Может, в другом месте доспорим? Я иду в крепость, Алан меня ждет. Ты со мной?

Адоня молчала. Испуганная, голодная, измученная, она уже не понимала ничего, всего боялась. Она растерялась в мире, который только что был теплым, добрым и вдруг и с ошеломляющей быстротой сделался жестоким и кровавым, где было столько смертей, где надо постоянно убегать и прятаться. И всюду был страх. Растерянная, оглушенная, она потерялась в этом страшном мире, осталась одна и больше всего стремилась к людям – ведь не могли остаться жить только злые! Но где искать? Она была уверена, что в глубине джайвы есть люди, которые приняли бы и защитили ее… но она десять раз погибнет, прежде чем отыщет их. Каждую ночь в джайве она умирала от страха. Страх погнал ее к городу – привычному, где все знакомо, но настиг и там: в городе оказалось еще страшнее… Теперь этот человек… Кто он? Почему он встречается, когда ей хуже всего, когда уже край – где плохо, там он… Он говорит – Алан, крепость, лугары… Какие желанные слова, в них сила, защита… Но его ненавистное снаряжение, один вид которого пронзает ужасом… Он ходит по городу среди юкки, сидит с ними, пьет вино… Вдруг она почувствовала, как на ее губы легли его пальцы, и тело его вжимает ее в стену… И тут же услышала грохот. Отгороженная широкими плечами, она ничего не видела, но, показалось, что цоканье копыт раздается прямо в голове, и она зажала уши, зажмурилась изо всех сил…

Потом ей вдруг стало просторно, и она услышала спокойный, насмешливый голос:

– Кажется, они все еще нас догоняют.

Неужели ему не страшно так, как ей? Или – чего бояться своих?

– Не будем мешать им, а то улицы становятся тесными. Идем?

Он улыбается, он спокоен… Может, покой – это он? Адоня прерывисто вздохнула.

Луна то пряталась за облака, то неожиданно возникала в звездных оконцах, бледно высвечивала холм и безмолвную крепость на нем. Тогда на земле расстилались длинные тени. Увидев костры оцепления, Адоня испуганно прикрыла ладошкой рот:

– Как мы пройдем!?

– Тсс, – он сжал ее руку. – Ничего не бойся.

Он пошел, когда густое облако надежно укрыло круглый желтый глаз. Шел в рост, не таясь, прямо на холм. Адоне же хотелось припасть к земле, к траве, проскользнуть юркой ящеркой. Она сцепила зубы, уткнулась лицом ему в плечо. Каждое мгновение ждала окрика, вот сейчас… они не могут не видеть… Сейчас… Почему он даже не пытается идти скрытно, не таится? Куда идет? Может и не в крепость? Адоня чуть поднимает голову и холодеет от ужаса: юкки – вот, в нескольких шагах! Но они пропускают, делают вид, что не видят! Холодно… Кажется, она вся превратилась в ледышку.

Он прижимает ее голову к своему плечу.

– Не бойся.

Они доходят до рва, и тень крепостной стены надежно укрывает их. Он подает условный сигнал и снова – тишина. Вдруг оглушительно загрохотали цепи подъемного мост, и, будто только и ждали этого, истошно завопили внизу, у подножия холма, там, где костры; заметалось пламя факелов, заржали кони.

Мост еще не до конца опустился, когда Андрей прыгнул на него, вбежал в распахнутые ворота. Мост подняли, крепость снова замерла безмолвной темной глыбой.

Она в крепости, но и страх с ней… Алан! Он ничего не знает! Адоня метнулась к нему, лихорадочно, торопливо заговорила:

– Он шпион! Этот человек шпион! Они видели и не остановили его, пропустили! Они знали!

Адоне страшно обернуться и посмотреть на него, в его обезображенное злобой лицо… Но… почему на нем нет и тени беспокойства? Страшное обвинение не пугает его? Почему!?

– Здесь нет врагов, девочка. Дар не шпион.

"Дар?.." Он улыбнулся, снял шлем, встряхнул длинными волосами… Кто-то взял ее за руку, позвал: "Идем". Но она стоит и смотрит ему в спину – склонив голову, он исчезает за какой-то дверью.

* * *

Андрей с облегчением сбросил надоевшее снаряжение.

– Я рад, что ты снова здесь, – Алан испытывал огромное облегчение оттого, что закончились все его тревоги. – Но я не ждал, что ты так придешь.

– Я и сам рассчитывал возвращаться тоннелем, а с ней – куда через реку после той грозы? Ты видел, в каком она состоянии.

– Я и не признал ее сразу – одни глаза остались, – Алан тяжело вздохнул. – Ион хороший кузнец был, отец ее.

– Убит?

– Не знаю. В крепости его нет, а коль так – или убит, или схватили. На воле они его не оставили бы, хороших мастеров хватали прежде всех прочих. Может, в ратуше держат. Поужинаешь?

– Нет, не хочу. Расскажи, как день прошел?

Разговор прервала женщина, осторожно заглянув в комнату.

– Что тебе, Доли?

– Не осталось ли у тебя крепкого вина, Алан? Беда с Адоней, как безумная она, плачет – успокоить никак не можем.

– Постшоковая реакция.

– Что?

– Я схожу к ней, – поднялся Андрей.

Женщина привела его в крохотную комнатку-келью. Еще в коридоре Андрей услышал надрывные крики и рыдания.

Девушка билась в истерике, и две женщины тщетно пытались удержать ее в конвульсивных судорогах. Повинуясь жесту Андрея, они быстро вышли. Он присел на кровать, обнял вздрагивающие плечи, прижал к себе ее голову.

– Адоня…

Она отталкивала его, пыталась отодвинуться, мотала головой, стряхивая его руку. ТИСС помог словам Андрея пробиться к ее сознанию.

– Успокойся, Адоня, не надо плакать. Уже все прошло, ты не одна, о тебе будут заботиться и защищать. Не плачь, Адонюшка, забудь о плохом, это уже только воспоминания. Юкки теперь не достанут тебя, между ними и тобой толстые стены и умелые воины. Не надо плакать, маленькая. Хочешь, дам тебе слово, что никому больше не позволю тебя обидеть?

Мягкий голос обволакивал теплом и покоем, успокаивал… Подобно тому, как добрые материнские руки кажутся в детстве всемогущими, так и он заслонял от страшного, обезумевшего мира; казалось, – вот здесь, где этот голос, тут не может быть плохо… совсем не может быть плохо, потому что он так говорит… И плечо его – кажется, что не бывает ничего надежнее.

– Тебя мучают прежние страхи, Адонюшка, но они ведь уже в прошлом, надо их там и оставить. Ты сильная, я знаю, ты сумеешь прогнать их. Здесь им нет места. Ты среди друзей, здесь тебя любят и готовы разделить твою боль. Не бойся ничего, Адоня, ты в безопасности.

Девушка длинно, прерывисто всхлипывала, как ребенок после долгих слез. Она и была ребенок. Андрей отстранил ее, хотел отвести с лица спутанные волосы. Но рука замерла на полпути – серебристой змейкой вилась седая прядь. Она сама откинула волосы, шевельнула опухшими губами:

24
{"b":"15334","o":1}